Она облегченно вздохнула, когда Пуно выдержал град ударов и из последних сил ткнул соперника в бок. Тот слишком сильно жаждал победы, поэтому долго не мог принять поражение и чуть не устроил настоящую драку, но судья быстро его успокоил. За пределами ринга племя живет как один организм, поэтому бывших соперников заставили помириться и побрататься на глазах у всех. С них взяли клятвы вечной дружбы и развели в разные стороны. На время сняв повязку и вытирая следы битума с рук, Пуно нащупал множество ушибов и едва сдерживался, чтобы не морщиться, благо темнота скрывала его лицо. Со стороны лишь было видно, что Лима переживает, Инка о чем-то думает, а Юрас с довольной ухмылкой разглядывает сгорбившегося Пуно.
С приходом ночи холодный осенний ветер всецело вступил в свои права. Температура падала с каждой минутой, и многие сидящие на земле начали неосознанно тереть руки. Все их внимание по-прежнему сосредоточивалось на боях, поэтому осознание холода еще не пришло. Текли самые приятные ночные минуты, когда чувствуешь только легкую свежесть.
Два полуфинальных боя накалили интригу до предела, и никто из зрителей не замечал на своих телах гусиную кожу, а участники игры и вовсе разгорячились, как красные угли, если брать во внимание их пунцовые в лунных лучах тела. Словно обмазанные алой краской, они продолжали показывать зрелище сытым от хлеба инкам. Первый полуфинал выиграл парень по имени Хан. Высокий, крепкий, с рельефными мышцами, с длинными светлыми волосами, он прошел весь турнир не только без поражений, но даже без капли битума на теле, а соперником его стал победивший в очередном бою Пуно. Зрительский азарт дошел до точки кипения, вобрав в себя все оставшееся тепло воздуха, сделав его ледяным. Зрители пододвинулись ближе к кругу, к костру, чтобы как можно дольше удерживать перед собой момент истинной радости, отрешения от всех забот. Они хотели жить вечно в центре лагеря, вокруг пьянящего боя, защищаясь от холода в теплом людском кругу, как можно ближе друг к другу, к огню, пока не сольются в одной-единственной точке пространства – в средоточии счастья.
Судья ударил в барабан, и начался решающий бой. Без права на поражение, без возможности отыграться – оттого и ценный. Соперники оказались под стать один другому. Хорошо сложенный Хан против худого, но ловкого Пуно. Лучший среди блондинов против лучшего среди брюнетов. Удары следовали один за другим, поражая руки, ноги и даже головы. Черные корочки битума покрыли лица обоих, сделав повязки на глазах бессмысленными. И Хан, и Пуно сопротивлялись соблазну выплюнуть маслянистые комки изо рта – ведь это создаст шум и раскроет их точное положение. Они и без того выдавали себя сбитым дыханием. Еще громче дышал Матфей, постоянно лавируя между слепыми соперниками, чтобы видеть следы попаданий. Он не должен был пропустить единственный победный удар в корпус. Во время сомнительных тычков в бедра или верхние части плеч он уверенно разводил руки в стороны, заставляя уже вскочивших на ноги зрителей садиться обратно. Нужен был точный, четкий удар, иначе весь будущий год все только и будут оспаривать результаты игры. А ведь кто-то поставил на победителя часть семян…
Минут десять шел непрерывный бой. В отличие от древнего бокса, он не разделялся на раунды и в него не требовалось вставлять блоки рекламы, поэтому сражение было по-настоящему зрелищным, первобытным. Послебытным, если следовать терминологии.
Сидящий по левую руку от вождя Юрас устал наблюдать, как звание лучшего битлиста разыгрывается без его сына. Еще тяжелее ему было осознавать, что ценный победный трофей может получить безродный Пуно, как-то странно посматривающий на его будущую сноху. Хана он тоже не сильно жаловал, но в табеле ненависти и презрения Юраса ко всему миру блондин стоял относительно низко, поэтому, когда он слишком сильно подставил бок под удар, старый хитрец свистнул, перебив атакующий порыв Пуно. Парень замешкался и получил от Хана резкий тычок в ребро. Бой завершился на изматывающей двенадцатой минуте. Финалисты наконец сняли повязки.
