Огни свечей плясали в её больших глазах, переливающихся изумрудом блеск, кулон елозил по лифу кремового платья, ухоженные пальцы ломали шоколад. В необычной квартире было так тихо, что он слышал, как она пьёт, каждый глоток. Шорох, шелест, неземная благодать…

Похоже, он задремал или замечтался, так как следующие её слова довольно резко вернули его на землю:

– Ладно, Максик, давай ка поспи, а то вон носом клюёшь, ещё уснёшь на самом интересном месте. Пошли, – Ника встала, взяла блюдечко со свечкой и вышла из кухни.

– Вот, ложись и подрыхни, у меня дел полно.

Макс зашёл в комнату: прохладную, совершенно тёмную и уселся на пухлый диван, поглядывая то на хозяйку, то на её тень на стене. От окна прилично сквозило, штор не было, но свет с улицы куда-то пропал, будто и там все звёздочки перегорели.

Ника поставила свечку прямо на пол, возле единственного предмета мебели:

– Это чтоб тебе страшно не было, мало ли, присниться хрень всякая.

Макс продолжал хлопать глазами, теперь уже пялясь на огонёк свечи.

– Вот я растяпа, – Ника засмеялась и шурша тапочками убежала. Через минуту вернулась с подушкой и шерстяным одеялом:

– Теперь полный комплект, ложись.

Макс взял плотную большую подушку и сконфуженно растянулся на диване.

Ника заботливо укрыла его одеялом, положила ладонь на лоб и…Макс моментально отрубился.

Поплыл в реке молочной, божественно густой, вдыхая запах сочный, лаская сон рукой.

На него кто-то прыгнул, походил по ногам, забрался на грудь и замер. Послышалось томное урчание, почувствовал ниточки усов на подбородке. Макс хотел открыть глаза, но лишь приподнял уголок века, сквозь узенькую щёлочку мерцала свеча. Он снова попытался справиться с глазами, но непослушные веки наотрез отказались подчиняться, беспомощно трепыхаясь, как опалённые мотыльки в блюдечке. Он повторил усилие, приоткрылся второй глаз, поверх одеяла уселась чёрная кошка. Макс попробовал пошевелить рукой или ногой, удалось только скрючить мизинец. Сердце бешено заколотилось, он зажмурился, безуспешно успокаивая себя, что это, мол, сон. Беспокойство нарастало, охватил озноб.

Кошка перебралась на подушку. Стало жарко, особенно голове, будто на неё натянули толстую меховую шапку. Страх растаял, Макс дал второй шанс своим глазам и скомандовал им открыться, внутренне приготовившись к продолжению бунта, но веки охотно распахнулись.

Диван окутан седой дымкой, под потолком сиреневый, даже скорее фиолетовый, свет. Макс приподнялся и огляделся, от окна прилично сквозило, хотя его и не было, ни стен, ни пола, диван да дверь, ну и кошка на троне. Мурка сидела на здоровенном стуле, с высокой кожаной спинкой и не моргая, пристально пялилась на него изумрудными глазами. Макс захотел встать, скинул одеяло, но тут же укутался обратно, он был совершенно голый.

– Ты что кошку стесняешься?

– Бля… Только эти три буквы соскочили с его языка.

– Вставай, гости ждут, – кошка хмыкнула, спрыгнула с резного постамента и чванливой походкой вышла из комнаты. Когда Макс вернул внимание на стул, на нём уже лежала аккуратная стопка одежды, а на спинке красовался вечерний смокинг стального цвета. Облачившись в несвойственный для себя наряд, приняв облик важной птицы, Макс направился к выходу и только теперь осознал, что он без обуви. Седая поволока была настолько вязкой и плотной, словно серый палас, поэтому пару ботинок он отыскал с превеликим трудом.

Щеголять в нарядах царских учат деток с малых лет, если нет замашек барских, значит и короны нет.

Макс уверенно шёл через анфиладу янтарных комнат, стуча каблуками по мозаичному паркету, от созерцания вычурных узоров он зашатался и схватился за свою любимицу неуверенность. Вернув себе привычную рассеянность ему полегчало, каблуки уже так не грохотали, а робко семенили, крайне сбивчивым ритмом. Макс шарахался от эпатажа, как чёрт от ладана, хотя в душе и был Че Гевара. Он боялся опростоволосится, даже больше, чем сдохнуть под танком, ну или от зубов волка. Наверное, поэтому на протяжении всей его неуклюжей жизни за ним гонялся свой особенный плюшевый танк и вечно голодная стая сомнений.

