До настоящего времени эта область жизни горцев ему была не очень знакома. Естественно, делать детей его учить не надо было. А вот некоторые взаимоотношения в семье освежить в памяти можно было бы. Как оказалось, предложение Патимат не было чем-то из ряда вон выходящим, а совершенно обычным явлением. Во многих семьях жены сами подбирали вторых и последующих жен своим мужьям, что было давней, освещенной традициями, практикой. Нередко этот процесс приобретал собой характер настоящего консилиума, на котором на полном серьезе обсуждались родословная каждой из возможных претенденток, ее моральные качества, здоровье, способности к ведению хозяйства и т. д. В процессе вспоминались родственники до пятого и шестого коленей, должные иметь превосходное здоровье и безупречную репутацию. Ломались копья по поводу калыма, размер которого должен был свидетельствовать об очень и очень многом: об уважении к роду невесты, о статусе, ее красоте, способностях и умениях. Не забывали обсудить приданное будущей невесты — число платьев и нижних рубах, виды верхней одежды и обуви, украшения и т. д. Вот именно тонны этой зубодробительной информации и были вылиты на Рината во время их последней совместной ночи. Прекратить поток ее словоизвержения удалось лишь тем, чем и должны заниматься в постели мужчина и женщина.
«Патимат, конечно, огонь, но… кого она мне найдет?». Его воображение почему-то начало рисовать малопривлекательные, а то и откровенно уродливые женские образы. Перед глазами проходили мужеподобные толстопятые бабы, пытавшиеся с ним, о ужас!, кокетничать. Они подмигивали, делали характерные движения, намекая на близость. «Б…ь! К черту таких свах! Сам найду. Король я, тьфу, имам я или не имам⁈ Найду себе симпатичную кралю и объясню это политической необходимостью. Ха-ха-ха… Хотя, все может случиться».
Забыться сном ему удалось лишь глубокой ночью.
По утру, едва лучи солнца осветили восточную часть гор, отряд отправился к ближайшему селению. Ринату не терпелось посмотреть на местную школу, одно из своих детищ, на которое он возлагал большие надежды в осуществлении своих планов. Развивая густую сеть школ при мечетях селений, он очень просто и быстро получал довольно много мало-мальски грамотных людей. В последних сейчас была катастрофическая нехватка. Ведь он пытался строить государство, которое просто физически невозможно без делопроизводства, без грамотных клерков на местах. Пока ему оставалось метаться из конца в конец новорожденного имамата, решая одни проблемы за другими. Наибы областей, будучи неграмотными, не могли даже послать ему весточку о делах на местах. Вестники банально заучивали наизусть послания, чтобы передать их от одного адресата другому. Это было какое-то административное безумие…
— Посмотрим, чему и как учат в лучшем мяктебе[1] Дагестана, — в пол голоса бормотал Ринат при подъезде к крупному селению, над лепившимися друг к другу саклями которого возвышались аж четыре минарета мечетей. — Эх, мне бы хоть десяток другой образованных пацанов, чтобы хоть какие-то дыры заткнуть. Одного сразу же в помощь Амирхану, чтобы помогал готовить мою картотеку на людей и селения. Пару посадить на хозяйственную часть, чтобы считали все и вся. Ведь самому приходиться пересчитывать казну. Б…ь, как Скрудж, часами копаюсь в серебряных монетах, перекладывая их из одной стопки в другую. Как тут заниматься делами⁈
При въезде в селение их уже ждали старейшины, окруженные жителями. Не уважить их беседой и короткой проповедью, было совершить серьезную ошибку. В спешке здесь дела не делались. Тем более он был их имама, духовный, военный и политический лидер всего имамата.
Пришлось перед людьми выступить с небольшой, но емкой речью, где, в лучших традициях черного и белого пиара, было все: плохие и греховные враги, желающие плохого и страшного Кавказу; гордые и смелые жители, прибывающие с милостью и благословением Всевышнего; прекрасное светлое будущее, к которому все они шли семимильными шагами.
