надзиратель. — Айда пошел, Буров!

— Не пой, — попросила Сара Соломоновна. — Они ничего, слышишь меня? ничего тебе не дадут.

— Баланды пульнем!

— Хлеба!

— Петь не будешь, хором огуляем.

— Аля-улю, Буров! Не слушай врачиху!

— Спину погрызу! — бушевали любители песен.

— Продолжать или сначала? — униженно спросил Буров.

Не дождавшись ответа, он жалко улыбнулся, положил на

грудь обрубок руки и снова запел: Как призрак я тихо брожу

И с тайною грустью порою

В вонючую дырку гляжу.

Буров смолк. Надзиратель вздохнул.

— Понимать надо, докторша! — наставительно заметил он, поправляя широкий ремень. — Песня во! А ты с ходу айда-пошел командуешь ему.

136

— Я его этой песне научил! — похвастался Чума, горде ливо выпячивая грудь.

— Чума — человек! — восторженно подхватил повар. — Кем был Буров на воле? Дяревня! Сундучок! Волосатик! А

тут?! Певец! Проси, Буров! Все дам!

— Дорогие дяденьки и тетеньки! — заученно проговорил

Буров, плотнее прижимая к груди культю. — Подайте несчаст ной заброшенной жене Падлы Григорича.

— На! — Чума поднял с земли миску, до краев наполнен ную жидкой баландой, и протянул ее Бурову. Калека с опаской

шагнул на звук голоса, а Чума с размаху плеснул помои в лицо

слепого.

— Ешь, Буров! Лакай!

— Айда-пошел облизываться, Буров!

— Штефкай!

— Пасть шире разинь!

— Я Игорю Николаевичу скажу! Вы! — задохнулась в

крике Сара Соломоновна. Надзиратель небрежно схватил док тора за плечи и вполсилы оттолкнул ее от себя.

— Айда-пошла, докторша! Не мешай людям повеселиться!

— Под зад коленом ее! — посоветовал Чума. Волк оска лился, злобно посмотрел на врача, сплюнул сквозь зубы, но, вспомнив, что Игорь Николаевич не берет, выругался и по вернулся к женщине спиной. Повар благоразумно промолчал.

Каптер благочестиво закатил глаза.

— Что вы сердитесь, доктор? Скучно! Шутим мы! Балуемся.

Не все же плакать, — елейным голосом зажурчал он. — Я хле бушка Бурову дам. Сам бы ел, но больному человеку не отка жу. Очень уж я жалостливый к калекам. Бери, Буров, от души

даю! — каптер совал Бурову хлебные корки. Слепой торопли во прятал их запазуху.

— Покандехаем, Чума! — позвал Волк товарища.

— И мне идти пора, — заторопился каптер. — Помощник

у меня прожорливый, не доглядишь, полкаптерки слопает. Бы вайте! Заглядывайте ко мне! — Каптер сделал широкий жест, приглашая в гости всех присутствующих. — И ты, Буров, не

забывай меня! Покормлю!

— Ужин скоро. Не сожрали бы бацилу мои шестерки, — ни к кому не обращаясь, проговорил повар и сладко зевнул.

137

— Айда-пошли вместе, — предложил надзиратель. Буров

вытер рукавом залитое помоями лицо и понуро поплелся к

больничному корпусу. Сара Соломоновна и Рита шли молча, стараясь не глядеть друг на друга. Рита заговорила первая: — Что у Бурова с глазами?

— Ослепил он себя.

— Сам?

— Может и сам, а может и помогли. Пять лет ему еще

добавят. Измучили мальчишку. Руку себе отрубил — в цент ральный изолятор его и на двадцать лет осудили. В централь ном женихи не оставили в покое. Глаза погубил, чтоб в боль ницу положили, — и вот тебе больница... «Пой, Буров, накор мим!» Поет...

— А он будет видеть? Хоть когда-нибудь?

— Не знаю, Рита. Пришли. Ты сама Тимофею Егоровичу

ничего не говори. Спросит тебя, отвечай.

ТИМОФЕЙ ЕГОРОВИЧ

Тимофей Егорович лежал на топчане. Напротив него, воз ле окна, сидел худенький старичок.

— Он спит, не тревожьте его, — предостерег старик, ука зывая на Тимофея Егоровича. Тимофей Егорович повернулся

на спину и открыл глаза.

— Я не сплю, Сара Соломоновна. Позвали Риту? А, ты

пришла? Садись, дочка, — пригласил Тимофей Егорович Риту.

— Я вас оставлю. Y меня новый больной, — заторопилась

Сара Соломоновна.

