Даже их собутыльник.

Я захлопнула люк и заперла его. Один лишь вид Барда заставлял меня еще сильнее скучать по второму брату, Хагену. По правде сказать, я немного разозлилась, когда Хаген уехал и угодил за решетку. Я не знала причины ареста, но злилась тем больше, чем дольше его не было.

С тяжелым вздохом я плюхнулась на спину и уставилась в потолок. Чертово жжение никак не уходило из глаз.

По соломе в стойлах внизу прошаркали сапоги. Медленными движениями я подползла к краю сеновала и выглянула туда.

Мои губы тронула улыбка:

– Элоф. Опять ведешь ночной образ жизни?

Загадочный конюший поднял на меня свои ярко-синие глаза. Синие – неточное слово. Из этих глаз лучами били все цвета моря. Насыщенная зелень. Золото солнца. Ярчайшая синева. А еще под всеми этими оттенками была темная тень. Словно глубокая морская пещера.

Элоф почти улыбнулся. Еле уловимое движение в уголке его рта подсказало, что он хотел это сделать, но решил, что лучше не стоит.

– Как и всегда, дэнниск.

Повернувшись к стойлу, он погладил одну из кобыл, а затем положил несколько пучков сена в кормушку. Возможно, мне должно было быть стыдно оттого, как жарко становилось в груди при виде того, как работают его подтянутые, гладкие мускулы.

Но у меня в жизни было так мало радостей, что я не могла заставить себя этого стыдиться.

Он был странным работником: трудился лишь время от времени и часто приходил уже после захода солнца. Я не знала, как он уговорил моего отчима на такой график.

Если что и можно было сказать о Йенсе Штроме – он не использовал крепостных. Многие аристократы это делали, но Йенс платил своей прислуге. Здесь они были свободны.

Когда Элоф только появился, при первом же взгляде на него я лишилась дара речи.

Не потому что он был поразительно красив, а скорее потому, что его лицо было точно вырвано из моего воображения.

Лицо одного из многих чужестранных принцев, что я создала в сказках, которыми делилась с Кейзом, когда мы были маленькими. Принц Фелл. Принц с яркими глазами и худощавым телом, из-за которого враги часто его недооценивали.

Ах, но принц Фелл был умен. Ему вновь и вновь удавалось перехитрить своих врагов, пока в конце своей истории Фелл не возглавил королевство и не спас прекрасную деву, томившуюся в темном мире.

У Элофа были яркие глаза, но более дикий вид, чем у принца Фелла. Его темные волосы были обвязаны бечевкой и собраны в пучок воина, а на подбородке клочками росла неровная бородка, которая, казалось, менялась всякий раз, как я его видела. И все равно: под этой грубой внешностью был Фелл.

Я бы узнала принца из своих фантазий где угодно. Еще девочкой я вылепила его лицо по образцу мальчика, который спал рядом со мной на сеновале. Другие глаза, но, если бы я наделила принца Фелла глазами золотыми, как рассвет, Кейз бы понял, кто вдохновил меня на сказку.

Когда я видела Элофа, мне иногда нравилось воображать, что выросший Кейз был бы немного похож на него.

– Ты знаешь, как меня зовут, Элоф? – прошептала я, когда он задул один из фонарей.

Мой пульс сбился с ритма, когда он бросил взгляд этих острых глаз в мою сторону. Впервые глядя на меня так, как будто видел.

– Я знаю. Дэнниск.

Я испустила долгий вздох. Даже для одного из слуг я была не больше чем пиявка, присосавшаяся к фамилии Штром. Он не станет обращаться ко мне по имени. Без сомнений, Элоф предпочел бы, чтобы я помалкивала и оставила его в покое.

– Ну хорошо, что знаешь, – сказала я, отворачиваясь.

– Вам не стоит так поздно бывать в городе.

Боги. Это, наверное, первый раз, как этот чертов мужчина стал поддерживать разговор. Я оглянулась через плечо. Элоф уперся обеими руками на конец рукояти вил, глаза прищурены, челюсть подрагивает.

Он… меня отчитывал?

Я фыркнула:

– Я учла твое беспокойство.

– Я про беспокойство не говорил.

Голос у этого мужчины был как у медведя. Интересно.

