— Вы лимончиком закусывайте. Две дольки пососешь — и трезвый как стеклышко.

— Спасибо, Леонид Фадеевич. Но делу время, а потехе — час. Вы упомянули о звонке ОТТУДА. — Осокин многозначи тельно указал пальцем на потолок.

— Все обсудим, Герасим Петрович. До утра у нас время

еще есть. Пока пригубим по второму бокальчику. — «Полковник

не умеет пить. От коньяка его развезет. Проклятые почки! Как

бы они о себе знать не дали... Голова у меня ясная. Выпьем еще, я объясню ему тайну пепельницы».

Спаивает, хитрец! Знает, подлец, что после второго бокала

я буду не в форме. Отказаться? Заподозрит. Он и бутылку ко ньяка проглотит не поморщившись. А я не научился пить не

пьянея... недостаток мой... — сокрушался Осокин, не решаясь

поставить бокал на стол.

— Я бы с удовольствием, Леонид Фадеевич. В таком при ятном обществе не грех и лишние сто грамм выпить. Но желу док у меня... Врачи подозревают язву.

— Вы меньше их слушайте! Следовать их советам, так и

дышать тоже вредно. Вздохнул раз — и сотни тысяч злодейских

микробов в организм ввел. А вот мы с вами дышим и ничего, живем. У вас желудок, у меня почки. Выпьем за их здоровье и

благополучие, — Орлов игриво усмехнулся и, не спуская глаз

с Осокина, осушил свой бокал. Полковник поморщился, но

выпил.

301

— Вот и хорошо. Мысль ясна. Сердце работает как новень кий мотор. Тело бодрое. Так легче и о деле поговорить. Я не

хотел вам сообщать подробности по телефону... Но... ко мне не

звонили.

— Зачем ж е вы меня вызвали? — насторожился Осокин.

— Специальный курьер ОТТУДА был.

— Где ж е он?

— Я не имею права расспрашивать, куда он уходит. Мы с

ним разговаривали больше часа.

— Если это тайна...

— Какие могут быть секреты от начальника секретной

части!

— Касается меня?

— К сожалению, тебя, Герасим Петрович. Посторонним

лицам стал известен мой шифр. Не худо бы вместе обсудить, каким путем просочились эти сведения.

— Я бы сам хотел поговорить с курьером. — «Продали...

Кто же? Зотов? Не успел бы добраться... да и не посмеет...»

— Я сам просил его зайти к вам. Но... — Орлов развел

руками. — Он не нашел нужным выполнить мою просьбу. Я

не смею приказывать людям ОТТУДА, даже если он в чине

лейтенанта. Но если бы только мой шифр! А то... Страшно даже

подумать!.. Его! — На слове «его» Орлов сделал многозначи тельное ударение.

— Чудовищно! Невероятно! — обескураженно воскликнул

Осокин, решительно отодвигая пустой бокал.

— Утечка секретной информации всем нам грозит больши ми неприятностями. Но в первую очередь вам, полковник Осо кин! Выпейте. Это вас приободрит. Так сказать, поднимет то нус.

— Не буду.

— Вольному воля.

— Разрешите удалиться, товарищ генерал-майор. Я немед ленно начну расследование.

— Поздно, полковник.

— Как... поздно?! — Осокин со страхом и тревогой взглянул

на Орлова. Мысли путались после выпитого коньяка. Он не мог

собрать их воедино, сосредоточиться, именно сейчас, в самый

опасный момент.

302

— Ночь. Темно, — пояснил Орлов. — За такую ответствен ную работу лучше всего браться со свежей головой.

— Ради выяснения истины я готов...

— Ни к чему вы не готовы, гражданин Осокин.

— Как прикажете понимать ваше обращение ко мне? По чему «гражданин Осокин», а не товарищ полковник?

— Вы опоздали, гражданин Осокин. Вчера вы были для

меня уважаемый товарищ, собрат по оружию, с которым мы

вместе шли к одной светлой цели, а сегодня...

— Я требую объяснений!

— Не вам их требовать! Вам разрешено просить. Или воз вращайтесь пока домой. Я не смею вас дольше задерживать.

Передайте привет супруге. И не забудьте напомнить ей, чтоб

она собрала вам необходимые вещи. Я полагаю, что в первые

дни следствия вам, учитывая ваши прежние заслуги, разрешат

поселиться в одиночной камере с относительными удобствами.

