Илан поймал на себе взгляд Миши, оторвался от десерта и коротко кивнул. Миша перевел взгляд на молодого человека, с напряженным и даже испуганным взглядом сидевшего за столом у самой двери. За все время беседы ни молодой человек, ни симпатичная брюнетка напротив него не произнесли ни слова.

– А как ты, Тамир?

Молодой человек улыбнулся виноватой улыбкой и тоже кивнул.

– С удовольствием, – сказал он.

– Отлично! – воскликнул Миша и с запоздалой учтивостью обратился к невесте: – Ты не возражаешь, дорогая, если я сыграю партию в преферанс?

– Нет, конечно, – улыбнулась Лукреция, допивая кофе. – Я пока соберу вещи и поваляюсь с книгой. Мне надо отдохнуть. Нам предстоят очень хлопотные дни.

– Благодарю тебя! – Миша коснулся губами руки невесты и обратился к партнерам: – Тогда встречаемся в библиотеке ровно в двенадцать. У нас будет четыре часа на игру.

Миша решительным движением придвинул к себе вазочку с суфле и чашку с кофе.

Мария Славина подхватила под руку сестру и пошла с ней по палубе, изредка касаясь свободной рукой деревянного планшира фальшборта[10], чтобы сохранить равновесие. Яхта шла ровно и быстро, но небольшая носовая качка ни на секунду не давала пассажирам забыть, что они находятся в открытом море. Вера прижала к себе руку сестры и оперлась на нее всем телом. Она была не рада, что согласилась на это путешествие. Конечно, это все очень романтично. Ветер, воздух, звезды, лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака. Как пелось в старой советской песне: «Только небо и море вокруг». Но в ее возрасте такие авантюры – это явный перебор. Тем более после сытного и вкусного завтрака. Яхта в очередной раз поднялась и опустилась. Вера замерла на месте, прислушиваясь к ощущениям. Бурление в пищеводе усилилось и в ритме движения судна подкатило к горлу. Вера Борисовна издала неопределенный звук.

– Тебе нехорошо? – участливо спросила Мария.

– Нет, ничего. – Вера тяжело вздохнула. – Сейчас пройдет.

«Представляю, в каком виде я буду сегодня вечером на дне рождения Алины. Это просто катастрофа», – думала она. Господи, надо же было ей так опростоволоситься! Как ей хотелось предстать в лучшем виде перед семьей Лейн, перед родителями и сестрами Габриэля, перед этим дедушкой Хельмутом. И вот что она натворила. Вместо того чтобы поехать сегодня с утра в косметический кабинет, потом на массаж и к парикмахеру, она согласилась на эту авантюру с морским путешествием.

Яхту еще раз качнуло. Тяжелый ком опять подкатил к горлу. «Надо было идти в каюту», – вздохнула Вера Борисовна. Но как она могла это сделать, если Маше явно хотелось обменяться впечатлениями о будущей невестке? Накануне остаться наедине им не удалось. Яхта поздно отплыла с острова Крит, и сразу после отплытия пассажиры разошлись по каютам.

– Вера! – встревоженно сказала Мария.

– Я в порядке, – Вера махнула рукой и вновь пошла по палубе, опираясь на руку сестры. – Давай уже скорее доберемся до шезлонгов.

Они обогнули корму, к которой с левого борта примыкала большая площадка, выходящая за пределы яхты и нависающая над морем. Эту площадку называли смотровой. На ней рядом с небольшим бассейном было несколько рядов шезлонгов. Вера с облегчением опустилась в один из них. Мария помогла ей, заботливо накрыла ноги сестры теплым пледом и погладила по голове.

– Отдыхай.

Мария села на соседний шезлонг и взглянула на сестру: стоит ли начинать разговор или лучше дать ей отдышаться? Вера закрыла глаза и тяжело вздохнула.

Даже самой себе Вера Борисовна Шварц не была готова признаться, что причиной ее дурного настроения было вовсе не легкое недомогание, вызванное качкой, а вся та роскошь, которая окружала ее на яхте «Мария» с самого начала морского путешествия. И дело даже не в самой роскоши. Веру Борисовну не пронять инкрустированными столами и стенами кают, обшитыми красным деревом. Эта роскошь была для нее крушением устоев и нарушением всех правил, сложившихся шесть десятилетий назад.

