Бурный рост этой формы капитализма был вызван неолиберализмом — Шоком Никсона, а затем либерализацией финансов в эпоху рейганомики и тэтчеризма и глобализацией рынков капитала — и способствовал наращиванию задолженности даже в таких богатых странах, как США и Великобритания. Неолиберальные правительства создавали условия для долгового закабаления собственных граждан, утверждает Энн Петтифор. «Начатые президентами Никсоном и Рейганом в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании, а затем продолженные их преемниками — и реализуемые главами центральных банков — эти реформы умножили возможности финансовых рынков. Политики и руководители центральных банков отказались от своей роли хранителей и управляющих национальных финансов и передали важнейшие полномочия невидимой руке рынка и неконтролируемому финансовому сектору»[555].

Хуже того, наибольшую прибыль получают кредиторы, которые ссужают деньги на рискованные спекулятивные предприятия, в то время как доходность инвестиций в производственный сектор, вероятно, будет ниже. Таким образом, либерализация финансовой системы приводит к ситуации, когда обладатели капиталов кровно заинтересованы в том, чтобы обременять людей долгами и увеличивать экономическую нестабильность. Самый большой доход для кредитора — от инвестиций в несчастья других.

Виртуальные деньги не являются новым изобретением. Новым, как утверждал Гребер, является политическая поддержка, которую виртуальные инвестиции получили после 1971 года. «Были созданы всеобъемлющие институты всемирного масштаба, которые можно считать аналогами божественных царей Древнего Востока или религиозных властей средневековой эпохи, однако они призваны не защищать должников, а отстаивать права кредиторов»[556]. Неолиберализация, как однажды утверждал Дэвид Харви, может рассматриваться либо как утопический проект реорганизации международного капитализма, либо как политический проект, направленный на восстановление власти экономических элит. Он утверждал, что верно второе, и в пользу его аргументации говорит анализ происходящего после 1971 года. Реакция Международного валютного фонда, а также Европейского центрального банка и Федеральной резервной системы на экономический кризис 2008 года заключалась в минимизации потерь банков, а не заемщиков. ФРС США, Банк Англии и Европейский центральный банк раздавали деньги банкам практически бесплатно. Затем банкам были предложены государственные облигации, по которым выплачивались гораздо более высокие процентные ставки, чем по выданным им кредитам. Фактически это означало, что население субсидировало банки, в то время как миллионы граждан страдали от безработицы, а предприятия подавали на банкротство. Левый американский писатель и экономист Бенджамин Кункель писал:

В то время как банки спасали государственными деньгами, многие налогоплательщики собирали последние крохи на ежемесячные платежи по непогашенным остаткам на кредитных картах в пределах льготного периода, допускали просрочки, им начислялись штрафные пени на овердрафт, и они быстро оказались в состоянии дефолта. Число таких дефолтов кратно увеличилось после мирового финансового кризиса 2008 года.

В Греции после 2008 года внешний долг достиг 177 % ВВП. Два года спустя, не сумев разместить больше ни одного выпуска государственных облигаций, страна обанкротилась. Грецию больше не путали с Германией. Правительство Греции обратилось за финансовой помощью к ЕС и Международному валютному фонду. После мучительных переговоров кредитные транши были привязаны к требованиям по жестким мерам экономии, включая повышение налогов, сокращение государственных расходов, заработных плат и пенсий. В 2013 году безработица достигла пика — 27,5 % в среднем по стране, однако среди молодежи (до 25 лет) она была еще выше — 58 %[558].

В январе 2015 года экономист Янис Варуфакис согласился занять пост министра финансов Греции в правительстве, возглавляемом Коалицией радикальных левых групп под названием СИРИЗА, которая победила на выборах с программой отмены неолиберальных реформ пенсионного и социального обеспечения и пересмотра роли Греции в Европейском союзе. Варуфакису было поручено провести переговоры с кредиторами Греции. Это было, мягко говоря, интересным поручением. В 2011 году он написал книгу Глобальный Минотавр, анализ финансового кризиса 2008 года, в которой утверждал, что после 1971 года Америка превратилась в страну-дебитора[559]. Если Минотавру, критскому чудовищу из греческих мифов, для утоления голода ежегодно отправляли на съедение по семь юношей и семь девушек, то в Соединенные Штаты шли потоки капитала из стран с профицитом государственных бюджетов (в первую очередь из Китая). Эти потоки капитала превращались в спрос, который поддерживал функционирование мировой экономики.

Варуфакис назвал этот процесс Глобальным Механизмом Утилизации Излишков (global surplus recycling mechanism — GSRM). Но этот GSRM был неустойчив. Минотавр был убит в самом сердце лабиринта греческим героем Тесеем; глобальный минотавр уничтожил себя сам. После 2008 года способность Соединенных Штатов потреблять огромное количество импортных товаров уменьшилась, и инвестиции в Уолл-стрит стали гораздо менее привлекательной перспективой.

Назначение Варуфакиса было еще более интригующим из-за его отношения к Германии, главного банкроллера греческого долга. Германия руководит системой фиксированных обменных курсов ЕС, которая препятствует любым способом рециркуляции излишков в страны с дефицитом. Варуфакис утверждал, что Германия производит слишком много и слишком мало потребляет; таким образом, она создала стагнацию за пределами своих границ, чтобы гарантировать безопасность своих излишков. Греция стала жертвой еврозоны — системы, которая не была рассчитана на возможность банкротства и дефолта по своим долгам одной из входящих в нее стран. Но в 2010 году именно этим шантажировали Грецию, чтобы она согласилась на жесткие меры экономии.

Специализацией Варуфакиса как ученого была теория игр, и он применил ее на переговорах с кредиторами страны в 2015 году. Он считал, что так называемая troika кредиторов Греции, а именно Германия, МВФ и ЕЦБ, должны поверить, что СИРИЗА готова объявить дефолт по кредитам, срок погашения которых истекал, или выйти из зоны евро. Руководство ЕС не устроит ни один из этих вариантов, полагал он, и под их давлением ссуды, срок погашения которых истекает, будут пролонгированы. В конце концов, по его мнению, в 2010 году финансовая помощь выделялась для спасения французских и немецких банков, а Грецию поставили в жесткие и болезненные экономические рамки. Вместо того чтобы позволить Греции объявить дефолт по своим долгам, ее поощряли еще больше уйти в минус.

Многие в Германии видели этого с совершенно другого ракурса. Для них Греция была раем бездельников, развращенных государственной благотворительностью, и этому раю нужно было прописать строгую дисциплину. «Мы, немцы, способны расплатиться с долгами, потому что мы встаем по утрам и идем на работу!» — гласил заголовок в крупнейшем немецком таблоиде Bild. Подразумевалось, по-видимому, что грекам стоит тоже попробовать начать работать. Такая точка зрения была не уникальной, широко утверждалось, что отсутствие у Греции успехов в исправлении ее тяжелого финансового положения прямо связано со слишком выгодными для работников трудовыми договорами и слишком щедрыми выплатами пособий. Варуфакис был не согласен с обоими диагнозами, утверждая, что проблемы Греции вызваны «тем, что бо́льшая часть Европы попадала под влияние немецких излишков»[560].