— В зону Игорь не вернется?

— Двое надзирателей с ним вроде бы за компанию сидят.

Часовым на вышках я дал строгий приказ: кто бы ни подошел

ночью к вахте, главврач, не главврач — стрелять без разгово ров. Они и сами без пароля никого не подпустят. Правило ка раульной службы Игорь знает, на рожон ночью не полезет.

— А если все же он рискнет?

— Я наказал надзирателям, тем что вместе с Игорем си дят, глаз с него не спускать. По нужде и то проводят его. «За бушует, — сказал я им, — свяжите, но не троньте и пальцем.

Башкой своей ответите, если пожалуется мне, что помяли его».

Они ребята здоровые, но смирные. Драться не любят, телята.

А полезет Игорь — в два счета скрутят его.

«Успею ли я приехать?.. Позвонить по селектору? Весь ла герь услышит — верная петля на шее. С Игорем двое не спра вятся... В драке они могут убить его... Смирные-то они смир ные, а спуску Игорю не дадут».

— Во сколько заключенных начнут собирать на этап?

— Часа в три ночи. Пока выведут, время-то как раз тю телька в тютельку.

— Игорь не услышит, когда поведут на этап?

— Никак нет, товарищ генерал-майор. В зоне все тихо

спокойно пройдет, без сучка и задоринки.

— А стрельбу?

— Тогда уж поздно на помощь бежать. Игорь — мужик

умный, все сам поймет. Вот только доложили мне, перед тем, как за зону его вывести, Игорь друзей собирал. О чем говорил

с ними — не знаю. Сексоты прошляпили, не донесли.

— И как они повели себя?

— Кто?

— Те, кого собирал Игорь.

— Тихо и мирно разошлись по своим местам и никакого

недовольства не проявили. За ними следят. Мне самому не когда было хорошенько расспросить, я сюда торопился.

— Поговорю с Осокиным и поеду с тобой в больницу.

Приедем, скажу, что устал. Ты пригласишь меня к себе от дохнуть.

297

— Тарабанит, полуношник, — сказала тетя Оля, без стука

входя в комнату, — пустить, аль от ворот поворот дать?

— Впустите. И, пожалуйста, на время заведите в свою

комнату майора и лейтенанта. Пусть они недолго у вас поси дят.

— Чтоб ко мне ночыо мужики бродячие, сексоты ваши, в комнату перлись? Страм-то какой! Завтра же уйду от такой

пакости.

— Не серчайте, тетя Оля. Я их вскоре позову. Я вам на

именины такой сюрприз преподнесу.

— Не задаривайте меня, Леонид Фадеевич, сюрпризами.

Двенадцатый год у вас живу, по разным местам с вами мыка лась. А чтоб мужиков, да еще и сексотов, в комнату к себе...

Уйду на ночь глядя.

— Тетя Оля! Я вас прошу. Честное слово, первый и по следний раз.

— Ладно уж. Не кончатся добром ваши ночные посидел ки. Пошли ко мне. У меня на стене икона висит. Зубоскалить

аль расспрашивать про икону начнешь, не разгневайся, ба тюшка, выгоню. И того башибузука, который в коридоре

мерзнет, тоже забрать?

— И его возьмите. Полковника приведите ко мне. А Пи рата спустите с цепи.

— Экая маята ночная! Кобелю бедному и тому спокоя

нет. То привязывай, то отпускай. Ладно уж, приведу еще од ного прощелыгу. А больше, хоть ворота разобьют, не пущу

никого.

...Ну, Осокин, каков ты будешь сегодня... Все козыри у меня

на руках... Из горла вырву все, что сумел собрать против ме ня. Только бы не затянулся визит... Поезд долго задерживать

опасно: пойдут толки, пересуды, возникнут подозрения. В три

часа ночи начнут собирать на этап... Эти люди мне не нужны...

пусть будет так, как задумал Зотов... Я избавлюсь от лишних

языков, а со временем обезврежу Зотова и Дашкова. Y Осо кина жало сегодня вырву. А пока... Что ж, кажется, он идет...

298

ПОЛКОВНИК ОСОКИН

— Шинель-то сними, — услышал Орлов голос тети Оли.

— Повесь ее по-людски. Пошто в руки-то мне суешь? Стара я, чтоб ухаживать за тобой, как за дитем малым.

— Разрешите войти, товарищ генерал-майор?

