– Я не ожидал, что чай окажется таким крепким, – прочистив горло, говорит он. – Простите.
– Извинения приняты. – Я поднимаю глаза. – Но, насколько мне помнится, я просила называть меня Кэт. Как все называют.
Кроме матушки Агнес. И Реми.
– На самом деле я пришел сюда именно поэтому, – говорит Симон. – Я могу войти?
Я киваю на двери не только потому, что нельзя отказывать венатре, но и из любопытства.
– Не заперто.
Толкнув дверь, Симон заходит внутрь и внимательно осматривает погром.
– Что произошло?
– Здесь была модель святилища. – Я встаю и смахиваю пыль с рук. – Ножки стола с одной стороны подогнулись и, ну…
Я пожимаю плечами. Еще одна полуправда. Перрета выбила одну ножку и сломала вторую.
Симон рассматривает крошечные осколки цветного стекла, которые разложил архитектор.
– Наверное, она выглядела великолепно.
Я указываю на год, выбитый на основании модели.
– Такая же старая, как святилище. И мы обозначали на ней каждое изменение.
Симон поднимает связку веток и камыша из кучи.
– Даже строительные леса?
– Даже их. Это очень удобно, если требуется что-то уточнить. – Я дожидаюсь, пока он положит ветки обратно. – Так зачем вы пришли?
Сцепив руки за спиной, венатре обходит сломанный стол.
– Вчера, когда ты ушла, что-то еще долго не давало мне покоя. Но я так устал, что не стал разбираться. Хорошенько выспался, пересмотрел записи Жулианы и, наконец, понял. – Симон доходит до дальнего конца комнаты и поворачивается ко мне. – Тебя зовут Кэт.
– И? – Я вытираю вспотевшие ладони о рабочий фартук.
– «Иди домой, маленькая кошечка[2]», – цитирует Симон. – Селенаэ разговаривал с тобой. – Не дождавшись от меня ответа, он делает пару шагов в мою сторону. – И ты это поняла. Вот что тебя так взволновало.
У Симона угловатые черты лица, разве что нос округлый и вздернутый. Это придает венатре мальчишеский вид, каким бы серьезным он ни старался казаться.
– Разве это имеет значение? – спрашиваю я, а затем решаюсь на первую ложь: – Я его не слышала.
– Но это означает, что селенаэ наблюдал и, скорее всего, следил за тобой. А это очень интересно.
Мне снова становится не по себе. Я все еще считаю, что тот человек не сделал ничего плохого, да и магистру Томасу не понравилось, что венатре хочет отыскать его.
– Извините, но я не смогла толком его разглядеть.
Симон вздыхает, словно догадывается, что я что-то скрываю.
– Но ты начнешь проверять, не следит ли за тобой кто-нибудь? И как-то обезопасишь себя?
Я киваю, прежде чем он начнет перечислять, как именно мне это сделать.
– Конечно.
– Хорошо. – Симон прочищает горло. – Но мне бы еще хотелось обсудить то, что ты видела и слышала.
Я опускаю взгляд на груду камушков у левой ноги.
– Я уже все рассказала леди Жулиане.
– Знаю, – говорит венатре. – Но есть несколько нестыковок.
Я с тревогой смотрю на него, но он тут же вскидывает руку в успокаивающем жесте.
– Я хотел сказать, что есть моменты, которые мне не совсем понятны, и, думаю, ты сможешь мне их объяснить. Вот и все. Я ни в чем тебя не подозреваю.
И поменьше общайся с венатре. Не сболтнуть бы что-то лишнее.
Я прикусываю нижнюю губу.
– Что от меня требуется?
Не встретив явного сопротивления, Симон слегка расслабляется.
– Я бы хотел, чтобы ты помогла мне расспросить людей, живущих по соседству. – Он замолкает на мгновение. – Ты не чужая в Коллисе. И люди станут охотнее разговаривать с тобой. Поэтому я хочу, чтобы ты помогла мне получше понять, что же ты увидела прошлой ночью.
Краем глаза я замечаю в дверях кухни госпожу Лафонтен. Судя по ее нахмуренному лбу, она слышала весь разговор.
Мне хочется помочь Симону, хоть это и рискованно. Кажется, он искренне заботится и о Перрете, и о том, чтобы отыскать виновного.