– Значит, ошиблась.

– Это глупо, а я считал, что у вас в голове мозгов побольше.

Я прищурила глаза. Он и понятия не имел, на что я могу пойти и какой опасной могу быть.

Раз я была женщиной, это что же, меня можно было не бояться? Он что, тут же решил, что у меня в голове нет ничего, кроме фантазий и всякой там романтики? Он и правда думал, что я не знаю треклятых опасностей этого богами забытого края?

Я растянулась на животе и подперла кулаком подбородок.

– Дорогой мой Элоф. Ты бы лучше считал глупцами тех городских, что наткнутся на меня после заката. Это они рискуют, а не я.

Он фыркнул. Нет, этот мерзавец, черт побери, смеялся надо мной. Горловой звук, полный насмешки.

– Что? – я приподнялась на локтях. – Не веришь?

Да что мне было доказывать? Ему – ничего. И все же вот она я – полна решимости показать, чего стою и как коварна, даже несмотря на то, что прекрасно понимала: куда более опасно открывать свой месмер кому-то вроде него, кому-то, кого я по-настоящему не знала, чем красть воспоминания у вора, наподобие Хоба.

– Полагаю, вы думаете, что понимаете, как устроен мир, дэнниск. Но это не так.

– Ты меня не знаешь, Элоф.

Он вонзил вилы в большую кучу сена, качая головой.

– Может, и нет, но я знаю, когда кто-то ведет себя как безмозглый.

Я заскрежетала зубами. Он говорил совсем как чертов Кейз. Мой старый друг всегда говорил мне, как по-дурацки пуста моя черепушка, раз я иду на подобные риски. Но, опять же, он шел на эти риски вместе со мной.

– Знаешь, Элоф, кажется, было лучше, когда мы не разговаривали.

– Согласен, дэнниск. Отправляйтесь спать в свою теплую кроватку.

О. Мне теперь было по большому счету наплевать на странно красивого Элофа. Сама виновата, что разрушила фасад этого принцеподобного лица, заставив его говорить. Дюжины колких замечаний плясали на кончике моего языка, но ни одно не подходило. Разумеется, любое из них обязательно каким-то образом сумеет выставить меня дурой, а не продемонстрировать мой ум.

Я продолжала злобно смотреть на него, пока отодвигалась от края. У него хватало наглости ухмыляться – ухмыляться, черт побери! Теперь я точно не могу видеть его противного лица.

Вот что я получила за то, что пыталась сблизиться с другим человеком.

Лучше держаться за призраков прошлого и брата, которого я еще неизвестно когда увижу вновь. Был еще Ансель, друг Хагена и главный смотритель поместья, но у него своя семья.

Норны уготовили мне одинокую тропу. Ну и ладно. Буду идти по ней одна, пока не найду способ спасти тех, кто мне важен. Единственных, кто важен.

Я забилась в дальний угол сеновала, где устроила себе небольшое гнездышко, чтобы использовать его в качестве той теплой кроватки. Мои пальцы инстинктивно зарылись в сухое сено, и их кончики коснулись шершавой мешковины. Я вытянула мягкую лошадку из-под сена, а затем поигралась с гривой, сделанной из пряжи, и покрутила одинокий глаз-пуговицу. Второй потерялся шесть лет назад. Одна-единственная непрошеная слеза капнула на черную пуговицу.

Я шмыгнула носом и прижала лошадку к груди.

– Мы найдем его, Асгер, – прошептала я. – Хочешь, что-то скажу? Думаю, он, даже став взрослым, будет держать тебя при себе.

При этой мысли я фыркнула. Будет ли взрослый Кейз широкоплечим и сильным? Или, может, он теперь долговязый?

Мальчиком он работал в полях, вычищал конюшню, седлал кобыл. Хаген всегда дразнил его, говоря, что Кейз его перерастет, если продолжит в том же духе.

А Хаген был немаленький.

Я обняла Асгера, вспоминая тот день, когда подарила лошадку Кейзу. Если бы я знала, что это будет последний подарок, который я преподнесу ему на праздник рождения, то сделала бы больше, сказала бы больше?

Или мы все равно бы спорили, потому что почти ни один день у нас не проходил без споров?