— А хотя бы и в тебя. Порвать документ ты не успеешь.

В рот сунешь — зубы вышибу и обвиню в нападении. Порван ное легко склеить и прочесть. А отпечатки пальцев всегда от печатки пальцев. — Осокин внимательно осмотрел бумагу и

вытер рукавом лоб. «Раскусил, пес! — ликовал Орлов. — Рука вом вытирается, как Зотов».

— Я не вижу разницы между этими двумя бумажками. Обе

написаны одним почерком. Стоило ли вынимать оружие?

— Приглядись хорошенько, что написано внизу.

— А-а-а... мой почерк... Да-а, печальное недоразумение. Вы, я надеюсь, не исключаете, что я мог случайно обронить листок

бумажки и неизвестный злоумышленник, а им мог оказаться

кто угодно, в том числе и вы, написал на этой бумаге донос.

Можно и так истолковать, товарищ генерал-майор.

«Не сдается наглец!» — негодовал Орлов.

— Прочти на закуску вот это, — сказал Орлов, протягивая

Осокину чистосердечное признание Зотова. На какую-то долю

секунды, забыв об осторожности, Осокин взял в руки донос

Седугина, написанный на простой бумаге. «Изменила ему вы держка! — торжествовал Орлов. — Держись, Осокин, сюрпри зы еще не исчерпаны».

— Майор Зотов и лейтенант Дашков наглые клеветники.

Они незаслуженно опорочили меня. И это называется сослу живцы?

305

— Вас оклеветали? Жаль мне вас, Осокин, — насмешливо

протянул Орлов, пряча в карман прочтенные Осокиным бума ги. — Возможно, Зотов и Дашков немецкие шпионы? Или япон ские? Y нас в лагере работают японцы. Они бы вполне могли

связаться с ними.

— Не исключено, товарищ генерал-майор. Мы живем в

кольце врагов. От них любой пакости жди, — с совершенно

серьезным видом ответил Осокин.

— Уж этот мне мировой империализм! К самому полков нику Осокину щупальцы протянул. Вы наблюдательны, но вам

изменила выдержка: пить меньше надо. Желудок у вас... По дайте ваш бокал. — Осокин, пожав плечами, протянул Орлову

бокал. — Красивый рисунок. Вы не находите?

— Недурственный... Разрешите полюбопытствовать, когда

ж е мне изменила выдержка? Может, поделитесь своим бога тым опытом?

— А отчего же и не поделиться? — Орлов зевнул и сладко

потянулся. — Время позднее... Но для милого дружка и сереж ка из ушка. Вы обратили внимание на пепельницу. Да, я не ис куриваю папиросу до мундштука. Похвальная наблюдатель ность. Но вы не взглянули на бокал. Сверху он покрыт тонким

слоем специального состава. Какого? — я думаю, называть не обязательно.

— И?..

— ...отпечаток ваших пальцев остался на втором заявлении

Седугина. Первую бумагу у вас выкрали. А вторую? Как она

попала к вам в руки?

— Шантаж! Я сумею доказать...

— Ничего вы не сумеете...

— Вы подсунули мне!

— Я? Это клевета! Майор Зотов подтвердит, что вы в его

присутствии диктовали Седугину текст второй записки.

— Он не посмеет!

— Еще и как посмеет! И лейтенант Дашков тоже. Два

вполне благонадежных свидетеля.

— Ну, это еще как сказать. И кроме того, не забывайте об

Игоре...

306

— А какие у вас доказательства? Несостоявшийся донос Ру саковой, написанный рукой Зотова. Безыконникова? Она мер тва...

— Лучший свидетель — сам Игорь.

— Я подумал и об этом. Игоря Николаевича нет в живых...

— Как... «нет в живых»?!

— Случайно приняли за беглеца и пристрелили, — спокой но пояснил Орлов, нажимая кнопку.

— Неправда! Вы не могли им пожертвовать! — Дверь, ти хо скрипнув, открылась. На пороге, за спиной у Осокина, вы росла фигура Зотова.

СДЕЛКА

— Не верите мне, спросите майора Зотова о судьбе глав врача. Он как начальник больницы подтвердит или опроверг нет мои слова.

— Я готов хоть сейчас...

— Я рад вашей готовности, гражданин Осокин Майор Зо тов! — возвысил голос Орлов.

