Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Это фантазия, это неправда! — восклицала прекрасная патриотка и, желая совершенно уничтожить меня, спросила: — Знаете ли вы книгу Эмона «Мари Шапделен»?

— Знаю… — сокрушенно ответил я.

— Вот видите, — торжествовала девушка, — значит, вы неправы!

Эмон идеализировал канадского крестьянина, наделил его многими добродетелями и при этом хватил через край. Вероятно, он не видел Валь-де-Буа. Там крестьяне иные — темные, отсталые, но подлинные… Впрочем, черт с ним, с Эмсйгом! Моя собеседница была так привлекательна, что я уступил и признал ее правоту. У нее были такие пленительные глаза!..

(Меня мучает вопрос: почему тут, на реке Оскеланео, эти глаза вспоминаются мне так отчетливо и настойчиво?)

Особенное и нелегкое это дело — ощущение действительности. Можно смотреть, но не видеть, можно касаться, но не чувствовать… Невольно возникает тревожный вопрос: увижу ли я подлинный облик чащи, а не ее маску, пойму ли ее истинную сущность? Не повторю ли ошибку Эмона?..

Прелестны эти леса, через которые мы плывем. Живительно их дыхание, стройно высятся пихты, быстро разрезает воду наше каноэ, отлично работают мышцы рук. Я не теряю надежды: пожалуй, сумею найти общий язык с лесом. А может быть, и полюблю его?

С некоторого времени меня преследует упорная мысль: окрестности не только безлюдны, как мы и предполагали, но не видно даже никакого зверя.

— Где звери? — спрашиваю Станислава.

Вот уже много часов, километр за километром, мы плывем сквозь богатейшую чащобу: чередуются глухие лесные дебри, болота и заливные луга — подлинные убежища зверя, но самого зверя нет. Пустынность постепенно начинает раздражать и угнетать.

— Где звери? — повторяю вызывающе.

— А скунс? — напоминает товарищ.

— Скунс — это маленький хищник, пустяк. А я имею в виду настоящих зверей…

— Мы все еще близко от железной дэроги. У дикого зверя сотни километров, до самого Крайнего Севера, — зачем ему лезть к людям?.. А может быть, мы гребем слишком шумно и отпугиваем его?

«Ага! — мысленно усмехаюсь я. — Ясное дело. Проживи ты хоть сто лет, все равно не научишься грести!»

В молчании плывем дальше, но я замечаю, что теперь Станислав более внимательно осматривает берега. Особенно зорко исследует он боковые протоки.

И вот мы видим: узкий заливчик вдается в берег — вероятно, устье какойто речушки. Приглушенным голосом Станислав велит мне вынуть из воды весло и соблюдать тишину. Направляет лодку ко входу в залив шириной не больше 15–20 футов, оборачивается ко мне и шепчет:

— «Ремингтон»!

Достаю ружье, но пока не снимаю предохранитель.

— А чего можно ожидать? — спрашиваю таким же глухим шепотом.

Станислав мимикой дает понять, что еще не знает, чего именно можно ожидать, но хочет попытаться заглянуть в глубь леса.

Вплываем в речку. Минуем несколько округлых изгибов. Метров через сто лес начинает редеть, открывается небольшое озеро. К самому берегу мы не подходим. Останавливаемся под прикрытием кустарника, но так, что нам видна вся водная поверхность.

Озерко небольшое, метров двести в поперечнике. Часть его заросла у берегов тростником, другая часть открыта до самого леса. Снова видим чудесный глухой угол, но опять ни одного достойного внимания зверя. Лишь несколько уток вертятся на воде. — Есть! — удовлетворенно бормочет Станислав. — Утки! — подтверждаю я.

— Не только утки… Присмотритесь-ка к тем кустам!

Из воды неподалеку от берега выступает с десяток небольших круглых бугров из травы, формой и размером напоминающих верхушки стогов сена, какие можно увидеть летом на лугах в Польше. Нетрудно догадаться, что эти бугры созданы искусственно.

— Неужели жилища бобров?

— Нет… — отвечает траппер. — Muskrats.[14]

Значит, это знаменитые ондатры, играющие такую важную роль на пушном рынке Канады! Теперь я вижу, что это не бобры: ондатры строят свои жилища преимущественно из травы, а бобры — только из ила и ветвей. Не видно также поваленных или обглоданных деревьев — столь характерных следов деятельности бобров. Судя по обилию бугров заключаем, что колония заселена довольно большим количеством ондатр.

