даже когда он нас матом:

— Народ, он кругом виноватый,

даже ежели пашет прилежно

иль бурлачит по побережью.

Куда сковородку дели?

Мы немножечко оробели.

И были мы так наказаны:

к его колокольне привязаны.

Да, да, прямо к колоколам.

Поп отгулы дал звонарям.

Дин-дон, дин-дон,

колокольный этот звон

сделал нас совсем глухими

и на левый бок кривыми.

А попадья на мужа ругается:

— Дураки ж по хозяйству стараются!

А кривых как работать заставишь?

— Промеж глаз кулачищем им вдаришь,

и пойдут натирать сковородки:

ходка за ходкой.

Попадье такой расклад не нравится.

Ходит по двору, убивается:

— Глухим, что ни скажешь, кивают

и ничегошеньки не понимают!

Придётся их гнать взашей.

— Винца напоследок налей!

У попа жизнь была хороша,

об еде не болела у нас голова.

И пошли мы искать свой слух,

выспрашивать у старух.

Но старухи нас не понимали,

головами на лес кивали.

Эх, по лесу мы шлялись долго,

добрались до самой Волги,

а там и до гор Урала.

Лешего повстречали.

А тот марево марит,

и смело так нам гутарит:

— Здесь нельзя забавляться,

спугнёте лису. Лиса зайца

не завалит. Вот будет худо!

Вы идите, идите покуда.

— Покуда, это куда?

— А туда, ребятки, туда! —

и показывает на Кудыкину гору.

Да что же это такое?

Побрели мы до той горы.

Леший с нами, чёрт побери!

А Васятка, он не дурак,

думать думу мастак,

говорит нам всем:

— Давай по-хорошему,

от простого пройдёмся к сложному.

Раз у нас ни здоровья, ни слуха,

поможет нам лишь проруха.

А Леший вдали телепается,

всё ниже к траве пригибается,

прислушивается к земле:

не скачет ли кто на коне,

на ступе ли кто не летит,

а может лаз где прорыт

до самого дальнего царства,

заморского государства?

Вдруг Васятка в норку провалился,

мы за ним, ну чтобы он не злился.

И Леший, не крестясь, туда же:

— А вдруг там пловом обяжут?

А летели мы вниз ни много ни мало,

в Виево царство попали.

Сидит там Виюшка, правит,

медь на олово плавит,

гномы ему прислуживают,

да дюже так!

Вий говорит:

— Чего надобно, смерды?

Дурак Васятка сказался первым:

— Потеряли мы слух, окривели,

и об жизни мирской сомнений

накопилась целая куча!

Вот кто на белом свете круче:

батюшка поп или бог?

Вий:

— Я б в этом вопросе помог,

но ни черта не вижу.

А ежели я лавой брызжу

из гор могучих,

то я всех круче!

А Леший ему:

— Ты не прав,

немного у Вия прав.

Вот кто волков по лесу гоняет,

тот всем миром и управляет,

то есть я, Леший.

Вий:

— Ты слова свои взвешивай,

гниль болотная!

Где моя одежонка походная?

Несите, гномы, доспехи,

пойду отсчитывать вехи.

Итак, все вместе ползём наружу,

Вий с нами, как лучший друже.

А снаружи его души

вовсе добро не ищи:

упёрся глазами в землю:

— На пашню мне надо, в деревню.

А нам, дуракам, нет и дела

что душа его захотела

чего-то или куда-то.

Сок желудочный урчит виновато

в отощавших брюхах.

— Может, вернёмся к старухе?

Попадья, она нас любила,

по праздникам токо и била.

— Не, глухих не пустит обратно.

Вот слух разыщем…

— Ай, ладно!

Чтож, побрели калеки дальше,

каждому встречному машем,

но от Вия народ врассыпную.

— Эх, баланду поесть бы какую!

— Ага, щас засеем и будем ждать.

Надо б к людям, там могут подать.

Вий:

— Вспахать — идея хорошая,

тут нет ничего такого и сложного

Ну, пока Вий земелечку пашет,

нам удача крыльями машет

с площадей торговых,

с приходов моргает пловом.

Мы плюнули на пашню Вия,

Лешего в лес отпустили

и одни побрели до народа.

А миряне на нас:

— Уроды!

— Зачем же так?

Ведь мы поём и пляшем,

вразнобой руками машем

да гундосим невпопад.

Но ответом — камнепад!

А в ближайшей богадельне

поставили нас к молельне.

Стоим, крест кладём неправильно,

бьёмся челом об завалинку

и ругаемся грозно матом

(попадья научила, не виноваты).

Выгнали нас. Куда идти?

Одни беды на пути.

— Может, всё-таки поле засеем?

К осени урожай поспеет.

Домишечко рядом поставим.

С Лешим в картишки вдарим.

— Ну не, мы к трудам непривычные.

Не для того ребята столичные

мамок родами тужили.

Мы знаем дороженьку нужную:

пойдём-ка до бабы Яги,

у той две костяные ноги,

сумеет здровье вернуть.

Нелогично, но по лесу прём, не свернуть!

Вий с надела своего нам машет,

соха в ручищах злобно пляшет.

Отвернулись, смотреть неохота,

не наша, то бишь, забота.

А вон и избушка бабы Яги.

Заходим. Ей встать не с ноги:

сидит, в карты с Лешим играет,

тот ей байки смешные баит.

Дураки:

— Помоги нам баба Яга!

— Эх, прячьтесь, поп едет сюда.

— А что ему надо, попу?

— Да что-то я и не пойму.

А поп пузом хлоп и заходит.

Дух язычества сразу уходит

и сияньем наполняется дом.

Мы ж в дальний угол ползём.

Поп кричит:

— Привет, старуха.

Чую, пахнет русским духом.

Никак, суп из мужланов варила?

Гореть в аду тебе! Говорил я?

— Чего припёрся, паразит?

А в аду уже горит

твоя больная печень.

И тут… вытаскивает бабка из печи

румяны, пышны калачи.

Дураки не сдюжили,

вывалились дружно,

хвать по калачу и в рот.

Поп на дурней пузом прёт:

— Вас то я везде и шукаю.

Попадья без холопов пропадает:

то ревёт, то плачет,

то песни орёт, то скачет,

посуда из рук у ней валится,

гости от скуки маются,

песни ваши поминают,

требуют дураков. Пытают,

мол, я вас сгноил куда-то.

Но я ж невиноватый!

Не, поп ни в чём не повинен,

даже если он колокол сдвинул.

Ему там на небе зачтётся,

мол, где тонко, там и рвётся.

Поп:

— Ну тогда собирайтесь,

в дом поповский верстайтесь,

платить обещаю исправно

едой, водою, а главное

про розги и вовсе забуду

колокольней пытать не буду.

— Мы бы рады,

да ни слуха у нас, ни зрения,

ни певческого настроения.

Вот припёрлись до бабы Яги,

просим ведьму: помоги!