трех и до девяноста пяти лет. Да-а, работать было бы легче...

А вдруг у кого-нибудь появится фантазия сделать вам отпе чатки пальцев?

Майор вздрогнул и побледнел. Полковник, словно не за метив его замешательства, продолжал.

— У вас теплится надежда: не посмеют судить, не захотят

пачкать авторитет лагерной администрации. Но вас никто и

не будет судить открытым судом. Местные жители ничего не

узнают о вашей судьбе. В нашей системе вы работаете давно и

уж пора бы знать, как судят таких преступников.

— Довольно! Что вы хотите?

— Я мог бы рассказать вам еще несколько занимательных

эпизодов из вашего не совсем безоблачного прошлого, но лучше

поговорим о будущем. Оговорюсь заранее: или вы согласны без

малейшего возражения выполнить все, что я вам прикажу, или

считайте, что разговор у нас не состоялся.

— Говорите. Исполню.

— Люблю сговорчивых и покладистых собеседников. У

меня характер мягкий, как шелк. Моя слабость — поговорить

с людьми любезно, без нажима. Добровольное согласие для

меня дороже всего. Меня учили гуманному подходу к людям, и, как видите, я неплохо усвоил этот урок. Я попрошу вас об

одной маленькой услуге: мне надо иметь письмо, написанное

190

рукой заключенного, но автор письма не должен отказаться от

него на допросе.

— О чем письмо? — перебил майор.

— Компрометирующее главврача.

— И только?! Да я вам завтра десяток таких писем выло жу на стол. Любой ссученный вор напишет, что я ему скажу.

Их и заставлять не надо. Не любят они Игоря. Волк, Малина, Чума, вы извините, товарищ полковник, что я их не называю по

фамилии, у каждого из них очень много фамилий, какое угодно

письмо напишут на главврача. Насилие — пожалуйста, пьянст во — сколько угодно, убийство — сочинят и убийство. Стоило

ли из-за этого так долго разговаривать, товарищ полковник?

— Стоило, уважаемый товарищ майор. Мне не нужны ни

убийства, ни насилие, ни пьянство. На главврача поступило

более ста пятидесяти сигналов такого рода и от лишнего си гнала я не вижу пользы. Важно не только о чем просигналят

на главврача, но и кто это сделает. О чем и кто — это два

основных кита. Третьего кита, кому и когда передать письмо, оставьте за мной. Посмотрите последний донос заключенной

Русаковой, его передал мне ваш Волк.

— Лично вам?

— Y вас притупилась смекалка, майор. Неужели я сам

буду разговаривать с Волком. С ним беседовали ваши под чиненные.

— Кто?

— Не будьте наивны. Знать их имена вам не обязательно.

Мы с Волком старые приятели. Письмо верните ему, лично

сами, из рук в руки. А как действовать дальше, мы с вами сей час обговорим.

— В чем же обвинить Игоря?

— В том, что начальник управления лагеря и главврач

четвертой больницы — двоюродные братья.

— Этому никто не поверит.

— Если напишет Волк или Малина — да, не поверят.

— Их и не заставишь написать, они побоятся связываться

с Орловым. Одно дело главврач, а другое — хозяин.

— Смотря кто их будет принуждать. Если бы это было не обходимо, то Волк, Малина, Чумг, Камбала вне всякого сомне191

ния лично для меня подпишут и не такую бумагу. Но их под пись не котируется: они ненавидят главврача и не сумеют

скрыть свою ненависть. Письмо напишет человек, близкий к

Игорю или хотя к его окружению. Это первое условие. И вто рое: автора письма главврач никогда не обидел, а, напротив, оказал ему немаловажную услугу. Письмо напишет бытовик, но не рецидивист. Он, или скорее она, осуждена за какое-нибудь

некрупное хищение. Y политического не найдется убедитель ных мотивов писать такое письмо.

— Я не могу догадаться, на кого вы намекаете.

— А вы и не обременяйте себя излишними размышления ми. Позвольте мне снять с вас эту тяжелую ношу, доверьтесь

старшему по званию и по годам. Начнем с окружения Игоря.