— Я вас слушаю, товарищ генерал-майор, — гаркнул Зо тов, молодцевато щелкая каблуками. Осокин побледнел. Он

медленно повернул голову и в упор поглядел на Зотова. Майор, делая вид, что не замечает полковника, преданно ел глазами

хозяина.

— Доложите, какие происшествия имели место в вверен ной вам больнице за вчерашний день.

— Никаких особых происшествий не случилось, товарищ

генерал-майор. — Осокин облегченно вздохнул. — Двое заклю ченных умерли от болезни и одного убили по ошибке.

— Кого?

— Я вам докладывал, товарищ генерал-майор.

— Повторите.

— Главврача больницы. Его приняли за беглеца и шлеп нули.

307

— Когда? — равнодушно спросил Орлов.

— Вчера вечером, перед тем, как мне ехать к вам, — сказал

Зотов, входя во вкус предложенной Орловым игры.

— Когда вы передали мне эту бамагу? Подойдите ближе, майор Зотов.

— Сегодня ночью, товарищ генерал-майор.

— Какого числа она написана?

— Второго апреля одна тысяча девятьсот сорок шестого

года.

— Кто писал?

— Заключенный Седугин.

— Он сам?

— Откуда бы ему знать...

— Отвечайте на вопрос!

— Полковник Осокин говорил, а Седугин писал.

— Держал ли это письмо в руках кто-либо кроме вас?

— Так точно, товарищ генерал-майор. Седугин держал его.

Помер он вчера вечером от болезни. И полковник Осокин брал

его своими руками и отдал мне.

— Вы не заметили, майор Зотов, были ли перчатки на ру ках гражданина Осокина?

— Никак нет. Был бы в перчатках он, я бы говорить не

стал. Какая польза. А теперь след остался. Мы это учили. Не

одному мне отвечать...

— Кто кроме вас слышал, что Осокин диктовал Седугину?

— Лейтенант Дашков.

— А кто видел, когда Осокин отдавал вам это письмо?

— Тоже Дашков.

— Это заявление писали вы?

— Не один, товарищ генерал-майор, вместе с лейтенантом

Дашковым.

— Что вас побудило?

— Раскаялся! Чистосердечное признание.

— Гражданин Осокин запугивал вас?

— Еще и как. Про Малявина говорил и про дело Зозули.

С головой выдать обещал.

— Известно ли вам, гражданин Осокин, кто санкциониро вал прекратить следствие по делу Малявина?

— Известно, — прохрипел полковник.

308

— И вы осмелились запугивать честного незапятнанного

товарища? А знаете ли вы, что при расследовании причин

смерти Зозули тень упадет на лагерную администрацию и нам

строжайше запрещено касаться этого дела.

— Знаю.

— Вы знаете больше, Осокин. Оба приказа исходят не от

меня. В них заинтересованы люди, отвечающие за все места за ключения. Выдача таких секретов приравнивается к измене

Родине. Вы понимаете это?

— Пон-нимаю... — заплетающимся языком подтвердил пол ковник.

— Понимаете и все же делаете? Вы играете на руку клас совому врагу. Вы предаете первое в мире рабоче-крестьянское

государство, оплот мирового пролетариата. Майор Зотов! Вы

подтверждаете все, что написано здесь? — спросил Орлов, сно ва нажимая на тайную кнопку звонка.

— Так мне ничего не будет за Малявина? И за Зозулю то же? — обрадованно воскликнул Зотов. — Все как ни на есть под тверждаю. Любому следователю хоть сейчас готов дать пока зания. Я этого гада прижму, хоть он и полковник.

— Выбирайте выражения, Зотов. Входите, лейтенант.

— По вашему приказанию, товарищ генерал-майор...

— Вольно. Скажите, лейтенант Дашков... — начал Орлов.

— Не надо! — взмолился Осокин. — Прикажите им уйти.

Мы с вами культурные люди...

— Пока оставьте нас. Будет нужно, я вас позову, — прика зал Орлов. Зотов и Дашков вышли. — Ну-с, полковник, чем

вы меня порадуете?

— Вы пожертвовали Игорем? — со страхом и невольным

восхищением в голосе спросил Осокин.

— Ради светлого будущего человечества я готов пожертво вать и... вами. Любая жертва на благо отчизны чересчур ни чтожна. К делу, Осокин.

— Такая твердость характера! Я восхищен! — полковник

льстиво заглянул в глаза хозяина.