— Игорь просил, чтоб хоронить Русакову пустили одну

девчонку из землянки, Воробьеву.

— Разрешите. Никаких конфликтов с главврачом. Будьте

предельно уступчивы. Проследите за ним. Если он заинтересу ется тайником, немедленно доложите мне. Я распоряжусь, чтоб труп Волка привезли в больницу, это успокоит вашего

Игоря.

— Ну какой же он мой, товарищ полковник.

— К слову пришлось. Установите строжайший контроль

за Васильевой.

— За этой чокнутой?

— Может, она и не такая чокнутая, как нам кажется, она

еще пригодится, как и Седугин. Не вздумайте к ней приди раться, а то вас хватит и на это. Вы знаете лично заключен ную Красноженову?

— Не успел познакомиться, товарищ полковник.

229

— Вы не расторопны, майор. Красноженова — один из

лучших сексотов. Она три года сотрудничает с нами и заклю ченные не разоблачили ее. Передаю ее вам. Цените.

— Ценю, товарищ полковник! Большое спасибо. А то с

кадрами у меня туго.

— Работайте, майор! Воспитывайте людей! Сами они к вам

не придут. Красноженовой дайте задание: подружиться с Ва сильевой и войти к ней в доверие. Она должна разузнать, бо лела Васильева или симулировала. Если симулировала — вы зовем Васильеву, объясним, что ее ждет за симуляцию, и скажем, что ее выдал главврач. В случае удачи, Васильева более веский

свидетель, чем Русакова. Проиграли в первый раз, выиграем

во второй. Держитесь, товарищ Орлов! Записка от имени Ру саковой, написанная вашей рукой, хранится у меня, майор Зо тов. Хоть и говорят, что ласковый теленок двух маток сосет

да жиреет, но скоро и на бойню его. Вам не мешает вникнуть

в смысл этой пословицы. В случае чего, у двух хозяев вы про играете.

— Понял, товарищ полковник. Можете положиться на

меня.

— Я думаю. До свидания, майор. До скорого свидания.

ПОХОРОНЫ

— От меня никуда ни на шаг. Я не могу тебя вести за руку, как маленькую. А следовало бы...

— Я все сделаю, как вы скажете, Игорь Николаевич, — покорно пообещала Рита. — Где Клава?

— За зоной. Не вздумай мне устраивать истерику. Смотри

и молчи. Плохо себя почувствуешь — обопрись на меня. Заскан далишь...

— Я буду тихо. Только не страшно мне... Чего они мне

сделают? Положат рядом с Клавой?

— Я тебе дам «чего они сделают»! Ты поскандалишь, а мы

ответим. Любовь Антоновну и Катю в глубинку пошлют. Y Ти­

230

мофея Егоровича дочь убили и то он молчит. Покричишь на

дежурных — тебя изобьют и нас подведешь.

— Словечка не скажу, Игорь Николаевич. Стерплю...

— Верю.

— Какое сегодня число?

— Восемнадцатое.

— Сегодня день рождения Павлика.

— Кто это?

— Брат. Его в сорок третьем убили на фронте.

— Уже два года прошло... Пока не вернемся в зону — молчи. Обожди меня, я запру кабинет. — Игорь Николаевич, не глядя по сторонам, широким размашистым шагом шел к

вахте. На вахте Риту окружили конвоиры и Айда-пошел.

— Вы идите вперед, Игорь Николаевич, — предложил май ор. — Мы приведем ее.

— Только с ней, — возразил Игорь Николаевич, указывая

на Риту.

— С ней, так с ней, — добродушно усмехнулся майор. — Пускай она поможет донести Русакову. Не годится, чтоб заклю ченная шла пустая. Я и так в виде исключения разрешил выйти

Воробьевой за зону. Вы не подумайте ничего плохого, Игорь

Николаевич. Я человек маленький: что велят — выполняю.

...Плохо дело... Юлит, как лиса... При надзирателях — и на

тебе: «Я человек маленький»... Значит, я не ошибся... Осокин

пронюхал об Орлове... Клава... Какой дорогой ценой я живу...

Тело прикрыли простыней... И это мне в счет поставят — ка зенное имущество па мертвых заключенных трачу... В простыне

схоронить не разрешат... Хотя сегодня майор добрый... Седугии! Я не просил за него... Кто же позволил ему выйти за вахту?