— Герасим Петрович! К чему такая официальность? Мы

с тобой не в управлении, а дома. Садись, дорогой. — Орлов ра душно улыбнулся, гостеприимным жестом указывая на кре сло. «Забыл, дьявол его побери!» — мысленно выругался Ор лов, цепким взглядом ощупывая невыразительное лицо пол ковника. — Минуточку поскучай один. Я скажу тете Оле, чтоб

не потревожила нас, пока мы беседуем. — Орлов вышел, плот но притворив за собой дверь. В полутемном коридоре он ли цом к лицу столкнулся со старой домработницей. — Тетя

Оля! — прошептал он, — услышите звонок в своей комнате, сами не заходите, скажите, чтоб немедленно шел Зотов.

— Это какой Зотов?

— Т-с-с, — Орлов приложил палец к губам. — В фуфайке.

Скажите ему, если я спрошу о главвраче, пусть отвечает «убит

по ошибке», приняли за беглеца. И заключенный Седугин умер

от болезни. Поняли? — тетя Оля неохотно кивнула головой. — И еще одна просьба: достаньте в моей комнате китель, сапоги

и брюки, старые. Целы они?

— Куда им задеваться? Не торгую штанами твоими, ба тюшка.

— Отдайте одежду Зотову.

— Это еще зачем?

— Пусть переоденется.

— При мне? — возмутилась тетя Оля.

— Выйдите из комнаты. Я не прошу, а требую, — глаза

Орлова сверкнули.

— Пусть хоть дом подожгет.

299

— Я требую, — шепотом повторил Орлов. — Второй раз

позвоню — лейтенанта посылайте.

— Пособлю им, — проворчала тетя Оля, поворачиваясь

спиной к Орлову.

— Не подведете?

— Слово мое крепко. Я не ваш сексот, — бурча что-то под

нос, тетя Оля пошла в свою комнату. Орлов вернулся к Осо кину.

— Теперь нас никто не потревожит, — заговорил хозяин, с удобством усаживаясь в кресло. — Не желаешь ли коньячку, Герасим Петрович?

— Глоточек можно.

— Великолепная штука. Армянский! Один я не пью. А в

такой поздний час кто ко мне наведается? — Орлов бросил

беглый взгляд на пустой стол. Бутылку и посуду он предусмо трительно спрятал и ничто не указывало на то, что за не сколько минут до прихода Осокина хозяин выпивал с Зото вым. — И лимончик найдется. Сами почистим, по-холостяцки.

Люблю я эти бокалы. Старинная работа, — говорил Орлов, ловко и сноровисто разрезая очищенный лимон тоненькими

дольками. Осокин, словно невзначай, взглянул в пепельницу.

Его внимание привлекли три окурка. Он хорошо изучил при вычки хозяина. Орлов обычно выкуривал чуть больше поло вины папиросы, а эти окурки кто-то, конечно же, не генерал, искурил до самых мундштуков. Обслюнявленные мундштуки, а хозяин не любил мусолить папиросы во рту, не оставляли

сомнений, что недавно у Орлова сидел поздний гость. Мунд штуки «Казбека» даже на взгляд казались мокрыми. Несомнен но, гость сидел за этим столом и, судя по количеству окурков, больше часа. Хозяин поймал взгляд полковника. «Первый блин

комом... Как же я не догадался убрать пепельницу», — с до садой рассуждал Орлов, разливая коньяк.

— Выпьем за нашу плодотворную совместную службу, — напыщенно провозгласил Орлов. — И за дружбу! За мужскую

настоящую дружбу!

— За дружбу с удовольствием, — согласился Осокин. При губив коньяк, он поставил бокал на место.

— Э-э-э! Так не годится, Герасим Петрович, — энергично

запротестовал Орлов. — На Руси за дружбу до дна пьют. Не

300

оставляй в чаше зла на хозяина. Вот как учили наши предки.

— Так было в старину, — засмеялся Осокин. — А по пра вилам хорошего тона коньяк из бокалов не пьют.

— Что нам эти правила! Мы с тобой воспитывались не в

институте благородных девиц. Оба — чистокровные пролета рии. Пей до дна — и вся тут правда.

— Тогда уж и вы со мной за компанию осушите свой бо кальчик. По русскому обычаю хозяин первый пьет, чтобы

гость не сомневался.

— С превеликим удовольствием, Герасим Петрович! — Орлов чокнулся с Осокиным и залпом выпил свой бокал. Пол ковник неохотно последовал его примеру.

— Хороший коньяк, Леонид Фадеевич. Прямо огонь по

жилам побежал.