— Уж не хочешь ли ты меня уверить, что не читал их?
— Читал... Я ж сам хотел... Все поясню...
— Не мешкай, майор. Мое время дорого стоит.
— Там три письма. Одно два раза написано. И ксивенка к
Игорю.
— Понятно, дальше.
— Прочтите сами, Леонид Фадеевич.
— Ого, тут еще и конверт. Посмотрим, куда он адресован.
Днепропетровск, проспект Карла Маркса, дом тридцать два, Седугиной М. С. В конверте тоже письмо. «Дорогая мама, — читал Орлов. — Это письмо передаст тебе из рук в руки мой
товарищ по армии Алеша Миронов. Его демобшшзовали из
армии и он едет в Днепропетровск. Сделай все, что он скажет.
Меня арестовали и осудили за то, что я помог заключенным.
Сперва дали пятнадцать лет, а теперь сбавили до пяти. В ла гере творятся безобразия. Нас плохо кормят, бьют. Один че ловек по секрету пояснил мне, что главврач четвертой лагер ной больницы, Игорь Николаевич, и генерал-майор Орлов, на чальник управления лагеря, двоюродные братья. Они вместе
росли. Орлов любит Игоря Николаевича, он дает в больницу
много лекарств, продуктов, политическим разрешает работать
врачами. Игорь Николаевич — человек замечательный. При езжай, поговори с ним и с начальником управления, они по могут мне выйти на свободу. Я слышал от Игоря Николаевича, что все безобразия творят враги народа, которые засели в са мом верху, но скоро их выловят. Я сам, под диктовку началь ника управления генерал-майора Орлова, написал разоблаче ние на одного врага народа. Кто он такой, не знаю. Запомнил
только номер того врага — КЛ/17. Если начальник управле
281
ния ничего не поможет, передай мое письмо в Кремль на имя
министра. Жду тебя. Твой сын Степа». Орлов подвинул к себе
вторую записку. «Довожу до вашего сведения, что известный
вам КЛ/17 обещал мне продвижение по службе, если я предам
огласке прошлогоднее мартовское дело. О чем идет речь, на поминать не буду. Знаем только мы трое: я, вы и КЛ/17. Кроме
того, он предлагал мне при моем ближайшем посещении цен тра устроить негласную встречу с иностранным корреспон дентом, с тем чтобы в печать капиталистических стран просо чилась информация об истинном положении в наших лагерях, о судьбе лжеученых, о тройках и количестве заключенных.
Как человек, патриот и старый чекист, считаю передачу по добной информации предательством светлых идеалов, за ко торые боролись наши отцы и боремся мы. Письмо написано не
моим почерком, ибо у КЛ/17 есть сообщники в министерстве.
Чтобы у вас не осталось сомнений, кто писал письмо, сооб щаю свой шифр: П-21/18. P.S. Письмо пойдет сложным путем.
Мой человек отбудет к месту назначения завтра. Он проверен
и предан нашему делу. С коммунистическим приветом — П-21/18». Записка, написанная тем же почерком, приоткрыва ла тайну писем. «Игорь Николаевич! Пишу вам вторую запис ку. Боюсь, что первую вы не получили. Время очень мало и
мы можем опоздать. Меня заставили написать три письма.
Одно, якобы, маме. В нем я пишу, что вы двоюродный
брат хозяина. В двух других, оба слово в слово, донос на
какого-то КЛ/17, написанный от имени П-21/18. Кто они такие
— понятия не имею, но буквы и цифры запомнил хорошо.
По-моему, они что-то хотят с вами сделать. От Алеши узнал, что сегодня ночью идет этап. Из землянки заберут Риту, Еле ну Артемьевну, Любовь Антоновну. Куда повезут, не знаю. Но
конвой отбирают такой, у которых на счету много убитых
заключенных при попытке к побегу. Если сможете что сде лать, то сделайте. Поговорите с Васильевой. Ее два раза брали
на вахту мыть полы и майор уводил ее за зону. О чем он с ней
разговаривал, Алеша не знает. Я боюсь за себя. Мне сказали, что Клаву убили по приказу хозяина. Я сказал, что убью хо зяина, а мне ответили: «Дадим оружие, убивай. Потом расска жешь за что. Больше двадцати пяти тебе не дадут, потому что
хозяин — враг народа, его все равно разоблачат». Хозяин
282
должен приехать завтра, а меня почему-то посадили в карцер.
