Раздается стук кулаком в дверь, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи.
— Изабелла! — Доносится пронзительный голос Ренаты, от которого у меня сводит живот. — Что ты там делаешь? Поторопись!
— Иду! — Я спускаю воду в унитазе, убедившись, что не осталось следов, и спешу к раковине с мраморной столешницей, чтобы вымыть лицо и руки, пытаясь смыть любые следы того, что я плакала. Мои глаза все еще выглядят розовыми и немного опухшими, но это само по себе не доказывает, что меня рвало.
Я думаю, они все равно ожидают, что я буду плакать.
7
ИЗАБЕЛЛА
Когда мы входим, гостиная превращается в настоящий взрыв свадебного планирования, от которого мне хочется убежать, и меня снова начинает тошнить.
Люсия и Лия сидят там с двумя женщинами, которых я никогда раньше не видела, которые, должно быть, являются планировщиками исходя из блокнотов и образцов, окружающих их. Другая женщина, долговязая блондинка, перебирает вешалки, ломящиеся от кружев и шелка, и у меня слабеют колени, когда я понимаю, что это свадебные платья.
В комнате тихо, и обе планировщицы выглядят заметно неуютно. У Лии сердитое выражение лица, а Люсия сидит такая же неподвижная и безучастная, как всегда, я почти уверена, что она придумала тактику, позволяющую никому в этой ужасной семье не обращать на нее внимания. Это умный ход, и мне, вероятно, следует обратить на него внимание. За исключением того, что трахаться с Диего придется не ей. Трудно держать голову опущенной и рот на замке, когда передо мной маячит нечто подобное, и все пути к бегству, кажется, отрезаны. Что еще я должна делать, кроме как сражаться?
— Нам нужно, чтобы эта свадьба была грандиозной, — говорит Рената, подталкивая меня к стулу возле стойки со свадебными платьями, достаточно далеко от организаторов, чтобы было ясно, что мой вклад в это дело совсем не нужен, не то, чтобы меня это действительно волновало. Единственная часть моей свадьбы с Диего Гонсалесом, которая меня интересует, это то, какие средства я могла бы использовать, чтобы избежать этого. — Это должно стать событием десятилетия, чтобы развеять слухи о нескромности невесты и продемонстрировать семейное богатство. Никто не посмеет плохо отзываться о ней, если Диего устроит самую роскошную свадьбу, которую кто-либо видел в семьях за долгое время. Они решат, что слухи — ложь, иначе зачем бы ему тратить так много?
— Конечно, — говорит старшая из двух женщин, приятно улыбаясь. Конечно, так оно и есть, с горечью думаю я. Кому не нравится повод потратить чужие деньги?
Рената кивает, выглядя довольной тем, что кто-то с такой готовностью соглашается с ней.
— Это несправедливо! — Внезапно Лия вспыхивает, свирепо глядя на свою свекровь. — Я ничего не говорила со вчерашнего вечера, но это… — она взмахивает рукой, указывая на беспорядочную кучу цветовых образцов и цветочных композиций, а также на переполненную стойку с платьями, — абсолютно нечестно!
— Не могла бы ты рассказать мне, что именно тебе не нравится в грандиозной свадьбе старшего брата твоего мужа? — Резко спрашивает Рената, в ее тоне слышится яд. — Может лучше посидеть тихо, как подобает жене моего младшего сына?
— Я та, кто подарила этой семье наследника после Диего, — злобно выплевывает Лия. — Моя свадьба была скромной. Мы срезали углы. Мое платье было не тем, что я выбрала, потому что мне нужен был дизайнер, а ты сказала, что тратить так много расточительно. “Пользуйся младшим братом”, кажется, ты употребила именно эти слова. Я пришла к Хуану в постель. Я была хорошей и послушной женой, а теперь эта маленькая шлюшка раздвигает ноги перед своей свадьбой и при этом получает все, что пожелает?
— Я бы с радостью обменяла это на то, чтобы мне не пришлось трахаться с Диего, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж.
