– Ну, что, по – второй? – Шелестов решил, что процесс всё – же надо несколько ускорить.
– Давай, разливай! – Василию явно нравилась его компания.
Участковый аккуратно нарезал сало с ровными красными прожилками и горкой сложил на газете.
– Ну, ладно, – вздохнул обреченно. – Раз уж так вышло… Придется выпить и ещё кое – что рассказать тебе. Но, у нас, ведь, в ментовке, не принято доверять друг другу! Так нас учили?
– Так, то оно так! А как насчёт взаимовыручки? – Антон разом вылил в рот содержимое своего стакана, не дожидаясь участкового, и со стуком его поставил на стол, хрустнул огурцом, приготовленным заранее и о котором мечтал с начала выпивки. Вкусовые ощущения подтвердили: огурцы домашние, не с рынка и делались без уксуса. Хорошо!
– Да, верно, и Паша просил помочь, опять же!
– Я так думаю, что есть что-то по Гонгора, что комитетчикам ты не сказал? – Шелестов почти перестал дышать.
– Верно, Антон, есть. Во – первых, они со мною разговаривали так, как будто это я преступник. И дело совсем не в профессиональной этике. Во – вторых, они начали с того, что высыпали на меня целый ворох компромата за всю мою пятнадцатилетнюю службу. Так не ведут дела даже наши милицейские опера – первогодки. В – третьих, самое главное, я хочу, чтобы эту «мокруху» раскрыли наши, менты. Я знаю, что руководителем следственной бригады назначен Качан Анатолий Аркадьевич. Это серьёзный парень. И я ждал, что кто-нибудь от него, или он сам, вызовет или приедет ко мне, к участковому, чтобы поговорить об этой семье. Вместо этого, два дня надо мною издевались два урода, с одинаковыми причёсками одеждой, и лицами, начав с того, что обещали выкинуть меня на пенсию без содержания и т. д. За что?
Антон молчал и слушал, забыв про огурцы и выпивку.
– Так вот! Ничего серьёзного я им не сказал. Прикинулся валенком, рассказывал про свои проблемы, про отказные дела, о том, что на стенах в подъездах надписи появились на иностранных языках. И прочее. Чушь всё это, но всё по делу, всё по работе. И вот появился ты. Значит, разобрался, значит умный. А дело-то в чём? А в том, что двадцатого января, около восьми вечера, в квартире Марго Гонгора был довольно серьёзный скандал, слышали соседи. Вся семья была в сборе: Марио, Хуан, Мануэль видимо спал, потому что не было слышно плача, сама Марго и Антонио. Крику было много, и в конце он ушёл, громко хлопнув дверью. А утром, на следующий день, у Марго был фингал под правым глазом, но не большой. Она его тщательно пудрила и носила большие тёмные очки. В основном скандал был на их родном языке, но перед самым уходом Антонио, соседка услышала, что он сказал: «… а то, снова уложу в психушку!». Было это отчётливо слышно, потому, что входная дверь была открыта, и он сказал эту фразу на русском языке, когда дверь за ним уже закрывали. Не волнуйся, мой источник, то бишь, соседка, себе на уме, живёт одна, сидит всё время у окошка. Дети и внуки выросли, навещают редко, а я, как положено участковому, провожу разные там беседы с населением. И сказала она мне про эту фразу только мой на третий приход к ней. Так что вот такая ерунда получается. По всему выходит, что кто это убийство раскроет – орден обеспечен? И тем, кто с ним рядом стоял, тоже медальки достанутся? А? Как думаешь?
– Думаю, что ты прав! – Шелестов думал также.
Обыск в квартире Гонгора (продолжение.)
Шелестов вернулся на квартиру Маргариты Сергеевны Гонгора, в самый разгар производства обыска.
За длинным гостевым столом, что стоял в середине комнаты, сидел и что-то писал следователь – важняк Вайс Анатолий Аркадьевич, собственной персоной. Увидев вернувшегося Шелестова, он кивнул в знак приветствия и снова уткнулся в свою писанину.
Вдова сидела в кресле и спокойно наблюдала, как оперативники Октябрьского ОУРа под руководством начальника 2 – го отделения Вадима Владимировича Меньшикова, в присутствии понятых, двух женщин и мужчины, тщательно обыскивали комнату за комнатой, перетряхивали одежду, вещи, документы, все, что могло дать бы хоть малейшую зацепку в деле об убийстве военного атташе.
