— Джин с тоником и двойным лаймом, — говорю я бармену, когда подхожу к длинному, сверкающему деревянному бару и кладу перед собой черный шелковый клатч, чтобы занять место. Мне кажется, что для такого места это вполне подходящий напиток. Я стараюсь не морщить нос, делая глоток, пока он передает его мне, и наблюдаю за игрой так непринужденно, как только могу.

Левин не поднимает на меня глаз. Его внимание сосредоточено на картах, которые он держит в руках, но я уже вижу, что за столом все не так. В баре есть еще несколько женщин, притягивающих взгляды, но большинство из них смотрят на меня. Я окидываю взглядом других женщин, гадая, играет ли кто-нибудь из них в ту же игру, что и я, или они действительно просто ждут мужчин, с которыми находятся рядом.

Я слышу ворчание за столом, когда кто-то делает фолд, и взгляд Левина поднимается на меня ровно настолько, чтобы я поняла, что должна принести ему выпивку.

— Водку, чистую, — говорю я бармену, и он приносит мне напиток в граненом хрустальном стакане. Я встаю, чувствуя, что от нервов немного шатаюсь на пятках. Тем не менее мне удается держать себя в руках и медленно идти к Левину, понимая, что мне нужно привлечь как можно больше внимания. Я должна выглядеть так, будто не тороплюсь, будто мне не особенно хочется идти к нему.

Как будто я могу уйти с кем-то другим, если он произведет на меня достаточное впечатление. Как будто на это действительно есть шанс. Я ставлю стакан у его локтя, и он едва замечает меня, даже когда я провожу рукой по его плечу. Я знаю, что это часть игры, создать впечатление, что он не так уж доволен или внимателен ко мне, чтобы подкрепить уловку, что я могу заинтересоваться кем-то другим, и чтобы не казалось, что я готова помочь ему победить. Но это все равно больно, особенно после той привязанности, которую он проявлял ко мне, когда мы играли в эту игру в других местах. После стольких дней и ночей, когда он продолжает отдаляться, я чувствую, что изголодалась по его прикосновениям. Я скучаю по нему так, что это похоже на физическую боль.

Отстранившись, я вижу руку мужчины рядом с ним и незаметно касаюсь пальцем плеча Левина, отстраняясь. Я все еще не до конца понимаю игру, но Левин показал мне достаточно рук, чтобы я понял, какие из них могут навредить его победе. У мужчины рядом с ним такая же, и, хотя Левин не дернулся от прикосновения моего пальца, я уверена, что он все понял.

Когда я отхожу к барной стойке, то вижу, что игроки заканчивают раздачу как раз вовремя, чтобы сделать перерыв. Левин остается за столом, и я понимаю, что это сделано специально, чтобы дать кому-то еще шанс подойти ко мне и пофлиртовать. По крайней мере трое из остальных мужчин клюют на эту наживку. Я чувствую себя кроликом, загнанным в угол, когда они подходят к бару и ведут со мной светскую беседу, все они флиртуют, пытаясь выяснить, кто купит мне следующий напиток, но я заставляю себя улыбаться и давать в ответ достаточно, чтобы казалось, что у них есть шанс. Я вижу, что по крайней мере еще одна женщина в баре делает что-то подобное, в то время как остальные наблюдают за происходящим с таким видом, который наводит на мысль, что они с другими игроками, а не с теми, кто в данный момент пытается подцепить одну из нас.

Не смотреть на Левина - это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Я принимаю еще один напиток и откидываю волосы назад на плечо, мило улыбаясь комплиментам и желая, чтобы время прошло быстрее, и они все вернулись за стол. Я хочу увидеть, смотрит ли Левин на меня, есть ли на его лице ревность, ненавидит ли он это так же, как и я.

Я чувствую, как напряжение нарастает по мере того, как продолжается вечер. Стол редеет, с каждой рукой остается все меньше и меньше игроков, а Левин все еще в игре. Немного погодя я приношу ему еще один напиток, заметив руку другого игрока, и касаюсь пальцем его шеи с той стороны, на которой находится игрок, делая вид, что просто ласкаю его, пока ухожу.

