Сегодня вечером – «Бойцовский клуб», который ты никогда не видела. Он, как и все парни, обожает этот фильм. Какая разница. К черту «Бойцовский клуб». Важно лишь прикосновение его кожи к твоей и тепло его дыхания на твоем лице. Его пальцы в твоих волосах, на твоих бедрах, между ног. Ты чувствуешь себя невероятно окрыленной, невероятно счастливой, что нашла в его лице наставника. Такого, как советуют в журналах: кого-то, кто нравится тебе и кому нравишься ты. Мальчика, которому можно доверять.

Ты в юбке. Пока Эдвард Нортон оплакивает свой диван, стереосистему и красивый шкаф, твой бойфренд засовывает два пальца тебе в трусики, а затем – не успеваешь ты опомниться – внутрь тебя. До сих пор ты не задумывалась, что юбки означают легкий доступ, особенно летом, без колготок и шерстяных границ между тобой и миром.

Его пальцы принимаются за дело. Ничего страшного. Ты делаешь вдох и велишь себе расслабиться.

Брэд Питт в подвале объясняет первое правило Бойцовского клуба. Бойфренд стягивает с тебя трусики. Никогда в жизни ты не чувствовала себя такой голой. Из груди вырывается смешок, похожий на кашель. В ответ парень целует тебя крепче.

Все ускоряется, ты не успеваешь следить. Лицо Эдварда Нортона разбивается о бетонный пол. Вы с парнем оба голые ниже пояса.

Тебе говорили, что можно сказать «нет». Но никто не объяснял как. Никто не говорил, как посмотреть в глаза человеку, которого любишь, и сказать, чтобы он прекратил.

Твой внимательный парень понял бы без слов. Заметил бы, что руки у тебя безвольно повисли, а зубы стучат. Но пока Эдвард Нортон рассылает коллегам стихи по электронной почте, бойфренд тянется за презервативом. Ты понятия не имела, что он держит их во внутреннем кармане рюкзака. Что у него все отлажено.

Брэд Питт произносит монолог о том, как реклама разрушает душу. Ты смотришь, как парень входит в тебя. Это твой первый раз, и все происходит потому, что ты слишком боялась сказать «нет». Потому что бойфренд забыл посмотреть тебе в глаза.

На следующей неделе ты оставляешь ему голосовое сообщение. Говоришь, что все обдумала и вам лучше расстаться. Кладешь трубку и плачешь.

Годы спустя ты забьешь его имя в поисковую строку в соцсети. Профиль будет закрыт, а вместо фото – серый квадрат. Ты не станешь добавлять его в друзья.

А пока жизнь продолжается. Само собой.

Ты снова занимаешься сексом. Иногда плохим. Иногда унылым. Чаще, чем хотелось бы, ты мысленно возвращаешься к тому моменту.

Ты не забудешь своего первого парня. Того, кто научил тебя жить в качестве гостьи в твоем собственном теле.

Каждый вечер ты спрашиваешь его «когда», и всякий раз он отказывается сообщать. «Скоро узнаешь. Куда спешить? Или тебя где-то ждут?»

Говорит, они еще не закончили сборы. Сколько у них вещей? Он не миллионер. Одевается опрятно, но одежда не новая. Он упоминал работу по дому, мытье полов, белье, которое нужно развешать. На его плечах весь мир, и некому (за неимением платной прислуги) облегчить ношу. Они прожили в этом доме много лет, и теперь им предстоит выгрести содержимое семейной истории, каждый клочок бумаги, каждую забытую безделушку. Они собираются уехать и обосноваться в другом месте, и необходимо решить, что оставить, а что взять с собой.

Затем, однажды вечером, он говорит: «Идем».

Осознание приходит через секунду, ты застываешь. Он резко поднимает тебя на ноги и начинает возиться с цепью. Поворот ключа – ключ все-таки есть, – пара рывков, и цепь со стуком падает на пол. Ты чувствуешь невероятную легкость.

Без цепи сложно сохранять равновесие, ты держишься за стену. Он тянет тебя за руку, торопясь вытащить наружу.

– Давай, – говорит он. – Шевелись.

Через несколько секунд под твоими ногами будет трава и никаких стен вокруг.

– Подожди.

Ты пятишься к задней стене, едва не выскользнув из его хватки. Цепкие пальцы вновь настигают тебя: он не из тех, кто так легко отпустит. Левое плечо с силой выкручивается, от неожиданности темнеет в глазах. Он нависает над тобой сзади.

