Ранние надписи многое говорят о контактах через море. Греческие и этрусские купцы фиксировали свои сделки, как видно на свинцовой табличке, найденной в Печ-Махо на юго-западе Франции и датируемой серединой пятого века до нашей эры. Одна сторона написана на этрусском языке и относится к Маталиаю или Марселю; позже дощечка была использована повторно, чтобы записать на греческом языке покупку нескольких лодок у людей из Эмпориона, греческой базы на побережье Каталонии.39 Три золотые таблички, найденные в Пиргое, порту Каэра, на побережье к северу от Рима, свидетельствуют о финикийском (скорее всего, карфагенском) присутствии в приморских городах Этрурии. Две таблички на этрусском и одна на финикийском языках; на них записано посвящение Фефария Велианаса, "царя над Сисрой" (или Каэрой), около 500 г. до н. э.; царь посвятил храм этрусской богине Уни, которую обычно отождествляют с греческой Герой и римской Юноной, но здесь отождествляют с Астартой, финикийской богиней.40 Были и греческие гости: на камне в форме полумесяца, изображающего якорь, найденном недалеко от Тарквинии, имеется надпись, сделанная около 570 г. до н. э.: "Я принадлежу айгинетскому Аполлону. Сострат сделал меня". Язык - греческий диалект острова Айгина близ Афин; несомненно, это тот самый Состратос, о котором Геродот говорит, что он был ведущим греческим купцом, торговавшим в Тартессосе.41 Этруски не пытались возводить барьеры против иноземных купцов и поселенцев или против своих богов; на самом деле они приветствовали их и стремились учиться у них.42

IV

В середине седьмого века культура, политика и даже ландшафт этрусков претерпели изменения, поскольку интенсивное влияние "ориентализирующих" стилей искусства захлестнуло древнюю культуру вилланов. Греция пережила аналогичный процесс трансформации, когда ее связи с Левантом укрепились благодаря ионийским и финикийским купцам. Действительно, ионийцы стали частью волны влияния с Востока, которая перешла через море в Этрурию, так что греческое и другие восточные влияния трудно разделить: скульптурные крылатые существа защищают гробницы усопших, которые строились во все более пышных стилях, уже не как простые могилы, а как значительные камеры-гробницы, часто имитирующие дома живых людей. Самые ранние монументальные гробницы в Тарквинии возвышались над землей - широкие, круглые сооружения с пикообразной крышей; туфовые плиты над входом изображали богов и духов иного мира, но они также провозглашали богатство новой княжеской элиты, которая могла позволить себе построить такие впечатляющие дворцы для мертвых. Источником вдохновения, скорее всего, послужили аналогичные гробницы в восточном Средиземноморье, в таких регионах, как Лидия, Ликия и Кипр. Расписные гробницы для элитных семей стали таркинийской специальностью с середины шестого века, хотя из соседних городов известны и более ранние примеры, а открытие частично расписанной прихожей, возможно, царской гробницы, датируемой серединой седьмого века до нашей эры, вызвало большой ажиотаж, когда об этом было объявлено в августе 2010 года - самое близкое сравнение - с современными греческими гробницами в Саламине на восточном Кипре.43 Самые ранние гробницы свидетельствуют о столь сильном влиянии искусства греческой Ионии, что правомерно задаться вопросом, были ли сами художники ионийскими греками; очевидно, не было резкой границы между иностранными и местными мастерами. Росписи шестого века из гробниц в Каэре, хранящиеся сейчас в Лувре и Британском музее, с их сильными очертаниями, формальным расположением и тщательной организацией пространства, не просто ионийские по стилю, но почти наверняка изображают сцены из греческой мифологии: суд Париса, жертвоприношение Ифигении. Расписные гробницы Тарквинии часто украшались сценами семейных пиров, но в них также присутствовали истории из греческой мифологии: Ахилл появляется в гробнице Быка, а таинственные процессии в гробнице Барона написаны в стиле, полностью соответствующем греческому. На расписном фризе изображены юноши, ведущие лошадей, и встреча бородатого мужчины с молодым спутником с любовницей или богиней. Просто раскрашенные, красным, зеленым или черным по серому подшерстку, все фигуры демонстрируют глубокое ионийское влияние - как в костюме, включающем ионийскую тутулус, шапку с пикой, так и в мясистых, округлых конечностях. Д. Х. Лоуренс, осматривавший гробницы в 1920-х годах, был (как и большинство посетителей) очарован необычными и очень живыми сценами в Гробнице охоты и рыбалки, где изображены птицы в полете, обнаженный мужчина, ныряющий в море, и рыбак, сматывающий удочку; по крайней мере, это казалось выразительным голосом этрусского, а не греческого искусства. Но обнаружение в греческой колонии Посейдония (Паэстум) на юге Италии расписной гробницы с изображением сцены погружения в воду позволяет предположить, что эти изображения входили в общий репертуар греческих живописцев.