Когда игра подходит к концу, все, чего я хочу, это чтобы она закончилась, в любом случае. Я хочу смотреть, но я слишком занята, отбиваясь от мужчин, пытающихся заговорить со мной, и я не знаю, как там Левин, не то, чтобы я могла считать, по его покер-фейсу. Он безупречен, что прекрасно для игры и ужасно для моего беспокойства.

Со стороны стола доносится сердитый стон, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Левин подносит к нему последние фишки и пластиковые карты, явный признак того, что он выиграл. Я чувствую прилив облегчения, а затем мгновенный, сжимающий страх, когда остальные игроки, все еще находящиеся за столом, встают, причем двое из них почти красные от ярости.

— Он жульничал, — рычит один из них, указывая на Левина. — У него там сучка, которая приносит ему выпивку и показывает на наши руки. Я видел ее.

Мое сердце едва не замирает в груди, когда остальные мужчины начинают поворачиваться ко мне, и я вижу, как один из игроков за столом кивает в знак согласия.

— Я тоже это видел. Она в этом замешана. Он выиграл нечестно...

— Хватит! — Огрызается Левин, вставая. — Это чертова нелепость. Если вы не умеете проигрывать по-джентльменски...

— Это не джентльменская игра, если в нее играют с шулерами. — Человек, обвинивший Левина, делает жест в мою сторону. — Кто-нибудь, схватите ее. Мы покажем этой, что бывает с женщинами, которые потворствуют и обманывают.

Трое мужчин приближаются ко мне, прежде чем я успеваю пошевелиться, и Левин начинает действовать. Фишки и карты уже забрали, чтобы обменять на его выигрыш, но остальных мужчин, похоже, не волнует, что игра окончена. Те, кто еще сидит за столом, приближаются к нему, и я вижу, как Левин направляется к одному из них, готовый к драке.

— Левин! — Я выкрикиваю его имя, когда руки хватают меня за плечи, оттаскивая назад, и я чувствую другие руки там, где их не должно быть, они скользят по шелку моего платья, ощупывая меня, пока меня толкают к столу. Я очень четко представляю, что они для меня запланировали, и выкрикиваю имя Левина, уворачиваясь от них, чувствуя, как юбка немного рвется, когда я наступаю на ее край каблуком.

— Не трогай ее, мать твою! — Рычит Левин, и я вижу, как вылетает его кулак и врезается в челюсть стоящего перед ним мужчины. Он уже замахивается на следующего человека, идущего к нему, но даже я вижу, что их слишком много. Он в меньшинстве, и у меня возникает ужасное, тонущее чувство, что это лишь вопрос времени, когда кто-то достанет оружие.

Грубые руки толкают меня вниз, лицом вперед на стол, и я бьюсь, пытаясь сделать так, чтобы было больно. Я не позволю этому случиться, судорожно думаю я, изворачиваясь, чтобы вцепиться когтями в руку одного из мужчин, пытающихся удержать меня, и в лицо другого.

— Она царапается, как гребаная кошка! — Восклицает один из них, отшатываясь назад. Пользуясь случаем, я еще больше изворачиваюсь, выгибаюсь и бью одного из мужчин острием каблука прямо по яйцам. Он воет и шарахается назад, а мне удается встать со стола, как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из мужчин выхватывает длинный нож, и бросается в драку к Левину.

Я выкрикиваю его имя, и он поворачивается ко мне, видя, что мужчина направляется к нему. Но уже слишком поздно.

Я вижу, как нож вонзается в бок Левина, рывком поднимаясь вверх, и кричу.

18

ЕЛЕНА

Все, что я могу думать, это то, что я должна добраться до него. Я не знаю, как драться. Я никогда в жизни ни с кем не дралась, но мне кажется, что я сошла с ума, когда я вижу, как лезвие пробивает рубашку Левина и вонзается в его бок, а кровь растекается по ткани. Я кричу, в горле першит от этого звука, я бью ногами, когтями и локтями, пробиваясь сквозь людей, и бросаюсь к нему. Нож все еще зарыт в его боку, и я не решаюсь его вытащить, но хватаю его, ударяю коленом по яйцам одного из мужчин и царапаю другого по лицу, обезумев от страха и ярости, когда пытаюсь вытащить Левина оттуда.