На развилке коридорной он завис. Куда пойти? Повертел головой и встретился взглядом с арлекином на мраморной вазе, шут скосил глаза на лево, Макс направился туда, любуясь портретами королевских особ, восхищаясь великолепием лепнины тончайшей работы. В конце пути он упёрся в широченную мраморную лестницу, облачённую в красную дорожку и щедро усеянною белыми статуями. Макс обычно засопел, заученно попыхтел, сомневаясь в дальнейших действиях, но холодная рука какого-то заскучавшего изваяния, нетерпеливо подпихнула его вперёд, довольно сильно, он аж споткнулся. Лестница всё не кончалась и не кончалась, мраморные лица подтрунивали его, гримасничая и хихикая. Максу это порядком надоело, он разозлился и слюняво шикнул: «Заткнитесь, хватит». Гогот смолк, показались высоченные врата, всего через один пролёт. Макс побежал вверх, замелькали ступени, но стоило ему оказаться перед вожделенным входом или выходом, признаться, ему в тот момент было уже наплевать, как он тут же оказывался на том месте, с которого начинал свой забег. Спустя с десяток безуспешных попыток, он обессиленно и грузно плюхнулся на ворсистую дорожку, чуть ли не плача. Статуи взорвались, но не в прямом смысле, это было бы не столь страшно, нет, они разразились гомерическим хохотом, хлопая белёсыми губами и вздрагивая окоченелостями. Один пузатый мальчуган так усердствовал, заливаясь писклявым смехом, что свалился с постамента. Статуи охнули хором и заткнулись, а пухляк потупился, на отлетевшую метра на два, ручонку, глотая невидимые слёзы. Макс подобрал несчастную конечность и сунул в уцелевшую руку мальчугана, тот всхлипнул и полез обратно на свой пьедестал, но это ему никак не удавалось. Пришлось помочь ехидному бедолаге. Макс больше не бежал, он выключил неуёмного торопыгу и включил что-то более подходящее его нынешнему облику, щёлкнул тумблером в голове. Теперь ступени не чудили, а у ворот его поджидали два вооружённых ружьями и саблями придворных гренадёра в синих мундирах и киверах, с золотыми кутасами.

Когда он встал перед массивными дверьми, стражники, вдарив каблуками, вытянулись в звенящие струнки. Ворота опередили намерение Макса их толкнуть, открылись сами с помпезным скрипом.

Он успел уловить лишь кусочек оживления и праздного шума, музыка стихла, топот бесчисленных ног и голосов замер, повисла абсолютная тишина, только шуршание дамских нарядов и сдержанные придыхания. Макс напряжённо переступил порог в этот вакуум безветрия.

Булькнул разум в амальгаму, зазеркальную страну, отразился мир шикарный, во всех красках наяву.

Огромные золотые канделябры с человеческий рост, украшенные дракончиками, хрустальные люстры на тяжёлых цепях, тысячи свечей, искры бриллиантов на открытых шеях красавиц, чопорные кавалеры в расшитых шёлком мундирах, или элегантных фраках. Макс затаил дыхание, утратил пульс, остолбенев от буйства красок.

Вдруг слева от него завопил крючковатый старикан в кудрявой шапке- парике:

– Князь – Макс Воронцов!

Зал охнул, как-то наигранно. Плюгавенькая худенькая впечатлительная особа выронила веер и рухнула в обморок на руки статного мужчины с пепельными баками и усами.

«Откуда они мою фамилию узнали? Какой в жопу князь? Чё за маскарад?». Макс закидывал в топку разума вопросы, одно поленце за другим, кусая уже распухшую губу, он бы её вовсе съел, если бы кружевная красотка в платье, точь грелка на чайник, не стала натягивать на него пышный накрахмаленный жабо.

– Зачем? Макс попытался отстраниться от назойливого внимания, но нахалка, ухватила его за рукав и вернула на место:

– Надо, Ваше сиятельство, надо, – она покончила с воротником и для кучи прилепила лохматый пурпурный орден на лацкан стального пиджака, – усё, – дамочка похлопала его по плечу, и, вдруг опомнившись, присела в глубоком реверансе и растворилась в толпе.