Дождавшись у выхода из отделения хромающего Борьку Гудкова, Шелестов вместе с ним, не спеша, пошли на троллейбусную остановку. Борька иногда постанывал и осторожно трогал большую шишку с левой стороны скулы.
– Братишка, тебе тоже досталось? – осторожно поинтересовался Антон.
– И не говори Антоша, дурдом! Ну, кому в голову могло прийти, что дверь не заперта? Пацаны просто на двери прибили две скобы, продели дужки замка и когда дверь закрыта, по виду казалось, что дверь на замке. К тому же, открывалась она очень туго. А громадная пружина с другой стороны, которая возвращала дверь на место – это вообще нонсенс. Волченков от удара дверью еле очухался.
– Пацаны-то, с выдумкой!
– А-то! Это надо же было додуматься до того, чтобы убрать щит, который использовался как спуск от порога в подвал. А вместо него положить открытые мешки с цементом. А? От пола до порога двери почти два метра! Я падал как мешок с дерьмом! С Андрюхой, как два мешка. Как грохнулись! Ничего не видно, ноги болят, спина болит, полный рот цемента, в глазах резь! Думал, на мину наступил.
Подошёл троллейбус тридцать третьего маршрута, и друзья сели на сиденье в конце салона.
– А пацанов-то, как вы нашли? Мне Марков сказал, что там всё было замаскировано и их штаб – квартиру «Мамочки» было трудно найти! Дисциплина, мать его.
– Да, всё более – менее чисто, уборку делали каждую неделю, по графику. На полу ни бутылок, ни окурков. Представляешь? Зато готовая гостиница под рукой. А мы их нашли очень просто. Мы, когда упали с Шишкиным, то минут пять лежали, не понимая в чём фокус, а они, видимо, шум-то услышали и решили посмотреть, что происходит, любопытные очень. Я кое – как встал и спрятался за колонной, затаился, хотя очень хотелось чихать. Один из пацанов подкрался к лежащему неподвижно Шишкину, а я, почти на карачках, подполз к этому разведчику сзади и стал подниматься. Но в тот момент, когда я поднял руку, чтобы схватить его за шиворот, кто-то толкнул меня в спину, я спотыкнулся, и опять упал лицом в открытый мешок с цементом. Да ещё кто-то с силой ударил меня по затылку, чёрт!
Когда подошёл очнувшийся Андрюха, я сидел посереди подвала, весь в цементе, глаза не видят, ничего не слышу, во рту уже бетон начал схватываться, да, ещё штаны новые порвал.
– Да, целое приключение.
– И не говори, братишка. Ладно, моя остановка, я пошёл!
– Пока!
– Пока.
Выходной. Анна фон Шольц.
Утро. Антон проснулся, с удивлением обнаружив, что улыбается.
– Надо же, я смеялся во сне. Давно такого со мною не было! – он искренне удивился своему хорошему настроению, которое овладело им ещё во сне, и потом, когда проснулся.
В противоположность настроению Шелестова, серое, прорезаемая весенними дождевыми струями утро за окном, доверие не внушало. И на этом контрасте, он вдруг понял, что зревшее в нем в последнее время решение, касательно его дальнейшей личной жизни, наконец принято. Как говориться – пора!
Телефонный звонок застал его уже под горячими струями душа. Размятое тело обязательным комплексом упражнений «тао» и импровизированным боем с тенью наполнялось бодростью. Он решил не прерывать процесса омовения, при этом шумно фыркая и брызгаясь, но звонки настойчиво требовали его внимания.
Обернувшись в большое мохнатое полотенце, Антон вышел из ванной комнаты, шлёпая босыми, и мокрыми ногами по паркету пошёл на кухню
насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик. Ещё одно полотенце висело у него на шее.
Чайник со свистком, полный воды, немедленно был поставлен на газ, из холодильника извлечён большой кус любимой докторской колбасы, треугольник сыра «Российский» и начатая пачка сливочного масла.
Телефон зазвонил снова.
Немного подумав, Шелестов всё оставил и неторопливо пошёл к себе в комнату.
– Кремль! – выдохнул Шелестов, левой рукой вытирая полотенцем голову, правой прижав трубку к уху.
– Привет, Кремль, это я. – Голос Анны был виноватым. – Извини, я была очень занята и поэтому не звонила.
