Потому что никто не бросает ультразабег или "Адскую неделю" за долю секунды. Люди принимают решение о выходе из гонки за несколько часов до звонка, поэтому мне нужно было быть достаточно внимательным, чтобы понять, когда мое тело и разум начинают давать сбой, и отключить импульс к поиску выхода задолго до того, как я упаду в эту роковую воронку. Игнорирование боли или отгораживание от правды, как это было в San Diego One Day, в этот раз не сработало, и если вы стремитесь к своим 100 процентам, вы должны каталогизировать свои слабости и уязвимости. Не игнорируйте их. Будьте готовы к ним, потому что в любом соревновании на выносливость, в любой обстановке с высоким уровнем стресса ваши слабости будут всплывать, как плохая карма, увеличиваться в объеме и захлестывать вас. Если только вы не опередите их.
Это упражнение на распознавание и визуализацию. Вы должны осознать то, что собираетесь сделать, выделить то, что вам в этом не нравится, и потратить время на визуализацию каждого возможного препятствия. Я боялся жары, поэтому в преддверии Badwater я представлял себе все новые и новые средневековые ритуалы самоистязания, замаскированные под тренировки (а может, все было наоборот). Я говорил себе, что у меня есть иммунитет к страданиям, но это не означало, что я был невосприимчив к боли. Мне было больно, как и всем остальным, но я стремился преодолевать боль, чтобы она не мешала мне. К тому времени, когда я встал на линию в Badwater в 6 утра 22 июля 2006 года, я продвинул свой губернаторский уровень до 80 процентов. За шесть месяцев я удвоил свой потолок, и знаете, что это мне гарантировало?
Джек приседает.
Старт в Badwater был поэтапным. Новички стартовали в 6 утра, ветераны - в 8 утра, а настоящие претенденты - не раньше 10 утра, что позволяло им оказаться в Долине Смерти в самый пик жары. Крис Костман действительно обладает уникальным чувством юмора. Но он не знал, что дал одному спортсмену серьезное тактическое преимущество. Не я. Я говорю об Акосе Коне.
Мы с Акосом встретились накануне вечером в гостинице Furnace Creek Inn, где останавливались все спортсмены. Он тоже был новичком и выглядел намного лучше с тех пор, как мы виделись в последний раз. Несмотря на его проблемы на Hurt 100 (он, кстати, финишировал за 35 часов 17 минут), я знал, что Акос - жеребец, и, поскольку мы оба были в первой группе, я позволил ему идти со мной в темпе по пустыне. Плохой выбор!
Первые семнадцать миль мы шли бок о бок и выглядели как странная пара. Акош - венгр ростом 177 см, весом 122 фунта. Я был самым крупным мужчиной на поле с ростом 180 см и весом 195 фунтов, а также единственным чернокожим парнем. Акоса спонсировали, и он был одет в красочную, фирменную одежду. На мне была рваная серая майка, черные шорты и солнцезащитные очки Oakley. Мои ступни и лодыжки были обмотаны компрессионной лентой и заправлены в разбитые, но все еще пружинящие кроссовки. Я не стал надевать экипировку "морских котиков" или одежду Фонда воинов. Я предпочитал действовать инкогнито. Я был теневой фигурой, проникающей в новый мир боли.
Во время моего первого посещения Badwater
Хотя Акос задал быстрый темп, жара меня не беспокоила, отчасти потому, что было еще рано, и потому, что я так хорошо подготовился к жаре. Мы были двумя лучшими бегунами в 6-часовой группе, и когда в 8:40 мы проезжали мимо гостиницы "Фернас Крик", некоторые бегуны из 10-часовой группы были снаружи, включая Скотта Юрека, защищающего чемпиона, рекордсмена Badwater и легенду ультра. Он, должно быть, знал, что мы показываем отличное время, но я не уверен, что он осознавал, что только что увидел своего самого жесткого конкурента.
Вскоре после этого Акос оставил между нами некоторое пространство, и на двадцать шестой миле я начал понимать, что снова бежал слишком быстро. У меня кружилась голова, я испытывал головокружение и проблемы с ЖКТ. Перевод: Мне пришлось сходить в туалет на обочине. Все это было вызвано тем, что я был сильно обезвожен. В моей голове крутились один ужасный прогноз за другим. Отговорки, чтобы бросить, сыпались одна за другой. Я не слушал. В ответ я занялся проблемой обезвоживания и выпил больше воды, чем хотел.
