– Вот как?
– Да, вы ведь хотите их приумножить. Вы не хотите летать первым классом, вам нужен собственный бизнес-джет…
Я откидываюсь на спинку стула и кладу ногу на ногу. Вот это подход! Те трое, у которых я была сегодня, начинали с общих фраз вежливости, потом несли ахинею о создании прочных отношений между советником и инвестором, о необходимости вникать в нужды и желания каждого отдельного инвестора и заканчивали стратегиями уменьшения рисков и сохранения активов. Успокаивали меня, старались, чтобы я расслабилась и не нервничала. А этот сразу взял быка за рога: пристегни, мол, ремни, взлет будет вертикальным.
– Вы сказали, что вам предстоит вступить во владение деньгами, – продолжает Ньюсом. – Это наследство? Надеюсь, у вас никто не умер?
– Нет. Вообще-то это не мои деньги, а моего мужа Саймона.
– А, мистера Ланьера…
– Добиаса, – поправляю я. – Саймона Добиаса. Я ношу девичью фамилию.
– Очень хорошо.
– Однако решения о деньгах буду принимать я. Не сейчас, но через десять недель точно. И я хочу быть готова, когда это случится.
Он явно не понимает. Переспрашивает:
– Так что же случится через десять недель?
– Десятая годовщина нашей свадьбы. Третье ноября. И тогда я получу деньги.
– Ага, – говорит он. – Судя по всему, речь идет о трастовом фонде.
Молодец, Кристиан Ньюсом. Ты угадал.
– Да, отец Саймона оставил ему деньги в трастовом фонде. Вам случалось иметь дело с трастовыми фондами раньше?
Он взмахивает рукой:
– Постоянно. Куда только люди не суют свои деньги, просто удивительно… Но это их дело, не мое.
– Сейчас деньги лежат там только на имя Саймона. Но как только нашему браку исполнится десять лет, они станут совместной собственностью.
– Такие условия поставил его отец? Вы должны были прожить в браке десять лет, прежде чем вам разрешалось коснуться этих денег?
– Не только… По условиям завещания, Саймон тоже не мог потратить их на меня раньше указанного срока.
Кристиан откидывается в кресле.
– Вот как…
– О да, – отвечаю я дрожащим голосом. – Существует доверенное лицо, без чьего одобрения никакой расход денег из трастового фонда невозможен. Например, Саймон мог бы купить машину, но тогда она была бы записана на фонд, то есть на Саймона. Он мог бы купить нам второй дом, скажем, во Флориде, но и тот был бы записан на фонд, то есть на Саймона. Муж хотел купить мне бриллиантовое колье на нашу пятую годовщину, но доверенное лицо сказало: «Нет, только не на деньги фонда».
– Жесткие ограничения.
Я улыбаюсь:
– Я не пользовалась доверием отца Саймона.
И тут глаза у Кристиана вспыхивают: похоже, он заинтересовался мной. Что это, неужели я веду себя как плохая девочка?.. Не знаю. А что, может, попробовать?
– Он решил, что если я на самом деле люблю Саймона, то подожду десять лет. Ну а если я вышла за него только ради денег, то и ждать не стану.
Ньюсом молчит, но логику, судя по всему, понимает. А еще он наверняка понимает, что деньги в том фонде должны быть немалые. Но вопросов не задает. Пока. На его сайте есть одна приписка, мелким шрифтом: минимальная сумма вложений – десять миллионов долларов. По телефону секретарша подтвердила эту информацию, но сказала, что иногда Кристиан идет на уступки и работает с меньшими суммами. А я ответила, что десять миллионов – не проблема.
– И за все эти десять лет вы так и не выросли в глазах свекра? – спрашивает Кристиан с улыбкой.
– Отец Саймона умер еще до того, как мы поженились.
– Очень жаль. Но вот вашему браку уже десять лет. Вернее, будет десять – третьего ноября…
– Третьего ноября, – подхватываю я, – я смогу тратить эти деньги когда захочу, сколько захочу и на что захочу. А я хочу забрать их из этого дурацкого банка, где на меня смотрят сверху вниз, и подальше от лап этого доверенного лица с его тупыми разговорами о защите вклада и консервативных…
Я осекаюсь – не надо так увлекаться.
