– Не заводится?

– Нет! Или не хочет, или уже не может.

Пожевав губами, водитель выплюнул окурок, который, описав причудливую дугу красным огоньком, нырнул в сугроб и пропал.

– Что будешь делать, если надо будет ехать?

– Сейчас старшина придёт, будем думать.

– Может, начальнику сказать, пока не уехал?

– Уже говорил.

– И что?

Он махнул рукой, закуривая новую «Беломорину».

– Ясно. Ладно, пойду прогуляюсь вокруг дома, подышу кислородом, а потом к себе.

В коридоре, все кабинеты были открыты настежь, поэтому даже в предбаннике табачный дым висел слоями. Казалось, даже стены пропитались сигаретным и папиросным дымом до самого основания. Дверь в его кабинет оказалась приоткрыта.

В кабинете его напарник Саша Марков, сидя за своим столом, пил чай из красивой фарфоровой кружки. Рядом лежал надорванный кулёк с шоколадными конфетами «Алёнка». Его куртка валялась на диване.

– О! А ты откуда здесь? Я двадцать минут назад здесь был!

– Привет, Антон! А я прошёл со двора дома. Ты со Скрейделем разговаривал.

– А, ну, да! Саш! Ты что, кипятильник притащил? – весело поинтересовался Шелестов, бросая куртку на диван тоже.

– Нет, купил электрический чайник, теперь чаи гонять, если время будет, – он ткнул пальцем за занавеску, где стоял стояк телефонной связи. В самом углу, на стуле, на металлическом подносе, красовался чайник почему-то с жёлтым жирафом на крутом боку.

– Саша! Что-нибудь срочное есть? Если нет, я пойду к «Чуме» схожу.

– Вроде нет. Иди.

Пётр Чумаков курил у себя в кабинете, хмуро разглядывая заваленный бумагами стол.

– Пётр, айда, пообедаем.

– Легко.

По коридору носились с вёдрами и тряпками растрёпанные женщины – «суточницы», перед входом в отделение на кого-то орал отделенческий старшина Гвоздиков. Скрейделя не было видно. Отделенческий «УАЗ» одиноко стоял в углу парковки.

Кафе находилось в доме 90 по Ленинскому проспекту и не имело названия, но все сотрудники отделения называли его «троллейбус», потому что здесь была троллейбусная конечная, и водители, перед очередным рейсом, обедали здесь.

Внутри было тепло, чисто и пусто. Официанток было две, две Татьяны, работавших здесь с незапамятных времён. Одна, за стойкой, смотрела старый чёрно – белый телевизор. Вторая приветливо помахала из дверей подсобки.

– Покормите?

– Конечно. Раздевайтесь и проходите к подносам, – Татьяна без вопросов направилась на кухню.

За окном начиналась настоящая пурга. Входная, двойная дверь вздрагивала от особенно сильных ее порывов, стекла почти наглухо залепило рыхлым снегом.

Взяли стандартный набор, каждому: тарелка борща, тарелка макарон с двумя сосисками, два куска белого хлеба и стакан компота. Ещё можно было взять яичницу из двух яиц, винегрет или салат «оливье», если не наелся.

Опера расположились в самом дальнем углу кафе, и не спеша, приступили к лёгкой трапезе.

Грохнула входная дверь. Сбивая снег с курток, и слегка пританцовывая, шумно ввалились Сашка Волченков и Андрей Шишкин. У Волченкова под мышкой была зажата тревожная папка.

– Танюшки! Спасайте родную милицию! А то щас, самих поджарим и съедим! – весело сообщил Шишкин.

– Ладно, троглодиты, раздевайтесь и проходите! – Татьяна за прилавком стрельнула красивыми глазами в его сторону и зарделась.

– Всем привет! – Волченков поставил поднос на соседний столик. – Давно здесь?

– Минут десять! – сообщил Антон. – Чего, такой злобный?

– Устал. У тебя в «Электронике», утром очередного лоха на «видюшники» кинули. У Женьки Малышева разбой, на Новаторов.

– Знаю, идиот у меня уже был!

– Антон! Сколько у тебя уже заяв на видюшники? – Волченков погрузил ложку в борщ.

– Три – с сегодняшним.

– А за какой период?

– За год.

– Штамповал?

– По одному только возбудил.

