– Да подожди ты, не нервничай! – хладнокровно пытался собрать пазл происходящего Бармалё. – Кто «они»? Кто «все»?

– Все они, эти страшные монстры и злодеи, – заливалась слезами Галя-ля. – И медсестра Любка! И врачина-дурачина какой-то там Петрович! И уборщица тётя Ира, та ещё грязнуля-ля. Я их всех ненавижу! Ненавижу всем сердцем!

Бармалё вздрогнул. Если бы Галя-ля могла разглядеть его светлое добропрядовое лицо, она бы увидела, какими огромными стали вдруг его гусеничные глаза. Казалось, они увеличились вдвое, а то и втрое – в них залилось так много печали, сколько прежде никогда не помещалось.

– Но твоё сердце не умеет ненавидеть, – чуть слышно пробармолял Бармалё. – Я этого в него не вплетал. Оно умеет только любить.

Тем временем, казалось, Галя-ля перестала обращать внимание на своего внезапного ночного гостя и продолжала разговаривать, а точнее рыдать, сама с собой:

– Я ненавижу их. Они злые. Очень злые. Все добрые врачи уехали встречать Новый год со своими детьми. А эти злые остались! И поэтому стали ещё злее. А может, у них даже детей нет – настолько они злющие!

Бармалё окинул взглядом пустую тёмную палату Гали-ли и увидел где-то в глубине пространства, очерченного оконной рамой, не слишком нарядную, но всё же новогоднюю елку.

«Опять закрутился, – подумал и без того крепко расстроенный Бармалё, – и, как всегда, не заметил наступления праздника!» Добропряд не преувеличивал и был совершенно честен. Ведь технология создания нитей добра из света заключалась именно в том, что наш посланник Света должен был быстро-быстро вращаться вокруг своей оси и этой своей круговертью добывать волокна любви. Бармалё называл это «головокружительная карьера».

Галя-ля продолжала очень громко и надрывно плакать, временно забыв про поварёшку:

– Эти монстры приходят, только чтобы сделать мне больно своими огромными иголками. Это так больно! Очень больно!

Сострадая всей своей гусеничной душой заболевшей девочке, Бармалё грустно хмыкнул: диагноз ясен и, увы, крайне распространён. В скольких детских сердцах надрывались ниточки любви, когда вместилищам этих сердец – маленьким телам – причиняли боль. Ах, если бы врачи только знали об этом, они бы наверняка стали изобретать лекарства только в виде мармеладок. А объятия с плюшевыми зайцами прописывали бы для наружного применения.

Только было Бармалё размечтался о том, как далеко могла бы шагнуть медицина, как плетение его светлой мысли прервал пронзительно-шершавый скрип палатной двери. Галя-ля тотчас же смекнула, в чём тут дело. И, временно прервав рыдания, спряталась под своё кургузое холодное одеяло, проявляя чудеса телосложения и компактности.

– Галя-ля, ты куда? Что с тобой? – всерьёз забеспокоился Бармалё. Но, рассмотрев-таки через проступающую мглу тучную фигуру медсестры, судя по всему вышеупомянутой Любки, гусениц всё понял без слов. Любка с двумя шприцами, зажатыми между её большим и указательным пальцами, – будто только что вышла из фильма про гангстеров – действовала быстро и хладнокровно.

Подавшись своим маленьким, но плотным тельцем вперёд, словно раскачиваясь на качелях, наш добропряд в мгновение ока очутился на плече у Гали-ли. И принялся за дело.

– Значит, так, Галя-ля, слушаем меня внимательно, – бодро забармалёлил он в ухо больной. – Сегодня один из главных дней в твоей жизни. Сегодня ты перестанешь бояться уколов. Сегодня ты навсегда забудешь о том, что кто-то пытался сделать тебе больно. Сегодня ты прекратишь думать, что люди спят и видят, как бы причинить тебе зло. Научишься благодарить за помощь. Сможешь видеть в каждом человеке хорошее. И, главное, навсегда позабудешь эту несусветную глупость – будто бы твоё сердце умеет ненавидеть. Ах да! И прямо сейчас ты перестанешь болеть.

Бармалё внимательно наблюдал за тем, как девочка потихонечку перестаёт трястись под своим холодным колким покрывалом. И продолжал:

– Завтра ты выздоровеешь и пойдёшь домой. Тебя там ждут родители, подарки и толстый щекастый рыжий хомяк.

– Стройняш! Откуда ты узнал про Стройняша? – изумлённо высунулась из своего укрытия Галя-ля.

– Так это же я для тебя его соткал! Чтобы в твоём сердце росла любовь и ничего, кроме неё.

– Со-что ты сделал? – Девочка была так удивлена, что села на кровать, свесив ноги, не обращая никакого внимания на приближающуюся угрозу в виде медсестры. – Я его даже от мамы прячу – в коробке из-под абрикосов, на чердаке. А ты узнал… – растерянно разглядывала девочка тонкую светящуюся спиральку на своём плече.

– Удивительный ты, конечно, человек Галя-ля! Маленький, но удивительный! То есть говорящий гусениц тебя ни капельки не впечатляет… А гусениц, читающий мысли, тут же производит фурор?!

– Я про Стройняша вообще никому не рассказывала, даже родителям! – снова заняла горизонтальное положение Галя-ля и даже добровольно высвободила из-под горе-одеяла и пижамных штанов то самое важное место, предназначенное для уколов.

– Ладно, про Стройняша я замолвлю перед мамой словечко. Ты сейчас, главное, не отвлекайся и смотри на меня. – Бармалё перебрался на подушку почти вплотную к девочкиному носу. – Я буду раскачиваться на своём светопроводе туда-сюда, а ты с меня глаз не своди. Лады́-мармелады́?

– Лады-лады, – самоотверженно кивнула Галя-ля.

Бармалё закачался из стороны в сторону, словно светящийся маятник.

– Представь, что укол – это не укол. Иголка – не иголка. Медсестра – не медсестра, – продолжал спокойным монотонным голосом гипнотизировать девочку Бармалё. – Представь, что шприц – не шприц. И в нём не лекарство, а прекраство! Оно затекает в тебя сотней самых красивых, самых светлых оттенков, и на чистом внутреннем холсте твоей души…

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.