Инка перевел задумчивый взгляд с кромки деревьев на сидящего слева соседа, но Юрас только пожал плечами. Судья уже объявил победителем Хана и вел его по кругу почета возле костра, мимо соплеменников. Одни радовались победе, другие подсчитывали проигранный урожай, третьи просто смаковали увиденное, и только Лима пребывала в нескрываемом раздражении. Она хмурила брови, атакуя Юраса гневным взглядом, но будущий свекор принципиально не смотрел на нее. Для старика женитьба сына казалась делом решенным, а значит, девушка уже фактически стала его собственностью и незачем больше обращать на нее внимание. Такое пренебрежение злило Лиму куда больше проявления каких-то эмоций, пусть даже негативных. Негативных, но живых, человеческих – их она могла пережить, все, кроме высокомерного равнодушия. Она еще мало разбиралась в людях, но такое отношение справедливо показалось ей наихудшим из всего возможного.
Хану тем временем вручили венок из целебных трав и отпустили смывать битум вместе с другими участниками боев. Зрелище подошло к концу, а вместе с этим развеялся жар азарта и куража, оставив инков наедине с усталостью, холодом и тяжестью век. В костер больше не подкидывали дрова, и чем быстрее он угасал, тем меньше людей оставалось на площади. Довольная увиденным луна скрылась за темно-бардовыми тучами, практически черными в осенней ночи. Один взмах палочки невидимой феи, и вокруг воцарилась тьма. Вечная радость от игр исчезла в небытии, словно этого счастливого мига для инков никогда не было, словно ничто хорошее не может длиться долго и вообще не способно существовать, словно радость, как свет звезды, исходит из одной точки, единственного момента времени, где ее удалось ощутить, а все остальное, все кругом – лишь тьма, зловещая пустошь человеческих устремлений, страданий и бед. И как невозможно поймать луч далекой звезды, так невозможно вернуться в эту точку счастливого прошлого. Лишь там, позади, может жить свет, ведь только отведав счастливые мгновения, можно понять их ценность. Поэтому исключительно в прошлом может существовать то, ради чего стоит жить. Оно всегда позади, по сущности, по определению.
Вот что мучило Инку, когда Лима вела его, задумчивого, за руку. Она хотела подольше остаться возле бойцов, приводящих себя в порядок у затухающего костра, чтобы не разрывать невидимую нить, которой Пуно, сам того не подозревая, притягивал ее к себе. Это ведь не Лима положила на него глаз, а наоборот. Но девушка не могла не реагировать на свой собственный магнетизм, которым притягивала к себе парня. Они ничего толком не понимали, но делали то, что должны были. Ни дать ни взять – театр марионеток, людей, управляемых гормонами и инстинктами. Напуганные, не принадлежащие сами себе инки посреди неизведанного, давно позабытого и, чего греха таить, брошенного всеми мира. Актеры, играющие придуманные миллион лет назад роли. Свобода воли? Собственное мнение? Не смешите.
Это сплошная тьма. Но скоро будет и свет.
– Победа ничего для меня не значит. – Хан пожал руку Пуно и спрятал победный венок на самом дне рюкзака.
– Ты ее заслужил, – скромно ответил Пуно.
– Да брось. Эти игры никогда не были полностью справедливы.
– Но они к этому очень близки. Всяко лучше настоящей войны племен, где побеждают самые подлые и кровожадные.
Парни дружески улыбнулись друг другу и разошлись по домам. Последний затерявшийся на площади порыв ветра затушил остатки костра, и ночь окончательно нависла над Пустошью. В такой поздний час не хочется ничего иного, кроме как, укрывшись шкурами, крепко спать и хотя бы во сне видеть райский мир бескрайнего урожая и нескудеющих запасов семян. Время в этот момент тянется вязким потоком мыслей, однако пролетает быстро, практически неуловимо. Стоит закрыть глаза, и вот уже красное солнце приветствует новый день. Но та ночь, к сожалению, стала исключением. Инки закрыли глаза, но в следующий миг не наступил рассвет. Вместо этого раздались крики часовых.