— Не буйный?

— Третьи сутки говорит. Ни на минуту не замолкает. Спа сибо Игорю Николаевичу, маленький домик для моих больных

отдал. Там две комнаты. В одной мужчины, в другой женщины.

— Шигидин как? — расспрашивал Тимофей Егорович.

— В прежнем состоянии. Вы меня извините, я побегу, — Сара Соломоновна торопливо покинула палату.

138

— Рита! Ты обещаешь мне сказать правду?

— Обещаю.

— Где Ася? — Тимофей Егорович в упор взглянул на Риту.

Девушка растерялась.

— Ася? — повторила Рита, машинально убирая со лба

прядь непокорных волос.

— Да, Ася! Говори, Рита! — нетерпеливо потребовал Ти мофей Егорович, не спуская с Риты глаз.

— Я знала Асю, — медленно заговорила Рита, стараясь

собраться с мыслями. «Почему он о ней спрашивает?.. Как он

может знать Асю? Где видел? В лагере... больнице?»

— Расскажи о ней, — настойчиво попросил Тимофей Его рович.

«Сказать, что ее убили?.. А если... Асин отец капитан... Ти мофей Егорович тоже... Врать! Буду врать!»

— Я вместе с Асей работала, — заикаясь, начала Рита.

— С Асей?! — Тимофей Егорович вскочил на ноги, засто нал, пошатнулся и, если бы Рита не успела подхватить его, он бы упал. — Голова закружилась. Ты не врешь?

— Честное слово! — «Я обманываю его... Тимофея Егоро вича за меня избили. Сказать правду? А вдруг Ася...»

— Ты давно была на пересылке? — спросил Тимофей Его рович.

— В августе.

— В карцере сидела?

— Да.

— С кем?

— С Еленой Артемьевной и... с Аней.

— С Аней? А не с Асей?

— Я ж говорю вам, что знала Асю на воле.

— Сколько ей лет? ТОЙ Асе?

— Она старше меня. Лет... на восемь.

— Дочка! Не обманывай меня! Я старик. Тебе сколько

лет?

— Восемнадцатый пошел.

— Ты моложе моей Аси на три года. Я старше тебя на

тридцать пять. Ася у меня была одна.

— Она ваша дочь? — вырвалось у Риты.

139

— Дочь. Похоже, что Ася, моя Ася, погибла на пересылке.

Ты скрываешь. Стыдно, дочка, говорить мне неправду. Ася...

— По лицу старого капитана текли слезы. Хриплое рыдание

сотрясло палату. Страшно и больно смотреть, когда плачет

мужчина, а сейчас плакал моряк, суровый и непреклонный.

Рита склонилась к старику и порывисто поцеловала его. — Не прощу себе, что живой в руки дался. Убил бы себя, они бы

Асю не тронули. Трус! Мерзавец! — капитан сжал кулаки и

поднял их над собой. Еще секунда и он обрушит их на свою

израненную голову. Рита испуганно схватила его за руки.

— Тимофей Егорович! Миленький! Не надо! — просила

Рита.

— Не выдержал... Прости, дочка. Я знаю правду.

— От кого? — Рита спохватилась. Она поняла, что выда ла себя этим вопросом, но ничего, абсолютно ничего не сумела

придумать, чтобы как-то уменьшить тяжесть проклятого преда тельского вопроса.

— От Федора Матвеевича, — чуть слышно ответил ка питан.

— А где он? — опрометчиво спросила Рита.

— Вы не помните меня?

«Знакомый голос... Он...» — Рита порывисто обернулась и

увидела старика, того самого, что просил не тревожить Тимо фея Егоровича.

— Вы Федор Матвеевич?

— Вы угадали, милая девушка. Я многим обязан вам. Но

не имел удовольствия лично высказать свою признательность.

Разрешите поблагодарить вас теперь. — Федор Матвеевич встал, низко поклонился Рите, поднес ее руку к губам и почтительно

поцеловал.

— Что вы, — смутилась Рита.

— Игорь Николаевич рассказывал мне о вас, но по причи нам мне непонятным препятствовал нашему личному знаком ству.

— Вы лежите в этой палате? — спросила Рита, лишь бы

что-нибудь сказать.

— В другой. Сюда зашел случайно. Завтра люня выписы вают.

— Вас? Игорь Николаевич?

140

— Смею вас заверить, Маргарита... Как вас по батюшке?

— Рита, — окончательно смутилась девушка.

— Ну хорошо, Рита, — согласился Федор Матвеевич. — Игорь Николаевич к моей выписке не причастен. Здесь меньше