Погиб! — в ужасе подумал Осокин. — Может быть, оче редная провокация? Следовало отказаться от коньяка... А вдруг

он подсыпал в него? Он пил сам... В своем доме не посмеет.

Хозяин — не майор, а я — не Гвоздевский. Глупости! Ну как

лучше всего говорить? Возмущаться? Попытаться свести к

шуткам? Молчать? Встать и оскорбленно уйти. Уйти, ничего не

узнав? Курьер... Маловероятно... Не сидит ли кто в соседней

комнате? Может, подслушивают? В прошлом году сигнализа цию у хозяина устанавливал мой человек. Из других комнат

ничего не услышишь. Лучше всего...

— Вы, конечно, шутите, товарищ генерал-майор. И все ж е

я считаю своим долгом предупредить вас о неуместности подоб ных шуток. Если они повторятся...

— А если вы в таком тоне скажете еще одно слово, я вы шибу вас за дверь.

— Зачем же так сразу? Между друзьями возможны раз молвки, но эксцессы... Я не ожидал от вас. Вы человек воспи танный.

— Я вас позвал не для разговора о воспитании. Когда в

последний раз вы были в больнице?

— В какой больнице? — Осокин сделал недоумевающее

лицо. «Продал Зотов? Или донесли сексоты Орлова?»

303

— Больница у нас одна.

— К своему врачу я обращаюсь каждую неделю. Мне не

понятно, почему вы так обеспокоены состоянием моего здоро вья? И какая связь между моим желудком и вашим шифром?

Путать работу с личными делами? Это... выше моего разумения.

— Осокин огорченно вздохнул и со скорбным недоумением

посмотрел на хозяина.

Как держится, старый иезуит! Полковник — не Зотов. Не

помогли два бокала коньяка... Трезвеет на глазах. Я тебя при жму, как ужа вилами, — мысленно пригрозил Орлов.

— Я говорю о четвертой лагерной больнице.

— Дайте припомнить. — «Кажется, узнал... Но что? И

сколько? Запираться полностью нельзя. Опровергать?» — Се годня у нас девятое апреля, вторник...

— Уже десятое... Среда, — поправил Орлов.

— Да-да. Я приехал в больницу в прошлый понедельник.

Следовательно, первого апреля. Уехал во вторник вечером.

— Фамилия Седугин вам ничего не говорит?

— Се-ду-гин... Что-то знакомое... А-а-а, мы вместе с вами хо датайствовали о смягчении его наказания. Он провинился? Не ужели мы ошиблись?

— Прочтите, гражданин Осокин, сочинение на вольную

тему. И попробуйте догадаться, кем оно написано. — Орлов

протянул полковнику одно из донесений Седугина. Не притра гиваясь к бумаге, Осокин быстро пробежал глазами написанное

на одной стороне листа и будничным голосом попросил: — Переверните, пожалуйста, товарищ генерал-майор. Та кую пакость стыдно брать в руки. — Орлов с усмешкой натя нул перчатки.

— Боюсь руки запачкать. Очень уж грязный пасквиль, — с

брезгливой миной на лице пояснил Орлов.

Эта бумага ничего не доказывает. Кто ее писал? Седугин?

А при чем здесь я?

— Догадались, кто автор записки?

— Неужели Седугин?! — возмущенно спросил Осокин. — Кто бы мог на него подумать? И откуда он узнал о шифре?

— Об этом следует спросить вас.

— Меня?

— Да, вас, гражданин Осокин.

304

— Вы подозреваете меня? Но простите, товарищ генерал-майор. Я в равной степени имею смелость в том ж е заподозрить

и вас. К тому же, не составит особого труда добиться от Седугина признания, кто продиктовал ему текст доноса, и навряд ли

он укажет на меня. О Седугине я знаю от майора Зотова. С

ним лично я никогда не разговаривал.

— Так-так, Осокин. А теперь прочтите дубликат записки

Седугина и не пытайтесь порвать его или проглотить. — Орлов

вынул из кармана револьвер и положил его перед собой. — Когда-то я брал призы за отличную стрельбу. Да и теперь не

совсем разучился попадать в цель. В двух шагах не промахнусь.

Кстати, предохранитель снят.

— Смотря по какой мишени будете бить, товарищ генерал-майор. — Осокин двусмысленно улыбнулся.