– Вася! Кто там? – раздался писклявый женский голос из ближайшей комнаты, дверь в которую была чуть приоткрыта.

– Маша, не волнуйся, пробки в доме перегорели, вот электрики и пришли.

– Тихо! – Гудков, показав удостоверение, мощным плечом аккуратно оттеснил внутрь квартиры полуголого мужика, и приложил к своим губам палец. – Тихо, милиция! Где комната Марвиных?

– Мужичок затрясся и сдавленно произнёс: это налёт?

– Какой налёт, дядя, мы из милиции, вот удостоверение, видишь? – Гудков сделал страшное лицо.

Остальные просочились следом. Хозяин прислонился к стенке коридора.

– Нет! Я без очков…

– Тихо! – угрожающе повторил Борис и показал пистолет. – Уголовный розыск. Дима где, мать твою?

– У себя, спит! – мужичок был здорово напуган, и старался по – быстрее заползти в свою комнату, осторожно двигаясь по направлению к ней вдоль стены. Было очевидно, что он ничего не понимает в происходящем.

– Где его комната?

– Последняя.

– Пошли с нами!

Опера гуськом двинулись по темному коридору, боясь налететь на тумбочки, столики, велосипеды. Сергей осторожно освещал дорогу. Шелестов считал двери и прислушивался. Вот вторая. Тишина. Вот третья! Все замерли.

Изнутри послышался кашель.

– Спит, злодей? – подумалось Антону. – Боря, давай!

Гудков подтащил к искомой двери упирающегося ичка.

– Стучи!

– Зачем?

– Стучи, говорю, мать твою! – свистящим шёпотом прямо ему в ухо прошипел Гудков.

– Мужичок вжал голову в плечи, и осторожно постучал костяшками пальцев в дверь.

Щёлкнул замок, дверь открылась, и на пороге возник рослый парень в майке с длинным рукавом и плавках.

– Э, сосед! Что случилось? – он щурился от пучка света, направленного ему прямо в глаза Сергеем и закрывал лицо ладонями рук.

Гудков незаметно просочился ему за спину.

– Дмитрий Марвин?

– Да, а чё?

– Милиция. Поедешь снами.

– Да? А зачем? – лицо парня оставалось невозмутимым.

Раз! И мускулистые руки Марвина сковали наручники. Гудков и Булкин профессионально сработали на «пять»!

– Серега, вверни пробки обратно, Борис, разберись с понятыми и сделай осмотр комнаты.

Из первой комнаты выплыла дородная дама в цветастом халате и тапочках на босу ногу.

– Вася, Васечка! Какие электрики в два часа ночи? Ты же никому не звонил!

До своего отделения доехали быстро. Стиснутый на заднем сиденье операми Марвин молчал. Закрыв голову скованными руками, закрыв глаза и сжав зубы, он что-то бормотал про себя. Его не интересовало задержание, он ничего не спрашивал и ничего не просил.