– Ладно, я тоже был очень занят. – В груди сладко заныло под ложечкой.
– Ты где?
– Дома. Я сегодня рано утром прилетела и успела немного поспать. – Она говорила торопливо, перескакивая с одного на другое. – В моём посольстве, в Тель – Авиве, была вечеринка, и после неё с мы коллегами поехали на виллу тут одного, ну очень богатого бизнесмена. Там зависли на сутки. А потом я соскучилась по своему русскому, и вот я в Москве.
Она внезапно замолчала и теперь ждала ответа.
И Антон молчал, собираясь с мыслями. С одной стороны, он собирался встретиться с Оксаной и серьёзно с ней переговорить, касательно их отношений. С другой стороны – это не горело.
– Ты обиделся? – игриво спросила она. – Я же журналист, я должна быть там, где интересно. И у меня тоже есть начальство, которое даёт задание и не спрашивает, хочу я поехать туда-то и сделать репортаж, или не хочу! Это моя работа и мне за это платят!
– Верю. – Шелестов перебросил трубку к другому уху и потянулся за рубашкой. – Просто я волновался. Я звонил тебе пару раз.
Это была правда. Уже месяца три, как телефон Анны не отвечал.
– Извини, Антон, – еще раз сказала она, – давай увидимся?
Думать было некогда:
– Да, давай!
Чувствовалось, что она обрадовалась, потому что Шелестов услышал осторожный вздох облегчения.
– Хорошо! Как я буду готова, я тебе наберу.
– Принято!
На кухне засвистел чайник, и Антон вернулся к прерванному занятию: сделал себе на завтрак пару комбинированных бутербродов, налил себе крепкого чая, предварительно бросив в чашку три кусочка сахара, поставил завтрак на поднос и вернулся в комнату. Усевшись в любимое кресло и поставив завтрак на сервировочный столик на колёсиках, включил телевизор.
Шелестов откусил внушительный кусок бутерброда с сыром, колбасой, и маслом и посмотрел в окно: фигура Юрия Гагарина равнодушно смотрела мимо него, а небо уныло посыпало дождем грязный апрельский асфальт.
Оксана.
Они сидели в знаменитом кафе «Ангара» на Калининском проспекте. Пили шампанское, ели фрукты, салат «Оливье» и котлеты «по – киевски».
– Оксана, я ни разу не спрашивал тебя о твоём бывшем е? Что это был за брак? – Антон всё же решил разобраться с этой пока закрытой для него страницей из её жизни.
– Как тебе сказать, Антоша! Совсем молодая была, глупая, первая любовь, не школьная, а по – настоящему, – откликнулась девушка.
Шелестов улыбнулся.
– Ты чего? – она подозрительно посмотрела на него.
– Я вот гадаю, и не могу ничего придумать: что же такого в этом парне было, что ты в двадцать лет вышла за него за, переругавшись со всеми своими родственниками из – за него, родила сына, а потом с такой же лёгкостью от своего законного а отказалась!
– Он был старше меня на десять лет, умнее, он был военный, а я из семьи, где все военные, он хорошо за мной ухаживал, да и сам по себе, парень был умный и серьёзный! – с вызовом ответила Оксана.
– И всё же.
– И всё же!? – она задумалась, рассматривая в поднятом бокале с шампанским, как со дна поднимаются пузырьки с газом. – Знаешь, как это здорово, когда тебя понимают и разговаривают с тобой на одном языке? Когда за тебя уже всё решили, куда идти, что делать, куда ехать и т. д. Он был военный, и на десять лет вперёд вся наша с ним семейная жизнь была распланирована. Он не заставлял меня идти на работу, поэтому я училась, денег хватало, и я могла попросить его купить мне понравившуюся одежду или вещь, и я знала, что без копейки денег мы не останемся. Его родители принадлежали к номенклатуре, и семья была очень обеспеченная. Каждый год мы отдыхали заграницей на море в Карловых Варах59, и я искренне считала, что так будет всегда. Мне достаточно было сказать, что, например, мне нужна новая дублёнка, и уже через пару дней мне их привозили домой на выбор. Поэтому я считала себя очень счастливой и очень защищённой от проблем. Мне всегда хотелось стабильности.