– Плохо! Надо искать. Где-нибудь всплывут, будет проблема. Один – не страшно, два уже на грани, а три – не отмажешься.

– Спасибо, Саш, я знаю!

– И ешё. Я увольняюсь, поэтому отходную проведём в пятницу, тринадцатого. Приходи.

– Охренеть! Увольняется, да ещё число какое! – Шелестов от удивления даже перестал есть.

Радиаторы отопления жарили вовсю. Шелестов стало жарко.

– И куда ты собрался? – подал голос Чумов.

Волченков старательно допил компот и поставил пустой стакан на стол.

– Сюда!

– Куда, сюда? – Антон не унимался.

– В этот троллейбусный парк, буду линейным контролёром. Буду «зайцев» ловить! Наличные – каждый день!

– Парни! Тогда и от меня для вас есть новость! – Чумов достал салфетку и вытер мокрые губы. – Я перевожусь на Север, в ОБХСС города Тынды. Рапорт уже подписан, согласование в кадрах я прошёл, валенки купил, в шкафу лежат, поэтому я тоже проставляюсь вместе с Сашкой.

Волченков утвердительно кивнул лохматой головой.

– Круто! Контора конкретно разваливается прямо на глазах! – Шелестов загрустил.

– Не ссы, Антоха! Незаменимых нет! Придут новые, молодые опера, работы меньше не будет! – Чумаков встал и потянулся, широко размахнув руки. – Сейчас бы домой, поспать чуток!

Шелестов покачал головой.

Через десять минут все четверо уже входили в своё отделение.

Едва Антон вошёл к себе, как зазвонил городской телефон. Готовивший, какой-то отказной материал, Марков, не отрываясь от своей писанины, поднял трубку, и сразу протянул её Шелестову.

– Тебя!

– Слушаю, Шелестов!

– Здорово, Антоха! Это Костюшко! Узнал?

– А, то!

– Сколько не виделись, больше года, поди?

– Точно!

– Есть повод собраться.

– Говори!

– В выходные, поехали в ДК «Москворечье»?

– Ох – ты! Вспомнил! А кто будет?

– Да, почти все. Жирок растрясём, хорошим целебным чаем угощу.

– Даже не знаю. А когда точно узнаешь, когда собираетесь?

– В пятницу днём!

– Позвони! Я, скорее всего, с вами!

– Договорились!

– Давай, Андрюха!

Шелестов положил трубку и сел на свой стул.

Анна.

Домой Антон приехал около девяти вечера. Открывая дверь в свою квартиру, он услышал знакомый голос, а затем весёлый смех.

– Вот даёт, а! – беззлобно подумал Шелестов! – Настоящая журналистка. Уже моих родителей окучивает.

– Антоша! – пропела мать, входя в прихожую и помогая ему снять куртку. – У нас гости!

– Да я знаю, знаю! – сказал он, целуя маму в щёку.

Из кухни появилась Анна, держа руки за спиной, как школьница, и улыбаясь во весь рот.

– Чертовка! – подумал он. – Привет – привет, красавица! – сказал вслух.

– Здравствуй, мой русский мужчина! – она обняла его. – Я давно здесь не была, и уже забыла, как живут советские полицейские!

– Милиционеры! – поправил Антон.

– Это большая разница?

– Да!

– Ребята, давайте к столу. Я всё равно не понимаю ни слова по – английски. Антоша! Сначала мыть руки! – мама оставалась мамой.

Они зашли в комнату Антона.

Порывшись в сумочке, Анна достала конверт, аккуратно его вскрыла и высыпала на кровать целый ворох фотографий, к тому очень качественных.

– Вот то, что ты просил!

– Здорово! Давай разбираться!

– Давай! Я не стала их подписывать на обороте, мало ли что! Поэтому всё записала у себя в блокноте.

– Умница! Конспирация, прежде всего! – назидательно погрозив ей пальцем, сказал Шелестов.

– Я старалась! – проворковала она и томно заглянула ему в глаза.

– Анна! – рявкнул Антон.

Она обиженно заморгала длинными ресницами и обречённо вздохнула.

– Так! – не обращая никакого внимания на неё, прошептал самому себе Шелестов, разбирая снимки.

– Да, что с тобою поделаешь! Вы такие – же упертые, как наши копы!