Буду рассуждать путем исключения. Мужчины. Бывший капи тан корабля Тимофей Вериков. Упрям, настойчив, смел. Отпа дает. Проверим по списку досье на других. — Полковник вынул

из кармана плотный лист бумаги и, водрузив на переносицу

очки в роговой оправе, начал читать. — Илья Ненашев. Быв ший боксер. В армии с сорок первого по сорок четвертый.

Разведчик. Награжден орденами Отечественной войны, Сла вы, Красной Звезды и пятью медалями. Находчив, в дружбе

сохраняет постоянство. Не поддается перевоспитанию. В сорок

четвертом после госпиталя вместе со своим другом Асаном Аме товым выехал в Крым. Протестовал против высылки крымских

татар. Пытался дать возможность скрыться некоторым из них.

Враждебно относится к перевоспитавшимся ворам в законе, избил воспитателя. Неисправим. Андрей Петров. В настоящее

время тяжело болен. Главврач защищает его и оказывает знаки

внимания. По словам Петрова, в армии с сорок третьего по

сорок четвертый. Два ордена, две медали. Негласный запрос

подтвердил справедливость его слов. Ранен, контужен, признан

негодным к дальнейшему прохождению службы. Нарушение

паспортного режима. Напал на коменданта сорок первого лаг пункта. Призывал заключенных выступить против нарядчиков

и воспитателя. Агрессивен, враждебен, неисправим. С ним кашу

не сваришь. Посмотрим, как у нас обстоит дело с женщинами.

Сара Гершович. Врач. Агитация и пропаганда. Говорила о не обходимости создания отдельного еврейского государства. По думайте какая мыслительница! Ей мало свобод, которыми поль192

зу е т с я в нашей стране каждый гражданин. Y нас принято

думать, что евреи трусливы. Я бы этого не сказал. Взгляните на

Гершович. На следствии отказалась подписать протоколы. Ни какого общения с лагерной администрацией. Любовь Ивлева.

Доктор медицинских наук. Профессор. Почетный член об ществ... ого, какой длинный список! Виновной себя не призна ла. Свою вину скрыла настолько хорошо, что следователь не

сумел ничего обнаружить. Но это и не обязательно. Чем опасней

враг, тем трудней доказать его вину. Сам был членом тройки.

Не сумел доказать вину, пишешь: «Руководствуясь пролетар ским чутьем и социалистическим сознанием...» Ну, и прочее.

И лет на пятнадцать его, миленького, сюда. Так-так... Отсутствие

контакта с лагерной администрацией. Открыто высказывается

против нас. Меры воздействия не помогают. С деревом скорей

договоришься, чем с ней. Денисова Елена. Лженаука. Генети ка... Морганизм... Слова-то какие непонятные!.. Морганизм-Вейсманизм рифмуется с алкоголизмом. Знаю я этих лжеуче ных. Если они за свой вредный, разгромленный правительст вом морганизм готовы драться, то за контриков душу отда дут. Болдина Екатерина. Телятница. Эта еще как к ним в

компанию попала? Крепкий орешек. Отравила, а может быть

и не отравила, все случается, колхозный скот. Туберкулез. Не навидит лагерную администрацию. Не очень дорожит жизнью.

На свободу выйти не надеется. Меткая характеристика. С та кой девицей попотеешь. Васильева Лидия. Шизофрения. С этой

связываться не стоит. Подпишет, а в нужный момент замяу кает. Маргарита Воробьева. Сирота. Разбила бюст Сталина.

Очень впечатлительная. Иногда теряет сознание. Борется за

правду. Девчонка сопливая! Правды захотела! На вахту иди, с нами по душам поговори и правду найдешь. Поставить птичку

на всякий случай? Поставлю. Посмотрим Клавдию Русакову.

Отец не вернулся с фронта. Пропал без вести? Кто знает...

Кража яблок. Ай-ай-ай... Какое легкомыслие! Еву наказали за

яблочки — и Клаве тоже захотелось. Сифилис. Сожительство

с лесбиянкой. Сигнал на главврача. Кто же лучше. Воробьева

или Русакова? Воробьевой поверят больше, она ближе к глав врачу. Но Воробьева при побеге Ярославлевой назвалась ее

фамилией. Смелая девчонка. Кто знает, что она наговорит там

и как на нее воздействовать морально. Родных нет, любовника