Я прошел через контрольный пункт Stovepipe Wells на сорок второй миле в 13:31, через целый час после Акоса. Я находился на дистанции уже более семи с половиной часов и к тому времени почти не ходил. Я гордился тем, что смог пройти через Долину смерти на своих ногах. Я сделал перерыв, сходил в нормальный туалет и переоделся. Мои ноги распухли сильнее, чем я ожидал, а большой палец правой ноги уже несколько часов натирал боковую поверхность ботинка, так что остановка была приятным облегчением. Я почувствовал, что на левой ноге расцветает кровавый волдырь, но я знал, что лучше не снимать обувь. Большинство спортсменов увеличивают размер обуви, чтобы бежать по Badwater, и даже тогда они вырезают боковую панель большого пальца, чтобы создать пространство для отека и минимизировать натирание. Я этого не сделал, и впереди у меня было еще девяносто миль.
Я преодолел весь восемнадцатимильный подъем к перевалу Таун на высоте 4850 футов. Как и было предсказано, солнце зашло, когда я поднялся на перевал, воздух остыл, и я натянул еще один слой. В армии мы всегда говорим, что не поднимаемся до уровня наших ожиданий, а опускаемся до уровня нашей подготовки, и, поднимаясь по извилистому шоссе, я впал в тот же ритм, что и во время долгих переходов по пустыне в окрестностях Ниланда. Я не бежал, но держал высокий темп и преодолевал большие расстояния.
Я придерживался своего сценария, пробежал весь девятимильный спуск, и мои квадрицепсы поплатились за это. Как и моя левая нога. Мой волдырь рос с каждой минутой. Я чувствовал, что он уже близок к состоянию воздушного шара. Если бы только он прорвался сквозь ботинок, как в старом мультфильме, и продолжал расширяться, пока не унес бы меня в облака и не сбросил на вершину горы Уитни.
Не повезло. Я продолжал идти, и, кроме своей команды, в которую входили, в частности, моя жена (Кейт была начальником команды) и мать, я больше никого не видел. Я был в вечном движении, маршируя под черным куполом неба, сверкающего звездным светом. Я шел так долго, что ожидал, что в любой момент появится рой бегунов и оставит меня в живых. Но никто не появлялся. Единственным свидетельством жизни на планете Боли был ритм моего собственного горячего дыхания, ожог моего мультяшного волдыря, а также дальний свет и красные задние фонари трипперов, прокладывающих тропы сквозь калифорнийскую ночь. Так было до тех пор, пока солнце не стало готово взойти и на 110-й миле не появился рой.
К тому времени я был уже измотан и обезвожен, весь в поту, грязи и соли, когда на меня по очереди начали пикировать мухи. Две превратились в четыре, потом в десять и пятнадцать. Они били крыльями по моей коже, кусали за бедра и заползали в уши. Эта сцена была библейской, и она стала моим последним испытанием. Моя команда по очереди смахнула мух с моей кожи полотенцем. Я уже находился на территории личного рекорда. Я преодолел более 110 миль пешком, а впереди оставалось всего двадцать пять миль, и эти дьявольские мухи никак не могли меня остановить. Да и остановят ли? Я продолжал маршировать, а моя команда продолжала отмахиваться от мух на протяжении следующих восьми миль!
После того как Акос убежал от меня после семнадцатой мили, я не видел других бегунов Badwater до 122-й мили, когда рядом со мной остановилась Кейт.
"Скотт Юрек в двух милях позади вас", - сказала она.
Мы бежали уже более двадцати шести часов, и Акос уже финишировал, но тот факт, что Юрек только сейчас догнал меня, означал, что мое время, должно быть, было очень хорошим. Я мало бегал, но все эти ниландские рюкзаки сделали мой походный шаг быстрым и сильным. Я мог преодолевать пятнадцатиминутные мили, а чтобы сэкономить время, подкрепился на ходу. После того как все закончилось, изучив сплиты и время финиша всех участников, я понял, что мой самый большой страх - жара - на самом деле помог мне. Она была великим уравнителем. Она сделала быстрых бегунов медленными.
