– Ну, что, пакуем старичка? – выпалил он.

– Давайте!

Все участники операции вместе с задержанными приехали в 96 отделение милиции, где Меньшиков со своими районными операми тут же занялись злодеями, растащив их по разным кабинетам.

Шелестов устало опустился на диван, даже не сняв куртку.

– Антон! – в дверь заглянула Алевтина. – с ЗИЦ справка пришла по твоему запросу, иди, распишись и получи.

Он поднялся, нехотя зашёл в канцелярию, получил справку, расписался, прочитал и, так и остался стоять, выпучив глаза от удивления.

Оказалось, что соседом семьи Пискарёвых, благополучно проживал трижды судимый за мошенничество и кражи гражданин Рожков Михаил Андреевич, переехавшим сюда год назад.

Немедленно проведённые обыски по месту проживания Рожкова и Михаила Сорокина, по кличке «Сорока», парня в пальто и с красным шарфом, дали положительные результаты. Почти все вещи с квартиры Пискарёвых оказались дома у Рожкова. Вся хохма этого разбоя состояла в том, что разбойники вещи просто перенесли из одной квартиры в другую, на одной лестничной клетке. Все трое налётчиков, стояли у двери и периодически с любопытством смотрели в глазок, как опера вместе с Шелестовым носились по этажам, отрабатывая жилой сектор. И смеялись. А потом, поздно вечером, по одному спокойно разошлись. Сама того не зная, источником информации по своей семье, стала младшая Катя Пискарёва, которая дружила с Юлей Рожковой, и ей доверительно рассказывала обо всём, о чём та спрашивала. Юля, в свою очередь всё рассказывала деду, Рожкову. В дальнейшем, этот разбой был раскрыт, налётчики были арестованы, но без показаний Рожкова, который исполнителей так и не сдал.

Вот почему у квартиры Рожковых, когда Антон обнаружил скатанную в шарик обёртку от жевательной резинки, и поднял её, ему показалось, что кто-то был за дверью №741. Один из бандитов неосмотрительно бросил её, входя в квартиру, когда распаковал одну пластинку.

Конец службы.

На следующий день, как сообщили Шелестову, утром в Октябрьском РУВД состоялось очередное заседание аттестационной комиссии в составе 12 человек, которые проголосовали почти единогласно за его увольнение. Почти. Против, были Меньшиков и Снегирев. Одни из самых порядочных и честных офицеров милиции, коих Антон встречал в своей жизни. И при одном воздержавшимся. Воздержался начальник 96 отделения милиции майор Гераськин.

Заехав с утра к Татьяне и отдав деньги, документы на машину и саму машину, Шелестов пешком от её дома дошёл до отделения.

Открыл сейф и вывалил на стол все его содержимое. Затем сел на стул и начал не спеша разбирать дела и бумаги.

– Так! Самое главное, секретные дела оперативного учета! Так!… Всего у меня 34 старых, оперативно-поискового дела!

Эти дела переходили от одного оперуполномоченного к другому, обслуживающих «землю», на которой были совершены преступления и не раскрыты. Важно, чтобы они были в наличии при составлении акта приема – передачи Саше Маркову, так на них стоял гриф «секретно».

Шелестов аккуратно сложил их в две большие стопки, потом, подумав немного, взял первое попавшееся дело и открыл его.

«Дело по факту кражи радиоприемника „Сокол“ из комнаты гр. Худойбердыева Х. Х. коммунальной квартиры №8 по улице Панферова, дом 90».

– Что тут у нас? – Антон посмотрел на дату заведения ОПД. – Ого! 1962 год!

Он никогда не читал эти дела. Вспомнилось, что когда он только пришел на работу и принимал дела у Миши Самойлова, Мишка сказал тогда: «Антон! Не читай этот архив, это все – макулатура! Ничего нового, только фамилии оперов разные».

И точно! Стандартный план оперативно – поисковых мероприятий. Обстоятельства дела… Первый пункт – проверка на причастность лиц, ранее судимых за аналогичные преступления. Срок. Исполнитель – Дергалев. Справки, рапорта. И так далее… Как и сейчас. Где он теперь, этот безвестный земельный опер?

