А вот Петя Чадов после исчезновения Светы окончательно сошел с ума. Целый месяц он твердил, что «она» преследует его каждую ночь, причём имя назвать он так и не отважился, зато с каждым новым утром его безумные истории обрастали всё более жуткими подробностями. Порой он уверял, что абсолютно весь мир тонет в чёрном дыму; иной раз обезумевший Петя кричал и метался, убеждая несчастных свидетелей своего буйства в том, что он горит. Бывали моменты, когда его поутру находили полностью голым где-нибудь на окраине посёлка: он кусал и царапал собственные конечности, истерически вопя, что лучше он съест сам себя, чем позволит «ей» себя сожрать. На второй месяц после исчезновения Стручка история Пети закончилась: его обугленное тело нашла во время ночного дежурства медсестра в коридоре хирургического отделения больницы. Изувеченный Петя лежал прямо под выжженным на обшарпанной стене словом «Люблю». Опознали бедолагу только по пижонской печатке, которую Петя носил на безымянном пальце левой руки. Печатка раскалилась так, что срослась с костью.

Если бы пару месяцев назад в стенах Стародвинской школы прозвучало имя Светы Струк, то практически каждый подросток крикнул бы что-то, вроде «А, Стручок! Хе-хе, Стручок!». Но сегодня никто даже не вспоминает, что жила здесь когда-то бедная девочка-отличница, которая просто хотела быть собой и любить, как все.

А вы слышали историю про Чёрную парту? Её ещё называют Партой Шатуна. Шатуном когда-то кликали завхоза Стародвинской школы, Чепрунова Геннадия Аполлинариевича. Несмотря на то, что он практически не появлялся в школе трезвым, свою работу всегда на совесть выполнял. Однако, Шатун частенько принимал на грудь сверх меры, после чего довольно забавно вихлял по школьным коридорам, периодически останавливался и, пошатываясь, называл бегающих и смеющихся детей то «спиногрызами», то «шплинтами». Оттого и прозвали Геннадия Аполлинарьевича за глаза Шатуном. Но он и не обижался, а учителя старательно делали вид, что не слышат, как он от души бранится на учеников.

И вот как-то раз, прямо перед летними каникулами, решил тогдашний директор в кабинете химии на втором этаже мебель обновить. Со старой что-то делать надо, желающих тягать неподъёмные советские парты через всю школу было мало, посему решили поступить чисто, что называется, по-нашему: выкинуть все парты и стулья прямо в окно, а потом сжечь большую кучу деревянного хлама. Кого-то может удивить такое расточительство, но возиться со старой школьной мебелью никто особо не хотел, да и новую должны были со дня на день подвезти, так что директор дал команду кабинет привести в порядок как можно скорее. Естественно, когда школьники узнали, каким именно образом предстояло наводить уборку, то количество желающих помочь мигом возросло. Веселуха же, бери да кидай!

В общем, Шатун набрал бригаду из шести молодчиков старшеклассников и спокойно ушёл заниматься своими делами. Да вот только новоиспеченные тимуровцы в раж вошли и шестую парту кидали уже с разбега и не глядя, куда она прилетит. И надо было Шатуну (который в этот день уже с утра разогрелся беленькой) посмотреть с улицы на то, как его бригада трудится. В общем, одна парта зашибла Геннадия Аполлинарьевича. Прямо в голову и сразу насмерть. Кровищи было – жуть. Хоронили уже на следующий день. Скандала, естественно, никто не хотел, дескать, Чепрунов сам не пойми как там оказался, а старшеклассники просто делали то, что им сказали. В глубинке такое дело замять – проще некуда, тем более родственников у Шатуна и не было никаких. Жена померла давно, детей не завели… Так и жил один школьный завхоз, да выпивал в меру. Парту ту злополучную сожгли в тот же день вместе с остальным хламом. Говорят, вся в крови была.