С таким же безучастным лицом, напротив матери на диване, сидел ее сын Марио. На вошедшего в большую комнату Антона, казалось, он даже не обратил внимания, зато Шелестов внимательно его рассмотрел.
Марио Перес Гонгора был моложе Антона, среднего роста, крепко сбитый брюнет, с широкими плечами, так же как и Шелестов, по – спортивному подтянут. Его умное, несколько аскетичное лицо, слегка напоминало лицо матери, так, некоторые черты. К портрету можно было ещё добавить некоторое сходство с французским киноактёром Аленом Делоном, только коротко стриженым, с таким же холёным лицом избалованного жизнью повесы, только что сошедшего с обложки глянцевого иностранного журнала. Если не знать, что родители Марио русские, то его смело можно было отнести к выходцу с Ближнего Востока.
– Шелеcтов! – вошедший в комнату Меньшиков, казалось, заполнил собой все свободное пространство своей могучей фигурой, – Вернулся! Докладывай, что там у тебя срочного!
Спокойно взиравшая на все происходящее в ее квартире Маргарита Сергеевна, вдруг заметно занервничала и несколько раз встревоженно посмотрела на сына. Это заметил и Антон, и Вадим Владимирович.
– Подожди! Пошли на кухню, там нет никого! – Меньшиков широким шагом вышел в коридор, увлекая за собой Шелестова.
В течении десяти минут, Антон доложил полученную информацию.
– Ну и дела! А кто еще знает? – Вадим Владимирович озадаченно вертел в руках шариковую ручку, затем откинулся на спинку дубового кресла, добротно изготовленного в качестве кухонной мебели, и посмотрел на Антона. Шелестов, как первоклассник, положил руки перед собой на гладкую поверхность массивного обеденного стола, за которым расположились сыщики.
– Никто! Я как узнал, сразу сюда, потому что все представляется совершенно в другом свете!
– То есть, мы здесь ничего не найдем?
– Да! Нет никаких шансов!
– А источник надежный? – в глазах Меньшикова мелькнула веселая искорка.
– Вполне! Это же не шутки!
– Интересно! А контора это уже знает или нет?
– Думаю, да! У них работа такая, комитетская! Они использовали нас «в тёмную».
Сыщики молчали.
– Вот, что! Пошли, посмотрим на Марио, только уже с другой стороны, так сказать! – Вадим Владимирович встал, аккуратно придвинул кресло к столу.
– Здравия желаю! – в кухню вошел Стас Свирский, старший опер ОУРа, подчиненный Меньшикова. – Уже вернулся? – он с улыбкой обратился к Антону и крепко пожал ему руку, затем обратился к Меньшикову.
– Мы закончили!
– И что? – спросил его начальник.
– Ничего нет по делу! В квартире полно денег, рассованы по секретерам, шкафам, и рубли и валюта, чеки «Внешпосылторга»37, ювелирные украшения, картины, но на все есть документы.
– А мусорное ведро смотрели? – понизив голос, спросил Шелестов у Свирского.
– Нет, кажется. А что, надо?
– Хорошо! Пошли, посмотрим! – сказал Меньшиков и пошёл на кухню. Опера двинулись за ним.
– Стас! Понятых сюда! – продолжил руководить он.
Ведро, полное мусора, было извлечено из шкафчика. Тут же, на кухне, расстелили несколько старых газет «Известия», взятых с подоконника. Антон аккуратно вытряхнул содержимое ведра, просто перевернув его вверх дном, и сел на корточки. Практика показывает, что ничто так в картинках не может рассказать о человеке, как мусор, хотя на первый взгляд это всего лишь простые отходы человеческой деятельности. По нему несложно было догадаться, что в этом доме есть деньги, на продуктах и хлебе не экономят. Обёртки от жевательной резинки и шоколада, пустые банки из – под пепси – колы, скомканный новый носовой платок, два пустых фломастера, какая-то шелуха, очистки от яблока, косточки от абрикосов и т. д.
Стас помогал Шелестову перебирать мусор. Наконец, он добрался до конца – смятые листки бумаги с письмом на иностранном языке, сломанный карандаш, пустая картонная коробочка с названием «Zahnstocher», и почти полный тюбик губной помады вишнёвого цвета.