Пролистав дело дальше, Шелестов автоматически отметил, что и сам почерк писавшего опера, и орфография в целом, оставляли желать лучшего: почерк был корявый, а ошибок было так много, что Антон с досадой захлопнул дело, и бросил его сверху остальных.

Достав чистый лист бумаги и шариковую ручку, а так – же старый акт приема – передачи этих самых дел от старшего оперуполномоченного капитана милиции Самойлова оперуполномоченному лейтенанту милиции Шелестову, от 20 ноября 1985 года, Антон начал его аккуратно переписывать. Дела передавались Саше Маркову, поскольку кандидата на освободившееся место ОУР не прислал.

Шелестова отстранили от службы быстро. Ровно через неделю после поездки в УСБ ГУВД, утром, когда Антон пришел на работу, дежурный ознакомил его с приказом начальника 96 отделения милиции об его отстранении. После передачи дел, ему предлагалось получить обходной лист.

О новом месте работы Антон даже не задумывался. Привычный темп жизни рухнул, и наступила какая-то апатия, что ли. Сложно выразить на бумаге то, что засело в душе, как заноза. Еще более удивительно, что Шелестову самому не хотелось ничего предпринимать.

Антон вдруг обнаружил, что сидит за своим рабочим столом, опустив голову, и смотрит в одну точку.

– Черт! Совсем расклеился! Надо отсюда уйти с достоинством, как положено!

Очнувшись и протерев глаза, он продолжил составлять акт, потому что предстояло еще разобраться с другими делами и заявлениями, зарегистрированными и висящими на его лицевом счету.

Предстояло, так же, вычистить все ящики стола, уничтожив все бумаги и бумажки, касающиеся его бывшей работы.

Закончив работу, Шелестов взял стул и поставил его к стенке. Встав на него, дотянулся до портрета Дзержинского, аккуратно снял его с гвоздя, спустился на пол и сел за свой стол. Перевернул обратной картонной стороной. Этот портрет был своеобразной летописью уголовного розыска отделения. Там были подписи всех оперов, работавших здесь, когда – либо. Еле отыскав свободное место, Антон поставил свою подпись. Больше свободного места не осталось. Повесив портрет на место, Шелестов отдал честь основателю ВЧК, и вышел из кабинета. Закрыв дверь, сдал ключи и личную металлическую печать дежурному, и поехал в управление кадров ГУВД.

…Антон предъявил разовый пропуск на КПП и вышел на улицу. Все! Начиналась новая жизнь! Удостоверение и два личных металлических жетона сданы кадровикам.

Весеннее солнце ласково коснулось теплыми лучами его лица, как бы приглашая вместе порадоваться новой жизни и переменам, наступившим в жизни Шелестова. Обернувшись, он с тоской посмотрел на грязновато – желтое здание Петровки, 38 и вздохнул. Потом поднял голову, посмотрел на небо, такое чистое и светлое, и решительно пошел в сторону метро.

– Пусть у меня теперь все в жизни будет, как это весеннее небо! Я это заслужил! Сегодня наступил первый свободный день моей оставшейся настоящей жизни! Ура!

Сон (окончание).

…Узкая полоса рассвета осторожно выглянула из – за горизонта, не решительно остановилась, словно проверяя ночную мглу на прочность, а потом как-то разом расширилась, мягко растворяя ночь в пока ещё робких лучах солнца. На чистое голубое небо, без единого облачка, бодро выкатился красновато – жёлтый диск солнца, радостно и весело. Его лучи засверкали на бескрайнем зеркале моря, образуя длинные золотые дорожки, разбегаясь всё дальше и дальше, захватывая белые пляжи и скалы, и простираясь к горизонту…

Шелестову казалось, что он видит очередной сон. Прохладный белый коралловый песок весело шуршал под ногами, приятно касаясь босых ног, ленивые волны небрежно оставляли на песке зеленые, красные и коричневые спирали и ленты водорослей, словно отбросы прошедшего карнавала. На влажном берегу отчётливо выделяются следы морских птиц и разного размера крабов, которые надеяться погреться под нежным утренним солнцем, ещё не таким знойным, каким оно бывает днём. Слышан мягкий шум накатывающих на берег волн, пронзительные крики чаек. Свежий утренний ветер ласково треплет волосы и заставляет прищуривать глаза. Неповторимые запахи морской соли, водорослей и еще чего-то неуловимо знакомого…