Её лицо покрылось некрасивыми красными пятнами. Она гордо подняла голову, и со злобой сказала, глядя в глаза Антону:

– Чтобы они вместе с вами рылись в моём нижнем белье? – она повернулась на тонких каблуках и, держа постановление на обыск в опущенной руке, пошла в большую комнату.

– А что делать, что делать, Маргарита Сергеевна! – сам себе прошептал Шелестов. – Жизнь такая несправедливая!

Выполнив поставленную задачу, Антон без всяких угрызений совести вышел из квартиры и направился в сторону троллейбусной остановки на Ленинском проспекте, вспоминая, где-то тут он видел будку с телефоном.

Красно – белая телефонная будка с разбитыми стёклами одиноко стояло почти на самом углу гостиницы «Дом туриста» с открытой настежь дверью. Шелестов шагнул в неё и снял трубку. Дверь не закрывалась. Стойкий запах мочи в будке выводил из себя Антона, и поэтому он был предельно краток. Звякнула, проваливаясь в нутро таксофона двухкопеечная монета.

– Алле, 164 отделение? Привет, 96 – е беспокоит, Антон Шелестов, опер. А где, там, Чередниченко? Ага! Соедини!… Павел? Привет! Шелестов моя фамилия!… Что? Узнал? Это хорошо! Как жизнь, Паша?… Слоями?… Это как? Слой говна, слой масла?… Отлично! Всегда начеку! Бдишь, так сказать… Что? Масло лучше? Паша, а ты не еврей, часом? Нет! Ну, ладно. Паша, мне помощь нужна!… Улица 26 – ти Бакинских комиссаров, дом 119, твоя земля?… Что? Публика – говно! Что делать! Что делать!.. Поможешь? Прекрасно! Участковый вменяемый?… Очень хорошо! Паша, квартира №15, там проживает семья мексиканского дипломата Гонгора, мать и трое сыновей, но русские, у тебя в оперативном плане есть что ни – будь по ним?… Есть? Что?… Старший и средний – козлы? Хорошо! Паша, позвони участковому и предупреди, я вечером заеду к нему! Мне все надо по этой семье, любую информацию, включая сплетни!…

Размышления участкового Ползунова.

Опорный пункт 164 отделения милиции, где располагался кабинет участкового Василия Николаевича Ползунова, капитана милиции, был не далеко от улицы 26-ти Бакинских комиссаров, где проживала Маргарита Сергеевна Гонгора с сыновьями в отдельной кооперативной четырехкомнатной квартире.

– Привет, Василий! – Шелестов пожал руку участковому и уселся на стул напротив его стола. – Ну, что расскажешь?

Ползунов достал из форменных милицейских брюк громадный полосатый носовой платок, обстоятельно высморкался и бросил платок в выдвижной ящик стола.

– Сложный вопрос, Антон! Домик этот не простой, кооперативный, в основном проживают семьи сотрудников МИДа, но правда, есть немного и разной приблатненной публики.

– Трудно поди, с таким народом общаться?

– Да, не говори! – участковый махнул рукой. – Говно, народец! Особенно партийные и комсомольские функционеры. Настоящее дерьмо – люди! Заносчивые, много о себе понимают! Вроде бы, не большие шишки, а уж гонору! А мидовские работнички, мать твою! Загранкомандировки, валюта, машины, тряпки! Куда КГБ смотрит!

– Василий, а давно ты здесь?

– Я-то? Да, уж, седьмой год пошел! Крови выпили из меня, море! Слова никому сказать нельзя, все сразу звонят прямо в ГУВД или МВД, Вот, как! Но самые сволочные, это бабы этих начальничков, стерва на стерве, и стервой погоняет!

– А дети?

– Дети? Это отдельная история!

– Ладно, Василий! Семью Гонгора – знаешь?

– Конечно!

– Василий! Мне все надо знать про эту семью. Все, что ты знаешь! И про Маргариту Сергеевну, и про ее сыновей! Любая информация, проверенная, не проверенная, слухи, все!

Участковый расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки, затем снял милицейский галстук.

– Дело вот в чём, Антон! Я, конечно же, Паше Чередниченко доверяю, но на второй день после того как отца этого семейства грохнули, тут пара ребят из комитета крутилась, со мною говорили и строго настрого запретили что – либо по этой семье сообщать, даже вам.

– Да, ну! – ахнул Шелестов.

– Вот такие дела!

– Так я же в группе по раскрытию официально состою!

– Да я знаю, знаю! Но вот такая история получается!

– Чёрт! Я так надеялся!

– Ладно, Антон, выпьешь со мною?

