то что они спасли ее от надругательства, делились с ней по следним куском хлеба? Закрыв лицо руками, она плакала нав зрыд. Только теперь Лида поняла, как она провинилась перед

старым доктором и перед теми, кто всегда приходил ей на по мощь.

— Не плачь, Лида, зайди к нам, — позвала Любовь Анто новна. — Они пригрозили тебе?

— Заставили, — всхлипнула Лида.

— Ни в жисть! — закричала Катя. — Поперва меня из ничтожите, а потом ее запустите.

БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!

— Держится Митя! — воскликнул Андрей. — Охраняйте

дверь, Тимофей Егорович, а я на крышу.

— Что ты придумал?

— Y меня сильный голос. С крыши землянки далеко слыш но. На вышках всполошатся, откроют стрельбу.

— Не смей! — Любовь Антоновна схватила Андрея за руку.

— В темноте не попадут. По зоне стрелять не разрешено.

— Им все можно, Андрей, — сказал Тимофей Егорович.

Андрей рывком освободил руку и шагнул за порог. Взбе жать по пологой крыше землянки было делом одной минуты.

БОМ! БОМ! БОМ!

— Вставайте все! — закричал Андрей. — Ломайте двери!

БОМ! БОМ! БОМ!

— Вышибайте окна! Врачей убивают! Сегодня! Охрана!

Расстреляет! Весь этап! — где-то далеко, или это только пока залось Андрею, прозвучал одинокий выстрел.

— Вы слышите?! Стреляют! Встаньте! Спасите людей! Зав тра пристрелят и вас! — Рядом, с соседней вышки, грохнул вы363

стрел, а чуть дальше прогремела автоматная очередь. Часовые

ударили в рельсы. Из второго корпуса послышался нарастаю щий гул многих голосов и удары чем-то тяжелым в запертую

дверь. Шум рос и грозной мощной волной катился по зоне.

— Убийцы!

— Насильники!

— Изверги! — кричали со всех сторон. Замелькали фонари

охранников, они растерянно метались по зоне, и снова выстре лы один за другим. Пули со свистом летели над головой Ан дрея. С соседней вышки били прицельно по Андрею.

«Поднялись люди... Это Игорь... Убьют меня... — промель кнула мысль, но Андрей тут же отогнал ее. — Навряд ли долго

продержусь... — Страх исчез. — Я не раб! Ненавижу их! Нена вижу!»

— Стреляйте, сволочи! Нас много!

— Прекратить шум! — надрывались надзиратели, но их

голоса тонули в грохоте криков и выстрелов. А голос Андрея

рвался, как птица. Долго она тосковала в клетке, а сейчас пе ред ней вольное небо и желанный простор. Ей нет дела, что

внизу поднял ружье охотник, что палец его лежит на курке.

Перед ней плывущие облака, такие же свободные, как и она

сама, и чтоб слиться с ними, ощутить всем телом их прохлад ную свежесть, взмахнуть крыльями без страха поранить их о

железные прутья клетки, ради этой минуты можно и умереть.

Умереть свободной. Не об этом ли мечтает птица и раб? Уме реть и спасти любимую — это ли не высшее счастье, лучезар ное и светлое, как солнце.

— Стреляйте в меня! Убивайте, бандиты! — Дзинь! Дзинь!

Дзинь! тонко и жалобно пели пули над головой Андрея.

— За Асю! — из землянки выбежал Тимофей Егорович.

Метнулась чья-то тень. Айда-пошел, он незаметно подкрады вался к Андрею, увидев капитана, со всех ног бросился бежать.

— За Асю! — кричал капитан, огромными прыжками на стигая охранника.

— Спаси-и-те-е! Уби-ва-ют! — истошным голосом завыл

Айда-пошел. Петляя как заяц, он мчался в сторону вахты. Рас стояние между капитаном и надзирателем сокращалось с каж дой секундой. Когда Тимофей Егорович занес топор над его го ловой, Айда-пошел бросился под ноги капитана. Тимофей Его364

рович споткнулся, топор вырвался из его рук и сам он тяжело

с разбега упал на землю.

— Закройте дверь! — крикнул Андрей.

Айда-пошел вскочил на ноги и нагнулся к топору.

— Зарежу! — голос Андрея, наполненный силой безудерж ного гнева, хлестнул, как удар кнута. Надзиратель, уже не меч тая о мести, галопом умчался к вахте. Андрей подбежал к ка питану, помог ему подняться, и они вместе, Тимофей Егорович

шел медленно, прихрамывая на правую ногу, вернулись в зем лянку.