С раннего детства Вера привыкла быть старшей сестрой для своей старшей сестры. Уже в семь лет она диктовала одиннадцатилетней Маше условия проживания в совместной комнате, а иногда и поколачивала ее в борьбе за какую-нибудь книжку или игру. Маша была вовсе не слабой, скорее безынициативной. Она не любила и не считала нужным воевать, сражаться, вступать в спор или отстаивать права. Ей было проще уступить, пойти на поводу и вверить свою судьбу в руки других людей, а уж родной сестры и подавно. С детства все привыкли к тому, что Вера ведущая, а Маша – ведомая. Вера – боевая, Маша – робкая. Вера сама кует свое счастье, а Маша надеется на других. А значит, как утверждала советская идеология, Вера добьется успеха, а Маше этого успеха не видать. Жизнь двух сестер полностью подтверждала идеологические установки коммунистической партии. Вера лучше училась в школе. Соученики избрали ее сначала звеньевой, затем старостой класса, а в девятом классе – председателем совета школы. Вера с первой попытки поступила в институт иностранных языков. Маше для поступления в медицинский понадобилось три попытки. Удачное замужество Веры и развод Маши только подтвердили теорию об успешности младшей сестры и неблагополучии старшей. Рождение детей не изменило привычную картину. Дана была здоровым ребенком, в отличие от слабого и болезненного Миши. В Израиле Вера принимала семью старшей сестры, которая репатриировалась на три года позже. Конечно, это были недели хлопот и расходов. Пришлось побегать вместе с Машей и Леней по инстанциям. Регистрация, открытие счета в банке, получение документов, хлопоты с покупкой мебели и электротоваров для съемной квартиры. Но все это было не важно. Главным для Веры было ее внутреннее спокойствие. Все идет правильно. Все развивается так, как и должно. Она опекает старшую сестру и ее семью. Ее Генрих помогает Лене поменять советские водительские права на местные, а Дана вводит Мишу в школьную действительность.

Неожиданный финансовый успех Лени и Миши поколебали уверенность Веры в правильности проверенных временем идеологических установок. Сделка с американским гигантом, о которой писали все газеты страны и в результате которой Маша стала матерью мультимиллионера и женой миллионера, забила последний гвоздь в крышку гроба, в котором были похоронены представления о том, как все устроено в этом мире. Вера старалась не думать об успехе сестры, утешала себя мыслью, что и у нее все хорошо. Генрих получает прекрасную зарплату, которая позволяет им жить не просто безбедно, а ощущать себя состоятельными людьми. Дана успешный адвокат. У нее прекрасная дочь и муж с положением. Шутка ли сказать – офицер полиции! Со временем Вера не то чтобы смирилась с успехами членов семьи Маши, но перестала думать о них. Путешествие на яхте, которая принадлежала Мише, его невеста с княжеским титулом и бабушка с виллой на Крите обновили ощущения Веры Борисовны, и мысль, почему, по какому праву и по какому такому закону вся эта роскошь досталась безынициативной Маше, вновь начала терзать ее душу.

Вера еще раз тяжело вздохнула и открыла глаза. Маша коснулась руки сестры прохладными пальцами.

– Тебе лучше?

– Да. – Вера вздохнула, поежилась и натянула теплый плед на плечи. – Все в порядке.

– Как тебе эта Лукреция? – наконец Маша добралась до интересующей ее темы.

– Очень симпатичная, – улыбнулась Вера.

Для себя с первых минут знакомства она определила Лукрецию как избалованную самолюбивую эгоистку, но решила проявить максимальную доброжелательность к сестре.

– Выглядит моложе своих лет. – Вера Борисовна, глядя на Машу, перечисляла достоинства молодой княжны. – И фигура отличная. По-моему, хорошо относится к Мише.

– Правда? – обрадовалась Маша. – Мне тоже так показалось. Они так мило общаются. Она называет его Мики, а он ее – Луки. Знаешь, сначала, когда я узнала о ее титуле, я немного испугалась. Подумала, будет у меня невестка эдакая напыщенная фря. А она ничего. Даже не скажешь, что княгиня из древнего рода.