– Советник военного атташе в Иране. Точнее, бывший. Пять лет отработал и теперь вернулся в Союз, выхожу на пенсию.

– Ясно. Жарко там?

– Есть немного.

– Сначала тяжело привыкали к этой стране? Вы уж простите меня, просто интересно!

– По приезду тяжело было, первое время. Ранее я представлял интересы нашего государства в ФРГ. Там была Европа, а тут, жарко и пыльно. Кислорода в воздухе мало, то ли выгорает он, то ли ещё что, поэтому я и наши сотрудники сначала сонные бродили, как мухи. Вода – обессоленная, после обратного осмоса. Пили воду только из пластиковых бутылок. Везде кондиционеры жужжат, и так весь день в посольстве и ночь дома. С готовкой был отдельный вопрос. Питаться местной пищей можно, но не нужно. Арабы не признают супы, ни в каком виде, а русским без супа – смерть. В нашем посольстве поваром был грузин, всё знал, что и как. А как быть дома? Я приспособился готовить сам: щи, борщ, лапшу. Ещё вот куры там продавались бразильские, рис – иранский, масло растительное – сирийское. Местное мясо покупать можно было, но только не местное: иракская баранина, вонючая и жёсткая, как подмётка. Поэтому европейцы покупали мясо: баранину и говядину – в основном аргентинские и только в больших магазинах, а так, в мелких мясных лавках, смёрзшиеся брикеты мяса иракцы хранят, где ни попадя, они размораживаются, смораживаются, опять размораживаются, беда в общем. Что касается, иранского молока, овечьего сыра и хлеба – просто отличные. Бытовая химия тоже не подкачала. Стиральный порошок «Дарья» и мыло «Марья» – это не шутка, а действительно иранские бренды. При этом аннотации на коробках строго на трёх языках – фарси, английском и русском. Так, что попривыкли, обжились.

– А с водой как?

– Я уже не орал благим матом, когда из накопительного бака в туалете не оказывалось воды. И опытным путём выяснил, что к утру вода охлаждается до приемлемых 40 градусов и можно не отплясывать зажигательный танец дервишей под душем вечером.

– Да, интересно.

– В общем, сложно там было сначала…

– Ну, хорошо! Спасибо за рассказ, но вернёмся к нашим делам! Итак! Вы сошли с самолёта и, что дальше было?

– Мы прилетели в «Внуково», впятером. Кто-то домой, кто-то в отпуск летел из сотрудников посольства, а один как я – на пенсию. В аэропорту нас встретил наш МИДовский микроавтобус и по дороге в Центр, высадил меня у кинотеатра «Казахстан». Я эти места знаю хорошо.

– Устали после перелёта?

– Не то слово. Всё же десять часов в кресле.

– Ясно. Давайте дальше.

– Для меня в Москве, в это время, всё же было прохладно. Весеннее солнце и свежий воздух утомили меня, да и мои ноги устали, и я присел на лавочку, которая стояла самой первой из четырёх, которые была установлены перпендикулярно к кинотеатру, вдоль дорожки, ведущей к его зданию от самого Ленинского проспекта. Там ещё четыре лавочки стояли вдоль здания кинотеатра. Перед самим зданием была площадка, где пацаны, человек десять, и две девочки катались на скейтах. Солнце слепило меня, поэтому я от крыл кейс и достал из него солнцезащитные очки. Потом, я помню, закурил. И задумался о том, как я увижу родную дочь и зятя, а потом ещё, вечером, и внуков. Внезапно у меня за спиной раздался негромкий шорох, я резко обернулся, и увидел пацана, лет тринадцати, который, стоя за моей спиной, что-то пристально рассматривал под моими ногами.

– Лицо, как был одет, запомнили? – поинтересовался Антон.

– Конечно!

– Ладно, что дальше?

– А дальше, пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать, и приблизился ко мне. У меня два внука, чуть старше этого, и поэтому я внимательно отношусь к детям. Одежда его была до ужаса бедная, но вроде чистая. Стрижка под «ноль», нос картошкой, под глазом синяк, на локте джинсовой куртки – грязное пятно. Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в тринадцать лет быть такого взгляда. Но мальчишка смотрел под лавочку именно так. Я затянулся, вынул изо рта сигарету, и стряхнул пепел на землю. Он на мгновение перевел взгляд на мою сигарету, и тут же опустил глаза на землю, опять.