Похоронили, помянули, через неделю уже всё забыли, мебель в кабинете химии новую поставили. Да вот только на сороковой день случилось в школе что-то страшное. Один из тех молодчиков, что парты из окна кидали, прямо во время урока заорал дурняком, стал по классу бегать и кричать, что парта его – чёрная, обугленная и вся в крови. Ясное дело, что парта была самая обычная, новенькая. А пацан тот потом холодным обливался, кричал, плакал. Так его в больницу орущего и отвезли, успокоительных надавали и, вроде как, успокоился. Но странности на этом не закончились. Ещё через неделю другого тимуровца после уроков в том кабинете дежурить оставили. Вечером нашли его в подсобке, трясся весь от страха и бубнил под нос, что с чёрной парты никак кровь отмыть не смог, а Шатун мелом по доске так противно скрёб, прямо как ножом по костям. Учителя когда в кабинет вошли, сначала подумали, что дежурный тот пошутить решил: вся доска исписана словами «спиногрызы» и «шплинты», а одна из новых задних парт вся в крови была.

Но то всё цветочки. Месяца через три, когда те двое в себя более-менее пришли, сторож из окна кабинета химии выбросился. Жив остался, второй этаж, но покалечился хорошо. Потом до самого конца только и рассказывал, что запах гари учуял, в кабинет зашёл, а там Шатун сидит на задней парте. Голова пробита, всё лицо в крови, улыбается. А парта – чёрная, обугленная, как будто только что горела. Улыбнулся Шатун, попросил тимуровцам своим привет передать. Сторож дар речи потерял, а когда к доске повернулся и увидел, что мел сам по себе «спиногрызов» и «шплинтов» криво выцарапывает, то совсем с ума сошёл и в окно прыгнул. Помер через месяц, сердце не выдержало.

Жуткие дела. Говорят, что нет-нет, да появится в Стародвинской школе Чёрная парта, а Шатун на доске свои ругательства в том кабинете иногда рисует. Тимуровцы те разъехались уже кто куда, но поговаривают, что в живых из них нет уже никого. Кто в аварию попал, кто спился, а кого-то дома в петле нашли. Врут может, люди ведь чего только не придумают.

Витя не знал, что именно он найдёт в этом доме. Ему просто нужно было доказать, что он не трус.

Дети, наверное, никогда не придумают лучшего способа доказать свою смелость, чем залезть в какое-нибудь жуткое место. Будь то старый склад, вымершая часть леса, жуткий погреб или заброшенный дом с заколоченными окнами.

О таких домах по округе всегда ходят байки. В одном ревнивая жена зарезала своего мужа, в другом религиозные фанатики устроили какой-то жуткий обряд, а в третьем доме через тайную комнату вообще можно попасть в прямо в ад и познакомиться там с чёртом. Про старый дом в конце Комсомольской улицы посёлка Стародвинск рассказывали, что когда-то в военное время в нём обустроили временный детский сад. Одна из нянечек ждала вестей от воевавших мужа и сыновей, но в итоге дождалась только похоронки.

Три штуки в один день.

Говорят, после получения этих листочков, она целую ночь плакала так громко, что слышала вся округа. А наутро как ни в чём не бывало пошла на работу и там уже заявила, что если её дети больше не будут ходить по этой земле, то и другие этого не заслуживают.

Нет, она не хотела убить своих воспитанников. Она просто решила отрубить им ноги при помощи колуна. К тому времени, когда спятившую няньку оглушили ударом табуретки по голове, она успела покалечить троих мальчиков.

Ох уж эти жуткие истории… Злая ирония состоит в том, что жить без таких историй в самом обычном посёлке городского типа практически невозможно. Об этом и думал Витя, смотря на закрытые ставни старого дома в конце Комсомольской улицы…

Здесь уже давно никто не жил. Забор, представлявший из себя полусгнивший штакетник, постепенно закручивался в странную спираль. Во дворе лесом стояла высохшая лебеда, пышный вишнёвый сад превратился в непроходимые колючие дебри. Скат шиферной крыши, обращённой к улице, раскололся в нескольких местах, обнажив рассыхающиеся куски рубероида. Труба из красного кирпича треснула в нескольких местах, некоторые кирпичи отвалились и лежали там же. Обрамляющие окна резные наличники ощетинились сухой краской, торчавшей в разные стороны как острые шипы. Ставни хоть и прикрывали то, что скрывалось в темноте дома по другую сторону стёкол, но некоторые створки грозили вот-вот отвалиться, потому что петли проржавели и пришли в негодность.