Слова срываются с моих губ, звуча сдавленно из-за моих усилий не расплакаться от того, насколько я шокирована и в панике, прежде чем смогу их остановить. Я чувствую, что все в комнате оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, и я хватаюсь за подлокотники своего кресла, борясь с желанием убежать. Мне не следовало этого говорить, но я не могла больше ни секунды выносить звук плаксивого, скрипучего голоса Лии, жалующейся на что-то, за что я бы отдала практически что угодно, чтобы избежать.
Рената не говорит ни слова. Она просто плавно встает со своего места, подходит ко мне и крепко сжимает мой не ушибленный локоть, что заставляет меня морщиться от боли. К завтрашнему дню у меня будут такие же синяки, мрачно думаю я, когда она выводит меня из комнаты прямо в гостиную, расположенную несколькими ступеньками ниже, и захлопывает за нами дверь. Я даже не успеваю опомниться, как ее рука ударяет меня по лицу, и мои глаза слезятся от ожога. От второго шлепка, с другой стороны, у меня звенит в ушах.
— Неблагодарная маленькая шлюха, — шипит Рената. — Я сказала своему сыну забрать тебя у Рикардо и продать картелю Эрнандеса. Они заплатили бы кругленькую сумму, чтобы поместить тебя в один из своих публичных домов, даже с твоей потерянной девственностью, с внешностью, похожей на твою. Но мой сын решил, что лучшей местью будет сделать тебя своей невестой, и моя работа как его матери — сделать его счастливым. Дать ему то, чего он хочет, а чего он хочет, так это роскошной свадьбы, которая заставит все языки перестать болтать о том, какая маленькая распутная шлюха стала его невестой. — Ее рука сжимает мои волосы, оттягивая голову назад. — Я могу сделать твою жизнь намного несчастнее, когда мой сын не смотрит, — шипит она. — Ты не будешь управлять этим домом, пока я жива. И все здесь тебя ненавидят. Я бы начала работать над тем, чтобы доставлять удовольствие твоему будущему мужу, а не раскидываться отрывистыми комментариями, которые могут показаться приятными на мгновение.
Рената отпускает меня, тяжело дыша, и на одно дикое мгновение я задаюсь вопросом, что было бы, если бы я ударила ее в ответ. Я никогда в жизни никого не била, но именно сейчас моя ладонь чешется сделать это, а лицо горит и пульсирует, желая вернуть ей ту боль, которую она причинила мне. Я могла бы сделать это, могла бы решить свою судьбу в этот единственный блаженный момент удовлетворения, мало чем отличающийся от безрассудного решения, которое я приняла относительно своей девственности, если бы в этот момент дверь не открылась.
Диего стоит там, заполняя дверной проем, но не в том внушительном виде, который мог бы заставить женщину захотеть его. Я понимаю, что лучшим словом описать его позу и манеру держаться всегда было бы «напыщенность», и «жестокая улыбка», которую он, кажется, чаще всего приберегает для меня. Он мелькает в мою сторону, а я стою застыв.
— Не хочу прерывать твои свадебные планы, мама, — холодно говорит он. — Но здесь доктор, и нам нужно отвести Изабеллу в уединенное место.
— Доктор? — Рената приподнимает бровь, и я чувствую, как мое сердце падает, комната вокруг меня меняется, как будто я могу упасть в обморок.
Оставайся в сознании. Я должна оставаться в сознании. Если я этого не сделаю, я проснусь, и все следы Найла, которые у меня еще могут быть, исчезнут.
Я сильно прикусываю губу, пытаясь урезонить свое бешено колотящееся от страха сердце. Они вообще могут узнать так скоро? Узнает ли врач, беременна ли я? Даже возможности того, что доктор может и не сказать сразу Диего без больницы, недостаточно, чтобы унять мой ужас.
— Мы уже знаем, что она не девственница, — усмехается Рената. — И я плачу планировщикам по часам, Диего. Она может сходить к врачу в другой раз.
Рената — единственный человек в семье, который, кажется, может безнаказанно перечить своему сыну. Несмотря на это, выражение лица Диего становится таким мрачным, что любого другого бросило бы в дрожь.
— Я сказал сейчас, — сердито скрежещет он. — Конечно, я знаю, что она, блядь, не девственница. Она объявила об этом всем, кто имеет хоть какое-то значение отсюда до Мехико, чтобы их услышали. Но вместе с этим появляется вероятность того, что она может быть беременна, и я хочу знать.
