– Привет. Как ты? А ты ничего! – мерзко и по-бабски заискивающе улыбался он.
– Спасибо, – отрезал я в пустоту перед собой и ускорил шаг.
Три пары голубых глаз сверлили мне спину. Я залился краской от стыда и смущения, смешанных со злостью на свое молчаливое бегство. Только дойдя до бунгало, я понял, на что был направлен его комплимент. Так дело не пойдет, эта компашка рискует испортить мне остаток отпуска. Я либо передам им свое мировоззрение через служащих отеля, либо в случае повторных попыток сближения поясню ситуацию лично.
Ложка дегтя была закинута в мой наконец-то наполненный сегодня медом горшочек.
Глава 4
В семь часов утра следующего дня Робби уже загорал на пороге моего коттеджа. Значит, она, как и я, встает рано, с солнцем.
Приятно не то слово! Конечно же, малыш отдавал духами хозяйки! А на сидушке лежала записка красивым, с несильным наклоном острым почерком: «Простите, мистер Грот, что не пришла вчера на ужин в ресторан. Мне нездоровится, я полежу пару дней у себя. Робби составит Вам достойную компанию. Хорошего времяпрепровождения». Без подписи.
Что ж, просто Робби и просто нейтральная записка. С одной стороны, это разгрузило мою голову, а, с другой, – заставило бабочек в животе сложить крылышки и предаться дремоте.
Меня ожидали два дня путешествий на моторном надувном тюлене.
Робби представлял собой следующую конструкцию. Плотный клеенчатый, слегка бархатистый материал формировался в накаченный воздухом каркас в форме тюленя, застывшего в классической цирковой позе с поднятыми кверху головой и хвостом. Расцветка очень реалистичная: мокрый асфальт с коричневыми вкраплениями, и просто обворожительная мордочка с торчащими тонкими усиками из какого-то плотного материала типа гнущейся пластмассы. На носу был расположен соответствующий данной позе мяч в желто-красную полоску. Широкие плавники уверенно лежали на воде, так что могли, помимо основного места лежанки на его спине, служить дополнительной опорой для рук или ног в зависимости от принятого вами положения. Мотор находился под задратой хвостовой частью так, что не портил эстетического вида животного.
Полагаю, что даже в собранном виде Робби занимал достаточно много места, потому что надутым был примерно три метра в длину и полтора в высоту с учетом мяча. Лежать на нем было одно удовольствие – сделан он был действительно грамотно.
Полуусевшись–полуулегшись поудобнее, я просунул руку в небольшое, еле заметное отверстие в задней части туловища, сконструированное специально для подхода к мотору. Мы плавно стартовали с места. Но что это? На меня с самого верха хвоста полились три тонкие струйки воды. Ха! Здесь даже продуман фонтанчик! Я с легкостью перекрыл его там же, в моторном отсеке. Чудесный Робби! Ты мне уже очень-очень нравишься!
– Ну, сколько миль Вы намотали, мистер Грот, за время Вашего капитанства? Вас можно поздравить с дебютом покорения океанских просторов? – смеялась Марчелла, подсаживаясь к моему столику за обедом на третий день.
Я во второй раз подметил внутри себя ее оперирование морскими терминами.
– О, у меня тут сплошные дебюты, похоже, – был счастлив я снова встрече с ней. – Из меня, наверное, получился бы неплохой мореходец, но я нашел свое призвание в другом прежде, чем встретил Вашего Робби. А Вы прекрасно выглядите, – не мог сдержать своего восхищения этой женщиной.
– Спасибо, мой дорогой друг, – она аккуратно тронула меня за плечо, – Что нам сегодня предлагают?
Марчелла позвала мягким сверкающим взглядом официанта раньше, чем он успел сам сообразить подойти.
Я поражался легкости и быстроте ее движений. Игривые манеры вначале смущали меня – я видел в них намеки на заискивание. Но она двигалась настолько естественно и непринужденно, что вскоре я догадался: то было обычной манерой ее поведения.
Обедать закончили очень рано, и впереди ждали еще, как минимум, пять часов светового дня.
– Так что ж, мистер Грот, новые идеи так и не родились у Вас?
– Отнюдь. Даже во время плавания я не обнаружил ничего такого, чем можно было бы захватить внимание читателя.
– Тогда, если не возражаете, я помогу Вам, – она боковым взглядом попыталась уловить реакцию собеседника.
Мои молниеносно вспыхнувшие глаза и до неприличия растекшаяся по щекам улыбка сослужили ответом.
