– Да, да! Слушаю!
– Здравствуйте, Антон Генрихович! Это Нина Николаевна Стечкина! Помните меня? С сыном моим вы мне помогли тогда.
– А, Нина Николаевна, здравствуйте! Чем обязан? – Шелестов откинулся на спинку стула. Конечно, он помнил её сына – воришку, укравшего у лучшего друга 200 рублей.
– Вы отнеслись ко мне и к моему сыну по – человечески, поэтому я хочу отблагодарить вас. Если вы помните, я иногда подрабатываю уборщицей в гостинице «Южная».
– Да, верно! И что?
– У меня для вас есть очень интересная информация.
– Да? Любопытно.
– Нет, нет, Антон Генрихович, вы не думайте, у меня с головой всё в порядке, и я далеко не дура.
– Я не сомневаюсь, Нина Николаевна.
– Да, да не сомневайтесь. Я сегодня работаю в вечернюю смену, поэтому предлагаю встретиться днём. Скажите, куда подъехать и я подъеду.
– Хорошо! Сейчас 12.30 дня. Я предлагаю встретиться через час в кинотеатре «Прогресс», у входа, понимаете меня?
– Да, понимаю!
– Успеете?
– Нормально! Я буду!
– До встречи!
– До встречи! – Шелестов положил трубку и задумался. Нельзя отказывать человеку, идущему на контакт с оперативным работником по доброй воле. Это одна из прописных заповедей сыска. Тем более, что гостиница была на его земле.
Январь в этом году выдался морозный, и большую часть месяца температура воздуха была ниже минус семнадцати градусов. В былые годы, при такой погоде мороз начинал уже щипать щёки и ноздри. Теперь же, Антон чувствовал себя вполне комфортно, будто не такой уж сильный мороз стоит в Москве. Похоже, зима решила наверстать то, чего не было в прошлые годы: снегопады и морозы рисуют привычную, но в последнее время редкую картину настоящей русской зимы. Приятно слушать, как скрипит снег под ногами при каждом шаге, и звук этот тонко отдаётся в морозном воздухе так, что на душе радостно, а солнце, воздух, крепкий и насыщенный, просто поднимают настроение. Да и снега навалило «не меряно». Как начал снежок перед самым Новым годом идти, так и продолжил в следующие дни, изредка останавливаясь, видимо, для того чтобы передохнуть. Отрадно, что, наконец-то зима становится такой, какой Шелестов привык её видеть ранее: шапки пушистого снега на деревьях и кругом сугробы. И дни становятся короче, да и небо хмуро и облачно. Лишь изредка выглянет солнце, наполняя яркими красками всё вокруг. Птиц стало не так слышно, видать такая погода тоже на них влияет. Всё больше деловитости в их виде, а не задора. Воздух становится морозным, свежим, что сразу бодрит. В общем, зима – матушка…
Накинув капюшон «аляски» на голову и засунув руки в карманы на груди, Антон стоял на ступеньках кинотеатра «Прогресс».
– Итак? Нина Николаевна, я весь во внимании! – сказал Шелестов, когда они прошли через фойе в зал кинотеатра и сели в самом углу, напротив небольшого кафе. Сотрудники его знали, и билетёры не задавали вопросов. К тому же, в соседнем доме жил Женька Малышев, которого вообще здесь знал всех. Пару раз Антон с ним основательно напивался в буфете.
– … Дело вот в чём. Я вчера, как обычно приехала на работу в гостиницу в шесть вечера. Если знаете, то наша хозяйская комната, где хранится инвентарь, там вёдра, метла, швабры, лопаты и всё такое, находятся на минусовом этаже. То есть, слева от большой лестницы, ведущей на второй этаж гостиницы, идёт небольшая лестница вниз. А подвал ещё ниже, это уже будет минус второй этаж.
– Да, да я помню.
– Я, как обычно, спустилась вниз, открыла дверь в хозяйственную комнату своим ключом и стала переодеваться. У нас там постоянно лампочки воруют, и частенько приходится переодеваться чуть ли не впотьмах. Я только сняла пальто, потом, извините, кофту, как услышала шаги. Сначала я подумала, что Катя Селиванова пришла тоже, это моя напарница, мы иногда вместе убираемся. Но тут услышала приглушённые мужские голоса. Мужчины стояли у самой двери и что-то там обсуждали. Один голос был с характерным кавказским акцентом. А в нашей двери стёкла замазаны белой краской, но в самом углу есть небольшая такая полоска, не закрашенная. Я на цыпочках подошла к двери и наклонилась посмотреть, что там за переговоры и увидела высокого парня в милицейской форме, который стоял рядом с то ли грузином, то ли азербайджанцем. Милиционера этого и кавказца, я уже неоднократно здесь видела, но только порознь. Я гостиницу убираю уже семь лет.
– Хорошо, хорошо, дальше!