– Да без проблем!

Кряхтя и постанывая, участковый наклонился вправо, шумно выдвинул нижний ящик казённого стола, и на свет божий явилась початая бутылка «Столичной», два гранёных стакана, большой кусок сала, завёрнутый в газету, пол – буханки чёрного хлеба, три помидора и пара зелёных огурцов, и одна большая луковица. С особой осторожность была извлечена двух литровая банка огурцов домашней засолки: через прозрачное стекло банки были видны небольшие крепкие пупырчатые огурчики, которые плавали среди листов смородины, укропа и маленьких красных перчиков. На самом дне виднелись несколько зубчиков чеснока.

Антон так явственно почувствовал вкус этих огурцов и запах укропа, что не выдержал и облизнулся. Красота!

Шустро разложив всё это добро на газете, Василий закрыл нижний ящик и выдвинул верхний, откуда достал самодельную финку с наборной цветной рукоятью, и две вилки из нержавейки, каждая из которых была аккуратно завёрнута в туалетную бумагу.

– А чёрт! – внезапно он вскочил, быстрым шагом подошёл к двери своего кабинета, открыл её и выглянул в коридор. Удовлетворённо хмыкнув, Ползунов, захлопнул дверь и щёлкнул задвижкой верхнего замка.

– Сам знаешь обстановку. Сплошная борьба с пьянством по всем направлениям и на всех уровнях, то есть борьба с алкоголизмом в масштабе всей страны, мать его! Стукнет, какой ни – будь особо инициативный товарищ в ГУВД, потом не отмыться, ни отписаться. И останется одна дорога – в народное хозяйство.

Затем из шкафа, стоящего у стены им были извлечены солонка с крупной солью и две простые глубокие тарелки. Вернувшись за стол, он порезал овощи, хлеб и через пять минут салат был готов, круто посыпанный солью: просто и со вкусом. Потом осторожно открыв ножом крышку банки с огурцами, вывалил часть их них прямо в тарелку.

– Не боись! Всё помыто и почищено!

– Да я не боюсь! – ответил Шелестов.

Звякнув о край стакана, бутылка водки быстро наполнила его на треть, потом второй стакан, затем на горлышко была надета пробка и аккуратно отставлена на край стола.

– Ну, Антон, за знакомство, и чтобы бы у нас было всё тип-топ! Будь! – Василий одним махом осушил свой стакан, занюхал его коркой чёрного хлеба и вкусно захрустел огурцом, выловленного им из тарелки.

Делать было нечего, Шелестов также легко выпил свою дозу и закусил салатом. Внутри сразу слегка обдало огнём, но терпимым, и он стал внутренне ждать прихода приятного расслабления.

Теперь, когда торопиться уже было некуда, Антон весь превратился во внимание и слух.

– Так вы с Пашей однокашники? – начал беседу участковый.

– Почти, я с курса «А», а он с курса «Б», выпуск 1985 года.

– Хороший он мужик и правильный опер. Здорово, подсобил мне в прошлом году, иначе я уже был бы уже на пенсии, в лучшем случае, вот так-то. Поэтому, давай, спрашивай, что хотел узнать.

– В разговоре, Паша сказал, что старший и средний Гонгора – козлы! Почему?

– Видишь, какое дело. Жестокие они какие-то. Приведу простой пример, чтобы было ясно. К дому, к своему подъезду, подъезжает Марио на «Мерседесе» и видит, что пятачок асфальта, где он постоянно ставит свою машину, занят чужой машиной. Он вылезает, достаёт выкидной нож, такой, с длинным лезвием, и прокалывает все четыре колеса. Чья машина, кто на ней приехал, это его не волнует, он тут хозяин. Теперь – средний пацан. На втором этаже их подъезда живёт пожилая пара, академик чего-то там и жена тоже бывший научный работник. Так вот, дело было перед этим Новым Годом. У жены была собачка – болонка, она всегда с ней гуляла во дворе. И тут она встретила свою подружку, такую же древнюю как сама, и они разговорились, ля – ля-тополя, собака побежала сама по – себе и тут идёт ей на встречу средний, Хуан, то – бишь. А уже вечерело, снега было много, она подбегает к нему, а он нагибается, берёт её за голову и хрясь – ломает позвоночник. Там собака-то, с большую крысу. И суёт трупик в сугроб, улыбается, и идёт домой. У меня на каждом этаже добровольные помощники – пенсионеры, так что я много чего вижу и знаю. Семь лет тут «бдю»! А с некоторыми жильцами – пенсионерами, кроме меня, и поговорить-то некому. Дети и родственники почти не бывают. Вот так-то, брат.