-…Скоро среди вас больше не будет голодных и замерзающих, раздетых и болеющих. В каждой сакле вечером будет готовиться казан полного и жирного плова с большими кусками баранины. Хозяйка будет встречать хозяина в красивом шелковом платье и дорогом парчовом платке. В овчарне будут блеять десятки круторогих баранов и жирных овец, — широкими и яркими мазками Ринат рисовал перед жителями красивую картину будущей сытой и прекрасной жизни. — Вы забудете про бандитов и разбойников. Вновь без страха станете встречать караваны купцов с товарами…
Старейшинам чуть позже он обещал уже немного иное, но не менее привлекательное для них.
-…Пророк Мухаммад, да прибудет с ним милость Всевышнего, сказал, что мудрые будут вести нас по пути веры. А кто, как не вы, уважаемые и убеленные сединой аксакалы, смогут вести жителей этого аула? Кому, как не вам решать все дела в этом прекрасном селении? Разве есть более достойнейшие? — говорил он чистую правду, так как жители аула в качестве местной власти могли принять лишь своих. — Над вами будет лишь мой наиб, которому вы можете верить и доверять, как мне. Идите к нему со всеми своими проблемами и заботами, которые по воле Всевышнего разрешаться самым скорейшим образом.
Все эти цветастые и хитрые обороты у него уже давно вылетали из рта сами собой, создавая самое искреннее и убедительное впечатление. Ведь в десятках селениях, через которые пролегал его путь, происходило примерно одно и тоже. Местные старейшины или неформальные лидеры селений и общин выказывали ему свою покорность, а он оставлял их у власти. Это было заключение очередного устного договора между им и местной властью, в котором они признавали свое вхождение в имамат.
Потом были встречи с некоторыми из старейшин отдельно от остальных, где у него выпытывались ответы на не очень приятные вопросы. Спрашивали про судьбы хана Джавада и его сторонников, про войну с русскими, про торговые караваны из Персии и работорговцев из Османской империи, про огромную цену на соль, про судьбу кровников и размер калыма. Многие из тем были для селения настолько животрепещущими, что отвечать приходилось максимально осторожно. На другие вопросы отвечал свободнее. На хана Джавада он, по-прежнему, вешал всех собак, обвиняя его во всех мыслимых и немыслимых грехах. Большой калым обвинял в греховности, так как тот мешал великой милости Всевышнего — деторождению. Клял работорговцев, называя их главными виновниками войны с огромной Россией. Мол, они получают огромные барыши, а горцы — войну с русскими…
К сожалению, как он ни старался, попасть в школу в этот день ему так и не удалось. Лишь утром, когда с трудом получилось отбиться от очередного просителя, Ринат оказался у стен местной школы — довольно большой сакли с широким деревянным навесом перед ней. Ничего странного в ней не наблюдалось. Из необычного было лишь одно — хныкающий у стенки мальчишка лет двенадцати, кулачками размазывающий слезы.
— Хм. Наказали, что ли? — пробормотал он и чуть громче проговорил. — Эй, малой! Малой! Чего нюни распустил?
Тот вздрогнул от неожиданности и исподлобья посмотрел на незнакомых ему людей. Взгляд был испуганный, недоверчивый, словно у дикого звереныша. Ногой он отталкивал к стенке небольшую дощечку, на которой было что-то нацарапано. Ринат сразу же зацепился взглядом за эти закорючки.
— Дай-ка, малой, погляжу, — мальчик после недолгой заминки протянул ему дощечку. — Что это за крякозябра такая? Хм… Мать… Это же дом! — Ринат с диким удивлением глядел то на мальчишку, то на его рисунок.
На небольшой дощечке с большим искусством была нарисована горская хижина с раскидистым деревцем рядом. Подумать только, скупыми чертами пацаненок сумел мастерски передать неказистость и убогость домишка по сравнению с красотой растущего рядом дерева. Как так? Обычными царапинами! Даже ему, Ринату, никогда не бывшему поклонником и ценителем графики и живописи, было видно, насколько искусно был выполнен рисунок.
— Еще есть? — тот молча кивнул. — Показывай. Хорошо нарисовал, — мальчишка недоверчиво вскинул голову, видимо не привыкший к похвале. — А это что у нас… Курица. Очень похоже. А тут? Собака. Да ты у нас будущий мастер. Тебе бы подучиться… Что, рисовать нравиться?