– Так вот: кавказец как схватит милиционера за грудки и шипит ему в лицо, мол, если ты ишак, деньги за взятый товар не отдашь, мы, мол, тебя, на куски порежем. А милиционер достаёт дубинку и как даст ему по плечу, тот и упал. А потом наклоняется и говорит этому, лежащему на полу кавказцу, что, мол, посажу на хрен всю вашу компашку. А потом как даст ему носком сапога прямо в лицо. А потом и говорит, что деньги отдаст через неделю в воскресенье, раньше никак не получается, потому люди с ним ещё тоже не рассчитались. А потом наклоняется, за шкирку поднимает кавказца и говорит, что уж коли встретились, он готов ещё «тысячу» взять. Он так и сказал – тысячу. А чего – не сказал. Ну, кавказец, молча так, лезет рукой к себе во внутренний карман дублёнки и достаёт целофановый пакет, такой прозрачный, и передаёт его милиционеру. А в нём как будто, таблетки такие круглые, обычные в общем, но много, а сколько – я не разглядела. И он к себе во внутренний карман прячет, то есть в шинель милицейскую. Ну и всё. А когда уходили, милиционер за дверную ручку моей комнаты подёргал, проверил, стало быть, заперта дверь или нет. Я очень испугалась, потому что боялась, что меня заметят.
– Так, ясно! Узнать обоих можете?
– Конечно!
– Ладно. А как же вы их в темноте-то разглядели, если света не было?
– Так дело то вот в чём: комната наша в конце коридора. А они стояли напротив двери, то есть на фоне света от лампочек лестницы. Я то, их вижу, а они меня нет, потому что здесь темно, и смотрят они в неосвещённый коридор, на мою дверь.
– Понятно. Ну, что могу сказать. Я всё проверю, но вы никому, ни слова. Ясно?
– Конечно, Антон Генрихович! Буду нема, как рыба! Да, вот, чуть не забыла. Вот возьмите, я, когда они ушли, у самой двери нашла. Видимо, кто-то из них потерял, когда дрались.
Стечкина протянула ему на ладони таблетку молочно – белого цвета с овальными краями, в центре которой был выдавлен рисунок в виде бабочки.
Антон аккуратно её взял и завернул в свой чистый носовой платок.
– Всё, спасибо, Нина Николаевна, мне надо идти. Вы подождите, пока я выйду из кинотеатра, и только потом идите!
– Да, да, до свидания!
Что можно сказать в этой ситуации? Впереди, отчётливо, замаячила призрачная, но удача.
Первая заповедь оперативника состоит в том, чтобы лично убедиться, что такой человек существует. Или как говориться профессиональный языком – «фигурант». И Шелестов это понимал.
Таблетка с «бабочкой» уже на следующее утро лежала в кармане у старшего эксперта – криминалиста Октябрьского РУВД Виктора Заболоцкого.
Предатель.
Полученная информация была убийственной, поскольку Стечкина уверенно опознала на фото милиционера, о котором рассказала вчера.
Отпустив её, Антон поднял трубку городского телефона, да так и застыл в нерешительности. Вариантов было, как говориться – кот наплакал. Либо сдавать сержанта, либо нет. Анекдот в том, что в любом случае сам Шелестов может оказаться крайним, а этого не хотелось. Если закрыть глаза и сделать вид, что ничего он не знает, то зачем тогда вся его работа. А если его сдать, тогда Габозов пойдёт в тюрьму железно. Гестапо, то – бишь, управление собственной безопасности возьмёт сержанта в разработку и тогда всё. И не хотелось писать рапорт, очень не хотелось. Может быть, посоветоваться с «Дедом»? Или Борькой? Хотя… Нет! Такой информацией нельзя делиться ни с кем. Это закон. Случайная утечка – спалимся все! Вся беда в том, что уголовный розыск – это организация, сотрудники которой зачастую работают на грани «фола», и за должностные преступления, наказание никто не отменял. А тут и подтасовка фактов в состряпанных «отказных» материалах, давление на свидетелей, да и пару увесистых оплеух задержанному, тоже иногда случается, смело можно добавить до «кучи». Все всё знали и все молчали. Вот и получается, что сдача своего, пусть даже сержанта, неминуемо скажется на всём подразделении. Последуют проверки вышестоящими организациями и будут оргвыводы. Антон слегка поёжился. В настоящее время к Шелестову и руководство, и сослуживцы относились хорошо. Работы он не боялся, при необходимости подменял заболевших товарищей по оружию без проблем и лишних вопросов, тем более, что он был ещё и не женат. Поэтому обвинение в предательстве «своего», будет встречено коллективом без энтузиазма, в лучшем случае. Далее, очень велика вероятность, что коллектив уже по – другому будет относиться к Антону, т.е. без доверия – раз сдал один раз, сдаст и второй. С таким грузом работать в милиции нельзя, однозначно!