— Стало быть, есть звери! — заявляет Станислав не без бахвальства.

— Есть! — признаю охотно. — Но, пожалуй, мы их так и не увидим. — Да. Они кормятся в основном ночью…

Зато замечаем кое-что иное: лису. Едва различимое, полускрытое травой рыжее пятно притаилось на лугу, неподалеку от озера. Вероятно, подкрадывалась к воде, чтобы поохотиться за утками. Я говорю «подкрадывалась», потому что сейчас она застыла на месте. В бинокль вижу, что она настороженно смотрит в нашу сторону. Утки еще не заметили нас, но лиса мгновенно обнаружила присутствие врага, несмотря на нашу маскировку. Замерла.

— В эту пору у нее уже неплохой мех… — живо шепчет Станислав и глазами показывает на «Ремингтон». — Пальните-ка по ней!

До лисы каких-нибудь шестьдесят шагов, цель нетрудная. Но я восстаю:

— Нет! — кричу громко. — Вы что же это себе думаете? Разве для того я переплывал Атлантику и забираюсь в эти северные дебри, чтобы убить несчастную лису? Не буду стрелять!

Заслышав эту громогласную тираду, перепуганная лиса подскакивает вверх и как угорелая мчится к лесу, а утки с шумом взлетают с озерка и скрываются вдали.

Станислав, оторопев сначала, приходит в себя, и на его лице появляется широкая улыбка. Он согласен со мной.

— Возвращаемся в нашу реку! — хватаясь за весло, говорит он.

Выбираемся из заливчика — и снова те же ритмичные всплески весел на широкой воде и та же беспрерывная цепь чарующих пейзажей.

— Стоп! — кричит внезапно Станислав, переставая грести.

Я тоже поднимаю весло. Впереди, на поверхности воды, показалось какоето существо. Когда мы приближаемся, то видим зеленого ужа, плывущего через реку с одного берега на другой. Это неядовитая полуметровая змейка, хорошо знакомая нам по лесам около Валь-де-Буа. Вместе с тем это законченный безумец и явный самоубийца: он бросился в реку, кишащую голодными щуками! Но у него намечена своя цель — противоположный берег, освещенный теплым солнцем. К нему-то и стремится уж по прямой, как веревка, дороге, держа голову высоко над поверхностью воды.

Я жду, что вот-вот щука схватит его и утащит в глубину. Знаю, сколько их в этой реке, поэтому отсчитываю последние минуты смельчака. Но ему, видимо, покровительствует добрый дух — может быть, Наньбошо? И — просто поразительно! — дерзкий благополучно переплывает реку, а выбираясь на землю, еще медлит, вертится; затем покидает воду и спокойно скрывается в кустах, живой и невредимый.

Мы изумлены. Почему его не схватила ни одна щука? Куда смотрели хищницы?.. Это остается тайной реки.

Мне хочется петь, но этого нельзя делать. Станислав замечает на берегу лосиную тропу. Значит, здесь есть и лоси? Мы плывем теперь мимо лугов и болот, зорко высматривая зверя. Но пока ничего не видно.

Потом скалы и лес снова приближаются к реке. Время от времени перед моими глазами появляются глаза красивой француженки, но теперь я уже знаю почему; видимо, они сопровождают меня, как талисман. Пусть сопровождают: на фоне стройных елей и твердых скал хорошо видеть теплые глаза. На душе у меня весело: виной этому приключение с ужом.

На берегу, словно крышки огромных сокровищниц, лежат каменные плиты. Ведь это царство зловещего Чакенапенока! А если бы магической силой поднять эти скалы, убрать враждебную тяжесть и посмотреть: какие сокровища прячет там недобрый божок?..

Со стороны леса долетает ветерок, приносящий упоительное благоухание пихт. Лес пахнет смолой.

18. Леса горят

Около пяти часов вечера я перестаю грести, глубоко вдыхаю воздух и говорю Станиславу:

— Пахнет дымом!

У Станислава насморк, он ничего не чувствует. Говорит, что я ошибаюсь: не видно никакого лагеря, лес на десятки километров вокруг безлюден. Но у меня чуткий нос, и я стою на своем: в воздухе пахнет дымом.

вернуться

14

Muskrate (англ.) — мускусная крыса, ондатра,

23
{"b":"8746","o":1}