БОМ! БОМ! звук замер. Кричали заключенные, беспоря дочно перезванивались и стреляли часовые, но возле вахты на ступила тишина. К землянке бежали дежурные. Андрей, сжав в

руках топор, встал у двери. Зловещий отблеск яркого огня, в

костер кто-то подбросил дров, осветил лица бегущих охранни ков и вырвал из темноты неподвижную фигуру Андрея и то пор, готовый опуститься на голову того, кто первый переступит

порог землянки. Из широко открытых глоток надзирателей вы рывался рев. Как стая диких собак, они мчались к Андрею. В

их глазах застыло одно желание — бить и бить беспощадно.

— Не успел Игорь, — простонала Любовь Антоновна.

— Закройте за мной дверь! — приказал Андрей, выскакивая

из землянки. «Зайдут сзади... В землянке перебьют всех... там

драться нельзя... Задержу, сколько смогу... Опоздал Игорь...»

Мысли неслись вихрем, но еще быстрее бежали надзиратели, охватывая Андрея кольцом.

В эту ночь Шигидин не прилег. После разговора с Андреем

он долго и бесцельно бродил по зоне, вспоминая то необычную

просьбу друга, то далекие, ушедшие в прошлое, предвоенные

годы. Каждый шаг отдавался болью в усталом теле, но сидеть

одному в темноте, сидеть и напряженно ждать сигнала Андрея

было ему не под силу. До отбоя ему изредка попадались больные.

Дважды мимо него прошли надзиратели. Но никто из них не

остановил Митю. Уже далеко за полночь, теперь он старался

поближе держаться к вахте, Митя вплотную столкнулся с на чальником режима капитаном Ремизовым. Капитан вздрогнул

365

от неожиданности, но, узнав Митю, благодушно усмехнулся и

беспечно махнул рукой. Лицо Мити, освещенное отблеском ко стра, было равнодушным и бессмысленным.

— Шпионишь в пользу контриков? — весело спросил Ре мизов и, весьма довольный своей шуткой, отрывисто заржал. — Одна надежда у них на тебя. Помогай им! — Вдоволь насмеяв шись, капитан ткнул горящий окурок в лоб Мити и заспешил

по своим делам. Митя с трудом сдержал стон. Он чувствовал

жгучую боль, ему хотелось крикнуть, ударить развеселившегося

начальника... Зашуми я, — подумал он, — поймут, что в себя

пришел... К вахте не пройду... Андрюха, Андрюха... Бить

подъем... Это потяжелее, чем за языком идти... Оттудова я во рочался... А тут кто знает, доживешь ли до утра. Немцы не

сожгли избу... не убили моих... домой вернулся... Кабы знать, что так свидимся с нею... Она лежит небось со своим кобелем,— Шигидин и в мыслях не называл свою бывшую жену по имени, — рассопливились оба... визжат... Дочку, страмники, не стыдо-бятся... Мальчонку извели. Что им кровинка моя?.. Сучка и та

за щенка кобеля загрызет. А моя-то жеребцу своему скормит

девчонку и глазом не поведет... Для нее собирал колоски... жра ла... Подъем ударю... С пользой бы! А там и помирать можно...

Кому я такой нужен? Дочку не повидаю... четыре годка не до тяну... Хотя бы кого из них, — Митя с ненавистью поглядел на

вахту, — зашибли нынче ночью... Зверюга не знущается, как

Падло надо мной... Они видели... смеялись... Помню я... Падло

меня носом в страмное место ткал... а майор сидел и гоготал...

Пошто теперича окурком в лоб ткнул?! Думает, не чую я боли...

полоумный... Y нас в селе над Аришкой дурочкой последний

мальчонка так не изгалялся... И что за судьба мне выпала? В

тридцать третьем наголодался вволю... опух... Потом на трудо дни палочки одни ставили... За весь год заработаешь мешок

зерна и картохи и живи, как знаешь... Кабы не огородишко и

скотинка, вволю хлеба не поел бы... Женился на ней... Красивая

она! С лица воды не пить... На заработки в город пошел... Го няли, как последнего бродяжку: «Шабашник, — кричат, — рвач!» Зато халву в избу приносил... сладкая она... Ей платье

шерстяное справил... кофту, юбку... Чисто городскую началь ницу разодел... Никто из наших баб таких нарядов и не видел...