То же самое можно сказать и о других отраслях искусства, и, что еще важнее, о мире мыслей, который они раскрывают. Этрусские гончары начали с переменным успехом подражать чернофигурной керамике Коринфа и Афин. Позже черная роспись по красной поверхности горшка уступила место еще более тонкой краснофигурной технике, при которой горшок окрашивался в черный цвет, а фигуры оставались в основном незакрашенными на красной поверхности керамики; этруски покупали новые изделия в огромных количествах в Афинах, а также делали свои собственные подражания.44 Но этруски также придерживались консервативных взглядов. Они предпочитали архаичные или "архаизирующие" стили, даже когда в Афинах полный классический стиль придавал скульптуре и живописи большее ощущение жизни и "гармонии".45 Керамика, которую они покупали у греков, не всегда была самого высокого качества. В Спине, этрусском поселении в устье По, практически вся керамика, обнаруженная до сих пор, была греческой, особенно аттической; но иногда это была очень плохая греческая керамика, как показывает имя, данное одному аттическому художнику - "Худший художник".46 Самое главное, что сюжеты иллюстраций на этих горшках неизменно сводились к сюжетам греческой мифологии. Народы Италии начинали перенимать мифы и религиозные идеи греческого мира; старые культы рощ и водных источников оставались очень живыми, но аморфные боги италийских народов приобрели форму, облик и, более того, настроение олимпийцев. Балка крыши большого храма в Вейях была украшена около 500 года до н. э. раскрашенными в натуральную величину фигурами Аполлона, Гермеса и других богов, выполненными из терракоты, - работа знаменитого этрусского скульптора по имени Вулка. Плавный стиль скульптур был не просто заимствован у греков; практика столь эффектного украшения балок крыши была этрусской, а не греческой. Но то, что изобразил Вулка, было греческой легендой, а не этрусской. Эти работы были продуктом итало-грекско-ориентального синкретизма, который в некотором смысле и есть то, что мы называем этрусским искусством. Этот синкретизм проявился и в искусстве гадания: здесь ближневосточные практики снова слились с исконно италийскими. Никто лучше этрусского прорицателя, или харуспекса, не умел читать пятна на печени жертвенного животного, и к этрусским прорицателям все еще обращались, когда готы напали на Рим в 410 году н. э.

V

Отношения между греками и этрусками принимали и политическую форму, и здесь отношения были куда менее простыми, чем в сферах культуры, религии и торговли. По крайней мере с VIII века до н. э. между народами центральной Италии и греками происходили морские сражения. Свидетельства этого были найдены на греческой земле в Олимпии и в Дельфах, где вильяновские шлемы VIII века, захваченные у поверженных врагов, были посвящены богам.47 Этрусские мореплаватели часто соперничали, а иногда и сотрудничали с фокейцами из греческой Ионии в водах южной Франции, где фокейцы основали колонию (будущий Марсель).48 Геродот сообщает о большом сражении между фокейцами и этрусками у корсиканского города Алалия около 540 года. Шестьдесят фокейских кораблей стояли против шестидесяти карфагенских и еще шестидесяти из Каэры. Несмотря на такое неравновесие, фокейские корабли выиграли битву, но их флот был настолько искалечен, что фокейцам пришлось эвакуироваться с Корсики. Геродот рассказывает, как керетяне расправились с пленными фокейцами, забив их камнями до смерти. Вскоре после этого керетяне заметили, что те, кто проходил мимо места расправы, вдруг стали хромать; это происходило не только с людьми, но и с их стадами. В недоумении керетяне отправили миссию к жрице Аполлона в Дельфах, и те приказали им регулярно проводить игры в память о фокейцах - эта практика продолжалась до времен Геродота; подобные погребальные игры часто изображаются на стенах этрусских расписных гробниц.49 Кереты поддерживали свои связи со святилищем в Дельфах, где были обнаружены остатки сокровищницы керетов; они были первыми "варварами", допущенными в это, прежде всего, эллинское культовое место.50 Тем временем этруски могли свободно эксплуатировать Корсику для производства железа, воска и меда. Однако важнее ее ресурсов было то, что этрусское судоходство теперь не имело конкурентов в северной части Тирренского моря.51