Боюсь, что и хозяину ничего не сделаю и меня убьют. Майор
говорил, что вы и хозяин двоюродные братья. Если это прав да, помогите мне. Больше писать мне не к кому». Орлов глубо ко задумался. Он внимательно еще раз прочитал донос в центр
и, развернув последний лист бумаги, убедился, что это копия
доноса. «Почему дублировано письмо в центр? Какая цель
одно и то же писать два раза? Хотя... Осмотрю еще раз. По нятно... Полковник неосторожен... Спрошу Зотова... Призна ется? Тут еще много следует выяснить. Имея такие грозные
документы против меня, и вдруг явился. С какой целью? Уж
не из чувства же преданности. Скорее всего боялся, что мой
сексот опередит его. О каком этапе Седугин предупреждает
Игоря? Мне об этом никто не докладывал. Чья-то самодеятель ность... Трудно распутать... Мало времени... Прежде всего дре зина. И узнать, во сколько отбывает в глубинку поезд...» Орлов
потянулся к телефону. Зотов испуганно и умоляюще взглянул
на него. Хозяин пренебрежительно махнул рукой — не о тебе
речь — и нетерпеливо дунул в трубку. — Спят, мерзавцы...
Алло... Да, это я. Во сколько отходит поезд в глубинку? В три
десять? Приготовьте мою дрезину. Срочно! Если к трем часам
я не успею выехать, отход поезда задержать. О задержке со общите на станцию за десять минут до отхода. О моем звонке
ни слова. Записывать мое распоряжение запрещаю. Ждите
дальнейших указаний. Все. — Орлов повернулся к майору. — Почему донос в центр написан в двух экземплярах?
— Для верности, Леонид Фадеевич. Вдруг одно затеря ется.
— Когда я отучу тебя врать? Один донос написан на бу маге Осокина. Внизу три слова: «Не забыть спросить». Почерк
полковника. Украл?
— Никак нет, товарищ генерал-майор. Осокин по нечаян ности уронил.
— Допустим... Редкий случай. Полковник потерял лист
бумаги... Но поверю тебе... с натяжкой. Что ж ты думал делать
с двумя письмами? Не пытайся на ходу соврать. И лоб не
морщь! Мыслей у тебя не больше, чем в камне воды. Я подска ж у тебе. Одно письмо Седугина, написанное на простой бу маге, ты отдал бы полковнику, а второе оставил бы себе. Ты
283
надеялся передать его наверх сам, и Осокин полетит вслед за
мной. Угадал?
— Как в воду глядели.
— Черта с два. Так и не проснулась у тебя искренность.
Догадайся, о чем я еще тебя спрошу?
— Не могу знать.
— Можешь, а если нет, значит непроходимый дурак. Тебе
лагпункт нельзя доверить, а ты в управление полез. Собаково дом ты был неплохим и возился бы с собаками до сегодняш него дня...
— Сам жалею, товарищ генерал-майор.
— Как бы тебе гражданином не пришлось меня назы вать. Ну, собак ты знал, кормил их, ухаживал.... А людей? В
такую игру полез!
— Затащили. Сам бы и не помыслил. Отказывался... Пе ревестись хотел... Полковник виноват.
— Прежде чем слушать его, ты бы подумал, с кем ра ботаешь. — «У Осокина лишних людей нет. У него за душой, если не считать сексотов, только этот идиот Зотов... Я чего-то
не додумал... Не просмотреть бы... Но пока я наверняка не
ошибаюсь...» — Так и не догадался, о чем я тебя спрошу?
— Никак нет.
— Как только ты со своим умом с собаками справлялся!
Кто за кем бегал — ты за собакой или собака за тобой?
— Известно, когда беглеца преследуешь, собаку вперед
отпускаешь.
— Оно и видно. Собака — умница, а ты... Кто должен был
доставить письма? Адрес? Кому?
— Полковник все таил от меня...
— С письмами должен был ехать ты! Ты! И посмей от казаться, мерзавец!
— Не смею, гражданин...
— А теперь говори всю правду. Почему пришел ко мне?
Срок выезда? Куда? К кому?
— В Москву, товарищ генерал-майор. В министерство...
к Агапову... На той неделе полковник обещал мне отпуск.