– Какого хрена? Ты издеваешься?

Задыхаясь, ты свободной рукой указываешь на книги. Давным-давно он принес полиэтиленовый пакет, чтобы защитить их от влаги. Смотри, мол, я умею заботиться о своем имуществе. На ящике – безделушки, которые он забрал у других и отдал тебе.

– Я только хотела взять вещи, – говоришь ты, стиснув зубы. – Клянусь. Прости.

– Твою мать.

С прижатой к бедру рукой он подводит тебя к стопке книг. Ты спотыкаешься о его ногу и едва не падаешь. Он ловит тебя, ставит прямо.

– Давай.

Вы приседаете вместе, ты берешь пластиковый пакет, кладешь в ящик с остальными вещами.

– Ну, готова?

Ты киваешь. Он ведет тебя к двери. На прощания нет времени. Ты выхватываешь из памяти случайные моменты, похожие друг на друга дни, пять лет, слившиеся в сплошное месиво. Один непрерывный сарай. Место отчаяния и потерь. Но в конце концов ты к нему привыкла.

Здесь ты научилась выживать. Новый дом, куда вы едете, полон неопределенности, в каждом углу таится вероятность ошибки.

Он останавливает тебя у двери. На запястье ложится что-то холодное и твердое. Блестящий металл наручников. Один браслет защелкивается на твоей руке, второй – на его.

– Пора.

Он протягивает свободную руку к задвижке, его лицо в паре дюймов от твоего.

– Не вздумай ничего выкинуть. Я серьезно. Просто шагай к машине. Если побежишь, закричишь или сделаешь хоть что-нибудь – пеняй на себя.

Он отпирает замок и кладет ладонь тебе на затылок, вынуждая посмотреть вниз. Кобура на бедре. Пистолет.

– Я поняла.

Он отпускает твою голову. Затем – щелчок, рывок и (вот так сразу, без подготовки) чудесное дуновение ветра на лице.

– Шевелись.

Он тянет тебя следом. Ты делаешь один шаг, второй. Ты снаружи. Стоишь в полный рост и вдыхаешь свежий воздух. Пряди волос щекочут лицо. Происходит уйма всего, природа требует, чтобы ты ее услышала, почувствовала. Шелест листьев на ветру. Жужжание насекомых и скрип ветвей. Влага от росы на лодыжках и почва под босыми ногами.

Очередной толчок. Ты идешь к припаркованной машине. Второй раз видишь сарай снаружи: серые вертикальные доски, белая окантовка вокруг двери. Ухоженный и аккуратный. Он не из тех, кто потерпит сорняки на своем участке, не из тех, кто любит выделяться. Никто никогда не заподозрил бы.

Вдалеке слева, если прищуриться, можно разглядеть очертания дома. Высокого, просторного, пустого. Дома, где, по твоим представлениям, когда-то жила счастливая семья: на потолке сияли светильники, по коридорам эхом разносился смех, отражаясь от блестящих электроприборов. Теперь окна темные, дверь заперта. Воспоминания его покинули. Выжженная земля, лишенные жизни стены.

Вы идете дальше. Беспокойный, нетерпеливый мужчина торопится к месту назначения. Сегодняшний вечер не для тебя.

Над тобой – небо. Возможно, звезды. И даже луна.

Ты обязана посмотреть.

Если разогнешь шею, это может тебе дорого стоить. Ему не понравится. Но прошло пять лет, и если не сейчас, то когда?

Он шагает впереди, глядя под ноги. Не хочет споткнуться. Не хватало ему только упасть.

Ты шагаешь в такт, пытаясь не отстать, и медленно, словно ступая по шаткому подвесному мосту, запрокидываешь голову.

Оно здесь, будто ждало тебя. Черное небо с десятками звезд. Ты продолжаешь идти, упиваясь небом. Ты и тьма. Ты, бездонный океан и точки крошечных айсбергов, рассеянные вокруг. Ты и чернильный мрак, оживленный белыми отблесками.

Но есть кое-что еще. Тяжесть в груди, разрушительная горечь. Ты и все, кто смотрит на то же небо. Такие же женщины, такие же дети, такие же мужчины и старики, такие же младенцы, такие же домашние животные.

Вот о чем напоминает небо: раньше ты была не одна. У тебя были мать, отец и брат. Соседка по комнате. Кровная семья, избранная семья. Люди, с которыми ты ходила на концерты или пропускала по стаканчику. С которыми сидела за одним столом. Люди, которые дарили свою поддержку, открывали перед тобой мир.