Магистр Томас не убивал ее, так что правда не сможет причинить ему вреда. И если я буду знать, о чем думает венатре, то смогу отвлечь его внимание от архитектора.
– Я согласна.
Глава 10
– Где сегодня Ламберт и леди Жулиана? – спрашиваю я у Симона, когда мы огибаем площадь святилища. – Разве они не помогают вам?
– Они по уши в делах из-за подготовки к свадьбе. Ламберт недавно обручился с леди Женевьевой Д’Экре. – Симон проводит рукой по светлым кудрям, а затем засовывает большой палец в карман туники. – Планируется грандиозный праздник.
Вот почему во время экскурсии по святилищу граф так беспокоился, успеют ли закончить сводчатый потолок в дополнительном крыле.
– А какая роль отведена вам?
– Самая простая. Оденусь понаряднее и буду стоять там, где мне укажут.
На лице Симона появляется неуверенная улыбка, словно он давно не улыбался и сомневается, правильно ли это делает.
Однако он все еще венатре, и лучше перевести разговор на него.
– Как вы связаны с Монкюирами? – спрашиваю я.
– Тетка по матери вышла замуж за младшего брата графа. – От этого заявления Симон слегка горбится, а затем пинает камушек размером с маленькую сливу, который улетает в тележку со сладостями, стоящую неподалеку. – Да, нас нельзя назвать близкими родственниками. Но они – единственная семья, которая у меня осталась. – На его лице вновь появляется неловкая улыбка, словно он так и не вспомнил, как улыбаются. – Я приехал в Коллис прошлой зимой, надеясь, что здесь мне помогут стать учеником мастера или найти работу, но… – Симон сжимает губы. – У них возникли другие идеи.
Значит, он не врач. Я украдкой смотрю на руки Симона, выискивая любые намеки на то, чем он занимался прежде, но его ладони – совершенно гладкие, а на пальцах нет ни единой мозоли.
– И у какого мастера вы бы хотели учиться?
Он пожимает плечами, вернее, одним плечом.
– У любого, кто бы взял. У меня ни опыта, ни умений.
Его слова настолько шокируют меня, что я таращусь на него.
– Не слишком ли вы староваты, чтобы начинать с нуля?
– Староват? – Симон приподнимает бровь. – Да, большинство поступает в ученики до восемнадцати, но я бы не сказал, что староват.
– Восемнадцать? – Я перевожу взгляд вперед, чтобы скрыть румянец, который разливается по щекам. – Мне казалось, что вы ровесник Жулианы.
– Мне уже девятнадцать, – отвечает он. – Но, учитывая выпавшую мне роль… Надеюсь, остальные будут думать так же, как ты.
Путь молитвы уже виден впереди, но надо еще пересечь половину площади. Симон прочищает горло:
– А твоя семья?
В груди образуется пустота.
– Вы о какой? В которой я родилась, которая меня вырастила или частью которой я стала?
– О, вижу, у нас есть кое-что общее, – с усмешкой говорит Симон. – Я буду рад узнать о любой из них.
От его сочувствия что-то рвется в груди.
– Меня оставили сестрам Света, когда мне была едва ли пара дней от роду. Настоятельница считает своей задачей обучить любую девочку, которая попадется, поэтому я получила образование, но в двенадцать лет ушла из аббатства и начала работать у архитектора.
– Чтобы лазить по строительным лесам…
Я сама рассказала это Жулиане и Ламберту, так что откуда знает Симон – не вопрос. Но я все же киваю, и продолжаю:
– Сначала я делала только это, но теперь помогаю ему и с другими обязанностями.
Лишь когда мы доходим до трансепта, Симон решает продолжить разговор. Ему приходится повысить голос, чтобы перекричать шум стройки.
– И поэтому он стал твоей семьей.
– Да, он и экономка. И Реми.
– Что за Реми?
– Ученик магистра Томаса. Вернее, уже подмастерье. Он несколько дней назад сдал экзамены в Лютеции у другого мастера, – объясняю я. – А еще он – сын экономки. Госпожа Лафонтен осталась без дома после смерти мужа, поэтому с радостью согласилась работать и жить у архитектора.
– А, – понимающе протягивает Симон. – Так вот что это за женщина. Она стала тебе матерью?