– Не буду спрашивать, обладаете ли Вы достаточным количеством свободного времени, чтобы выслушать историю жизни Вашей новой знакомой леди Марчеллы Рочерстшир – здесь этот вопрос кажется самым бессмысленным. Уточню лишь одно: может ли она быть Вам интересной?
Конечно, она знала ответ заранее.
Я предвкушал что-то поистине заманчивое и нетривиальное в этом рассказе.
– Я полностью к Вашим услугам!
И мы проследовали к двум мелко плетеным гамакам на противоположном от моего бунгало берегу острова, где она начала свой рассказ.
Глава 5
Начну с самого начала. Я родилась в небольшом поселении, к востоку от Неаполя, буквально в километре от него. Однако почти сразу же после моего появления на свет село присоединили к городу, поэтому можно считать, что я уроженка Неаполя. Впрочем, мой образ жизни и род занятий зависели куда более от семьи, в которой я воспитывалась, нежели от города, в котором родилась.
Отец с матерью познакомились в послевоенное время и еще до моего появления на свет жили радостями самых простых людей, уповая на погоду и Господа бога, наконец-то обретя счастье мирного неба над головой. На небольшом земельном участке, доставшемся матери от ее родителей, она выращивала апельсины, лимоны и виноград. Отец обустроил себе в доме обувную мастерскую. Близость к трассе обеспечивала их постоянными клиентами. Но когда поселение вошло в состав Неаполя, землю отобрал город, и родителям остался только дом, в котором отец смог продолжить свое дело, а мать была вынуждена искать другой источник заработка. Она пошла посудомойкой в небольшой трактир неподалеку.
А потом, через 3 года, на месте нашего дома и других, рядом стоявших, властями было решено организовать больницу для малоимущих (тогда Неаполь активно застраивался, ликвидируя последствия бомбардировок Второй мировой войны), и нас переселили в центральную часть города, предоставив жилье уже, разумеется, меньшей площади и в не самом, мягко говоря, благополучном районе. Однако после потери земли и перехода матери на другую работу заветшалый небольшой дом уже не представлял прежней ценности, как вспоминала она. Перебраться в центр значило потенциальную возможность для отца зарабатывать больше, а для нее найти лучше оплачиваемую работу. И так, за несколько лет образ жизни родителей стал кардинально иным. Но переезд в элитные трущобы (сейчас я не боюсь этого слова, тогда как раньше оно чуть ли не преследовалось законом) не озлобил их, а сделал еще более нежными и чуткими по отношению друг к другу.
В те годы наша страна переживала стремительный экономический подъем, так называемое итальянское экономическое чудо, между серединой 1950-х и серединой 1970-х годов. Подавляющее большинство населения было занято в индустрии автомобилестроения и машиностроения, уровень жизни страны и ее экономическое положение на мировой арене стремительно росли. Капиталовложения в данные отрасли оборачивались сумасшедшей прибылью, однако это вовсе не значило, что богател каждый второй человек в стране. Бедное население существовало во все времена, и будет существовать дальше. Эта прослойка, к сожалению, одна из самых живучих и стойких в обществе. Мы жили в центре Неаполя, ставшего тогда местом массового притяжения рабочей силы, и жили в простом районе, среди самых обычных, работающих на заводах людей.
Я не помню и не помнила дом, в котором родилась, поэтому мне сравнивать было не с чем. Меня как ребенка всегда радовали любовь и гармония в доме. Мне уделяли достаточно внимания, я была сыта, хорошо одета и даже в чем-то избалована. Помню, что мне никогда не было скучно. Такая плотность населения в том районе, куда нас направили, обеспечивала компанией всегда. За моим опрятным и аккуратным видом мама следила с особым трепетом. Жильцам доставляло удовольствие общаться с красивым и чистым ребенком. Знаете ли, тогда люди были намного добрее, и чужое благосостояние не вызывало злости и агрессии, как теперь. К нашей семье хорошо относились на районе, у нас часто бывали гости. Мать даже пекла хлеб по выходным и раздавала бедным. Поэтому и меня тоже любили соседи, и родители мало волновались, когда я играла с другими детьми в их домах. В то время была совсем другая жизнь. Мы воспитывались всей улицей, двери в дома и квартиры были открыты. Все помогали друг другу, чем могли. Не наша одна семья тогда оказались в таком положении, и это совместное горе утраты домов и земель сближало простых хозяйственников, какими и были родители всего несколько лет тому назад.