Майор сам не осмелится... Значит... значит Осокин продолжает

игру. Еще один его проигрыш — и меня не хватит... А Рита...

как она мучается... Неужели Клаву не хотели убивать? Только

свидетельницей... Рита пошла почти на верную смерть... не

побоялась. И Клава ушла... Пожертвовала собой и считает

себя виноватой. Если бы не Рита, чем бы кончилось все для

Клавы? Клаву убили бы, когда она стала не нужна как свиде тельница... Полгода лишних мук... Полгода... А сколько оста лось мне?

231

— С едугин! Бери носилки сзади. Я встану спереди, — при казал Игорь Николаевич.

— А я? — спросила Рита.

— Ты пойдешь рядом.

— Разрешите мне понести Клаву. Игорь Николаевич, я

прошу вас.

— Помоги Седугииу. Вместе понесете. — Игорь Никола евич закрыл глаза, вздохнул и отвернулся. Злобно урча и по визгивая, собака тянула за поводок. Собашник сдерживал ее, но она нетерпеливо рвалась вперед, настигая то Риту, то Сте пана. Конвоиры и надзиратели подозрительно и настороженно

смотрели на носилки. Еще ни разу заключенные долгосрочники

не выходили за зону, чтобы проводить в последний путь погиб шего друга.

— Гражданин майор! Прикажите отвести собаку подаль ше. Вас пятеро. Для троих заключенных вполне достаточно.

К тому ж е я бесконвойный.

— Инструкция, Игорь Николаевич! Долгосрочников вы водят за зону только в сопровождении собаковода.

— Никто не уйдет и без пса.

— Я-то понимаю, Игорь Николаевич, но не могу. Приказ, — заискивающе улыбаясь, оправдывался майор.

— Я не покушаюсь на вашу инструкцию, гражданин майор.

Я прошу отвести собаку на несколько метров.

— Пусть будет по-вашему. Сержант! Держитесь в десяти

метрах от носилок, — приказал майор собаководу. Собашник

заворчал. Пес, почувствовав неудовольствие хозяина, злобно

оскалил острые белые клыки.

Все дальше и дальше от зоны. Все ближе поляна, где обыч но хоронят заключенных.

Чистыми слезами дождя плакал осенний день об ушедшей

весне. Над тайгой нависла туча, и дети ее, малютки-капли, по корно обмывали деревья и умирали в топях зловонных болот.

Напоенную землю уже не мучила жажда. Она захлебывалась

в потоках воды. А туча, упрямо и настойчиво, посылала на

гибель дочерей своих, и они, светлые и безропотные, шли на

смерть, не зная, что жертвы их не нужны лесу, что смерть их

радостна только болоту, а оно, набравшись сил, породит ядо витый гнус. Ноги скользили по взмокшей земле. Рита оторвала

232

взгляд от трупа Клавы. Глаза девушки; опустошенные и уста лые, скользнули вокруг. На прогалинах сиротливо торчали

пни, а рядом шумела тайга. Колюче и неприветливо смотрела

она на людей. Мохнатые ветви ощетинились темно-зелеными

иглами, враждебно вздрагивали и грозно шумели, словно осуж дая изуверские похороны. Белые березки, редкие гости тайги, печально пригорюнились, как обиженные девушки. Они низко

склонили голые неубранные головки, словно стараясь скрыть

свою скорбь и негодование. К ним, белым березкам, милым и

приветливым подругам Клавы, несли мертвую девушку. Даже

сосны-великаны, они видели много, очень много на своем веку, сердито скрипели, жалуясь, что им довелось на старости лет

увидеть еще одну смерть, увидеть и молчать. Им не дано и

не с кем поделиться тайной тех, кого зарывали в землю рядом

с ними.

— Ставь носилки! Освидетельствуйте заключенную Русако ву, — приказал майор, откидывая простыню с тела Клавы.

Игорь Николаевич взял в свои широкие ладони безжизненную

руку Клавы и бережно опустил ее. Он взглянул в глаза убитой

и выпрямился во весь рост.

— Мертва, — глухо сказал Игорь Николаевич.

Рита глядела на Клаву. В скорбной прощальной улыбке

застыли посиневшие губы мертвой. Лицо вздулось. Открытые

глаза смотрели на небо, сумрачное и хмурое. Обнаженное тело

нежно и ласково целовали прозрачные капли дождя.

...Клава здесь и ее нет... Степан говорил, что Волк не хотел