– Извините. У меня… накопилось.
– Ничего удивительного. Вы оказались в роли гражданина второго сорта в собственном браке.
Я киваю:
– Но это не потому, что Саймон так хочет. У него нет выбора. Он же не может изменить условия завещания. А вот насчет гражданина второго сорта – это вы, пожалуй, в точку попали.
Он поднимает руку:
– Мне не следовало так говорить. Это мое субъективное мнение, которое мне следовало оставить при себе.
– Да нет, это вполне точно описывает нашу жизнь.
Я подаюсь вперед. Похоже, пора давать старт нашему забегу.
– Мистер Ньюсом, ответьте мне на один вопрос. Когда деньги фонда станут нашим общим достоянием после третьего ноября, значит ли это, что я смогу потратить их без одобрения Саймона? И даже без его ведома?
Я уже трижды задавала сегодня этот вопрос, и каждый раз ответ был одним и тем же. Во-первых, надо знать, как составлены условия трастового фонда, его язык. Во-вторых, если чье-то имя вписано в расчетный счет трастового фонда, то этот кто-то в целом может тратить деньги по своему усмотрению, без ведома остальных держателей счета. Но, в-третьих, чтобы избежать возможных распрей между держателями фонда и даже могущих последовать судебных разбирательств, лучше все-таки держать остальных владельцев счета в курсе касательно перемещения тех или иных сумм из трастового фонда.
Кристиан Ньюсом отвечает не сразу. Нет, он наверняка знает ответ, но оглашать его не спешит. И не потому, что думает о юридических тонкостях. Он размышляет о том, что я за человек и почему задаю такой вопрос. Не то чтобы его беспокоила моя честность – на это ему наплевать, судя по тому, какая презрительная усмешка всего на миг проскальзывает по его лицу.
– Да, есть способы устроить и так, – отвечает он наконец. – И, пожалуйста, зови меня Кристианом.
Я снова оглядываю офис – бегущую строку с индексами мировых бирж, стену с дипломом Гарварда и сертификатами федеральных агентств. Одинаковые они все, эти парни.
Но не во всем.
– Это лучший ответ, который я слышала за день.
Я беру со стола три визитки, которые лежат там с начала разговора, и демонстративно, одну за другой, рву их на части.
– И, пожалуйста, зови меня Вики.
16. Саймон
Я прохожу полмили от школы до Тайтл-энд-Траст-билдинг, что на пересечении улиц Кларк и Рэндольф, в Петле. Маршрут выбираю длинный, специально чтобы побыть в своем любимом месте: на бетонном променаде у озера, где слева плещет сердитая вода, а справа проносятся по Лейк-Шор-драйв автомобили. Облака ядовитого смога закрывают небо, но это не останавливает ни велосипедистов, ни любителей роликовых коньков, ни бегунов, которые пролетают подо мной кто на север, а кто на юг. Как же я люблю этот город…
Теперь здание переименовали, но многие по-прежнему называют его Тайтл-энд-Траст-билдинг. Именно такое название оно носило в девяностые, когда в нем был офис юридической фирмы моего отца. Он открыл его самостоятельно, после того как откололся от своих прежних партнеров из-за какого-то спора. Тогда в этом здании располагалось немало юридических фирм, самых разных. Может, какие-то из них и сейчас здесь.
Помню, как однажды пришел сюда с отцом в субботу. Мы сели в метро на зеленую ветку и приехали сюда, что само по себе уже приключение, особенно в выходные. Поднялись на эскалаторе на семнадцатый этаж. Отцовский офис был как раз на середине коридора. Помню дверь из матированного стекла с табличкой, на которой замысловатым шрифтом было написано «Юридические услуги Теодора Добиаса», и помню, как мне это казалось круто.
В те дни отец еще «перебивался», как он сам это называл, – занимался в основном производственными травмами и компенсациями рабочим, а еще автоавариями, съездами с трассы и всяким таким. Случались и уголовные дела, обычно связанные с вождением в нетрезвом виде или завладением чужой личной собственностью. Ему бы долбить и долбить Четвертую поправку, но, к несчастью, для этого у него была моя мать. А он выполнял функции чего-то вроде скорой юридической помощи. «Получили травму на работе? Вам нужен тот, кто защитит ваши интересы!»