Шелестов сидел у себя в кабинете и разглядывал скованного наручниками Дмитрия Марвина, плотного, коротко стриженным парня. Из справки, лежащей у Антона на столе, было видно, Дмитрий рос в нормальной семье, в квартире на Комсомольском проспекте. Выбранная его родителями школа была со спортивным уклоном, поэтому с шести лет Марвин начал заниматься боксом. Был чемпионом МАДИ74, потом чемпионом района. Институт не окончил, поскольку с третьего курса начал заниматься ночным разбоем и теперь уже удары отрабатывал на потерпевших. Схема «работы» у Дмитрия была проста и жестока. Всегда работали втроём. Обязательно водитель с машиной, и обязательно красивая, молодая девушка, в качестве приманки. Основную «работу» Дмитрий выполнял сам: с подельниками засекали у автомобильных стоянок, в дорогих ресторанах, у ювелирных магазинов и т. д. хорошо одетых мужчин или женщин. Далее, доводили до подъездов их дома, там его девушка отвлекала жертву каким – либо пустячным вопросом, а он нападал стремительно, бил, как правило, один раз и брал с уже вырубленного тела все ценное. Долгие «разработки» предполагаемых жертв, выяснения их образа жизни, маршрутов движения домой или на работу, были не в его стиле. Он искренне считал, что быстрота и натиск, вместе с выбором жертвы в каком – либо районе просто «наудачу» не позволит милиции выйти на его след. О будущем, далее одного дня вперёд, он не задумывался. Ему было скучно мечтать. На разбой Марвин ходил, когда хотел и в зависимости от размера добычи, полученной накануне. Трудность разработки его «команды» милицией, определялась вечерним временем, и ещё, потерпевшие, как правило, очнувшись в больнице, уже никого не могли ни вспомнить, ни опознать. Длинная и безнаказанная череда налетов закончилась неожиданно и трагично. Молодая красивая девушка – подельник, по имени Инга, забеременела от него и решила Дмитрия на себе женить. Она была с Украины, училась в институте и очень хотела в Москве остаться. Живот стал виден уже в три месяца беременности, и она сообщила об этом Дмитрию. Он безразлично пожал крутыми плечами, выдал ей денег на аборт и о ней забыл, сказав, что «давай по – быстрому решай свои вопросы, дел полно, „богатеньких буратино“ тоже и выходи на работу». В её молодую красивую головку, с мозгом размером с грецкий орех, даже не могла прийти мысль, что детство и юность уже закончились с первым грабежом. Что такому парню, как Дмитрий, нельзя ставить условия, предъявлять претензии, предъявлять ультиматум и т. д. Бандит, он и есть бандит. Короче говоря, Инга была жестока избита за отказ сделать аборт, и ребёнка она потеряла, не смотря на все усилия ей врачей. Выйдя из больницы, больная и морально убитая, она снова вернулась в общагу… А через неделю, она уже сидела на Петровке, 38, где муровские опера внимательно читали её чистосердечное признание. Факт задержания был для Дмитрия полной неожиданностью: он уже подобрал другую красавицу, по – моложе, и продолжал «бомбить» с удвоенной энергией. Итог: «заслуги» перед обществом Москворецкий народный суд оценил в 9 лет общего режима, водитель получил пять лет, Инга – два года в колонии – поселении.

Освободился в 1984 году, доучиваться не стал, а был принят на работу грузчиком в мебельный магазин «Руслан» на Смоленской – Сенной площади. Взяли его туда сразу, а почему? Не ясно. После смерти отца в 1985 году, мать с его сестрой разменяли шикарную квартиру, и ему досталась комната в коммуналке. Чему он был несказанно рад.

Из информации из ЗИЦа, к немалому своему удивлению Шелестов выяснил, что Марвин задерживался месяц назад сотрудниками 93 – го отделения милиции за сбыт ювелирных изделий на Даниловском рынке. Он продавал кучу золотых женских брошек и мужских перстней, но их принадлежность не была установлена, то есть они не проходили ни по какому уголовному делу, не находились в розыске, и его отпустили.

– Что ж, – подумал Антон, – раз он задерживался за сбыт ювелирки, значит, он представляет оперативный интерес и для других районных отделений. Начинать работать с ним надо немедленно, потому что наркоман должен сидеть на этом деле постоянно, каждый день, иначе у него начнётся ломка, и тогда о допросах и других необходимых следственных действиях придётся забыть!

Вот такой кадр сидел перед Антоном в три часа ночи, безразлично уставившись в пол и периодически зевая, обнажая ровные белые зубы. «Колоться» он действительно не собирался, правила «игры» знал и на тяжелый взгляд Бори Гудкова отвечал наглой улыбкой.

– Дмитрий! Как ты думаешь, почему мы с тобой возимся в три часа ночи?

– Я тоже удивляюсь начальник. Может быть, разойдёмся по – хорошему. Вы – домой, я в камеру. Утро вечера мудренее, у меня будет адвокат, тогда и поговорим! – весело предложил он.

– У тебя, Дима, и у меня, времени теперь много. Только у нас с тобой задачи разные. И совсем – совсем не те, о которых ты думаешь. Я тебе скажу даже больше и по секрету: ты меня совсем не интересуешь. То, что ты садишься капитально, и надолго, я даже и обсуждать не хочу!

– Минуточку, начальник, у нас ведь как? Покажи вещи – будем разговаривать. У тебя ничего нет, начальник. Где вещи? Вы у меня обыск делали? Делали! Что нашли? Ни – че – го!