– Эй, дядя! Ноги подними! – подняв глаза на меня, сказал пацан.

– Я больше от удивления, чем осознанно поднял ноги над землей. Пацан присел, и внимательно посмотрел на место под моими ногами.

– Здесь тоже нет, – пацан вздохнул.

– Что потерял? – спросил я, глядя на него.

– Пять рублей, одной монетой, – ответил он.

– Есть десять, но одной бумажкой, – я достал купюру из кармана пальто и протянул ему.

Он, немного помедлив, деньги взял и сунул их в карман куртки. Я увидел его руки, обычные руки пацана, густо покрытые цыпками. Мы посмотрели друг на друга.

– А закурить дашь? – немного подумав, спросил он.

– А не рано ещё?

– Уже поздно! – хохотнул парень.

– Ладно, угощайся! – я достал пачку «Мальборо», открыл, и протянул ему.

– Круто! Из «Березки»? – поинтересовался он.

Он быстро вытащил одну сигарету, и сунул её за ухо.

– Я возьму ещё пару, для пацанов? – он ткнул пальцем в сторону группы подростов у кинотеатра.

– Бери все! – предложил я.

– И ещё богатый?

– Да, нет, просто давно дома не был.

– Значит, добрый?

– Есть немного.

Мальчишка достал бензиновую зажигалку «зиппо» и прикурил.

– Снег давно сошёл? – спросил я.

– Да, нет, и, слава Богу, что он растаял! – задумчиво сказал пацан.

– Мешал?

– Вот ты даёшь, под снегом же ничего не видно, – заметил мальчуган.

Он засунул руки в карманы, посмотрел на меня, и продолжил:

– Ладно, дядя, пойду я, у нас ещё дела! Спасибо за сигареты и разговор. И дипломат свой, покрепче держи, а то раз, и его нет! – он усмехнулся, развернулся и лёгкой походкой направился к своей компании.

– А потом, что? – спросил Шелестов.

– А потом, подъехала дочь с зятем. Они остановились прямо напротив меня. Я встал, и…, и пошёл, вернее, побежал к своим.

– А дипломат?

– А дипломат остался на лавочке. Или, я мог его оставить стоять у лавочки. В общем, я сильно разволновался, и ни о чём думать не мог, как обнять свою дочь. Я так давно её не видел!

– Ясно! А когда хватились дипломата?

– А когда приехали ко мне домой, на Валовую улицу. Стал из машины вылезать, и тут очнулся: нет диплома. Мы вернулись, но никого и ничего не нашли.

– Хорошо! Что было в дипломате?

Дагаев горестно вздохнул, покачал головой.

– В дипломате было пятьдесят тысяч рублей, в чеках «Внешпосылторга» в пачках по десять тысяч, коран, очки солнцезащитные в футляре, паспорт, водительские права, личные документы, пара журналов на «фарси» *, золотая зажигалка «Ronson», и… и … – всё кажется.

– А сам дипломат?

– Дипломат чёрный, кожаный, итальянский. Покупал в Тегеране.

– Хорошо! Пишите заявление на имя начальника нашего отделения.

– Да, конечно. Дайте лист бумаги ручку, а то у меня ничего с собою нет.

Экстренный галопирующий выезд оперов отделения на место происшествия ничего не дал, а дохлая, по размеру, стопочка объяснений, привезенная Русиковым в новой кожаной папке, тоже не содержала ничего интересного. И хотя это обычная ситуация для первого этапа розыска, факт оставался фактом: выполнив все что положено, группа никого не задержала, хотя некоторая информации о возможных «воришках» и была.

Самвел Ишханович Байрамов.

Квартира сожительницы Байрамова находилась на предпоследнем этаже сталинской пятиэтажки у метро «Рязанский проспект».

Шелестов двинулся вверх по лестнице, а Боря Гудков поехал на лифте. Традиционный милицейский приём.

– Как поступим? – невесело произнёс Гудков, смотря на мощную стальную дверь с дверным глазком и обитую чёрным дермантином.

Антон прислонился ухом к краю двери, и закрыл глаза – в квартире отчётливо было слышно работу телевизора.