– Да, нет, Серёга – сантехник! – импровизировал Борис.

– Добавь драматизма! – зашипел Шишкин.

– Из соседнего барака что – ли? – голос подобрел.

– Так, оттуда! – с шумом притворно икнул Гудков.

– Не поверил? – Гудков вопросительно посмотрел на Антона. Тот пожал плечами. – Ждём?

– Я щас, погоди, не видно ничего, бля! Где этот ёб… провод?

Защелкали многочисленные замки, потом грохнул засов, по – видимому, и дверь широко распахнулась.

Старичок был так себе: пьяный и дохлый, как велосипед. Увидев гостей, он удивлённо и быстро захлопал белёсыми ресницами, и широко открыл беззубый рот, чтобы заорать, или послать на хер, было не ясно, но допустить этого было нельзя. Лёгкий нокаут, мастерски исполненный Гудковым, и на лестничной площадке воцарил мир и спокойствие. Аккуратно, словно ребёнка, Боря на руках внёс мужичка обратно в квартиру, и тихо положил его тщедушное тельце в углу прихожей, где стояли тапочки жильцов, штук двадцать.

Коридор в квартире был как посадочная полоса военного аэродрома: начиналась у двери, и дальше пропадала далеко в темноте. О капремонте здесь, видно, не вспоминали не только в местном ДЭЗе, но и пленные немцы, которые строили этот барак после войны. В комнаты по обе стороны от коридора, вели высокие двухстворчатые арочные двери, поломанные и побитые вследствие утери ключей по пьянке. Старые, но ещё добротные, сделанные из настоящего дерева, а не из прессованных опилок, укрепленные дополнительными замками, они служили долго и верно, и исчезнут когда-нибудь, вместе с этим бараком. В коридоре отсутствовали вешалки, тумбочки и другие нужные вещи, что свидетельствовало о том, что народ здесь проживающий, давно и глубоко плюнул на правила социалистического общежития, местного участкового и санэпидемстанцию.

Раздался утробный звук спускаемой воды и из сортира, прямо перед операми, вышел молодой парень в синих ситцевых трусах, погасил свет в уборной, зевнул и, увидев сыщиков, безучастно спросил:

– Чего надо?

– Мы к Андрюхе!

– А, это в конец коридора и направо, – почесав безволосый живот, парень пошлёпал босыми ногами по грязному полу вперёд, в темноту.

– За ним! – приказал Шелестов.

Впереди хлопнула дверь комнаты, мелькнул лучик света, и парень пропал.

Дальше, опера пробирались почти на ощупь, идя вдоль грязной стены, переступая через валяющиеся засаленные тазы и кастрюли, раскиданные на буром деревянном полу. Коридор гигантской коммуналки в трухлявом доме, казалось, был нескончаем. Антон с грохотом споткнулся об кучу наваленной обуви. Он чуть не упал, если бы со всей силой не ударился рукой по стене, на которой висел старый телефон.

Когда они дошли до двери Кучкина, случилось непредвиденное: внезапно дверь резко открылась, и из темноты комнаты выскочил высокий парень в тренировочных штанах с обрезом охотничьего ружья в руке.

– Кто здесь? – завопил он высоким тонким голосом.

Гудков молниеносно перехватил обрез, и вырвал его из рук парня, а

Антон ударил его ногой под колени, заваливая бандита на бок, на пол, одновременно Шишкин быстро завернул руки за спину лежащему на полу Кучкину и надел наручники.

– Давай его в комнату.

Пошарив по стене рукой, Шишкин нащупал выключатель, и включил свет.

Засиженная мухами лампочка тускло осветила убогое жильё Кучкина.

Рядом с окном стояла кровать и Гудков, вернувшись в коридор и подхватив его подмышки, перенёс парня на неё.

Шелестов аккуратно прикрыл дверь и подошёл к лежащему на спине Кучкину, который испуганно таращил на него подслеповатые глаза. Рядом с ним стояли Гудков и Шишкин, сделав максимально свирепые рожи.

На столе, у окна, напротив кровати, лежали сложенные очки.

Антон взял их и надел их на Кучкина. Потом, немного подумав, достал пистолет, передёрнул затвор и повернулся Гудкову:

– Вася накрой ему лицо подушкой, чтобы звук выстрела не был слышан и мозги по комнате не разлетелись. У меня куртка новая, не хочу пачкать! Жена убьёт за неё!

– Братва, не убивайте, я нормальный пацан с понятиями, всё скажу! Помогать буду! – лежащего начала бить нервная дрожь. – Я же всего лишь водитель, отвести – привести, от ментов уйти, если будет погоня.

Гудков уже взял было подушку, но остановился, вопросительно посмотрев на Шелестова.

– Тогда другой разговор. Вася, положи подушку на место.

Антон взял стул, стоящий у стены и поставил его рядом с кроватью, а затем сел, чуть наклонившись к лежащему Кучкину.

– Тогда слушай. Вчера ночью, ты с подельниками, на твоей машине, на улице Вавилова, грабанули нашего человека. Он сейчас в больнице, в реанимации, с пробитой головой. Вас было трое: ты за рулём, молодая девка – приманка и ваш крутой пацан. Он взял чёрный дипломат, «лопатник», часы и бобровую шапку. В дипломате были документы, для нас очень важные. Мне нужен этот парень – имя, фамилия, где живёт или как найти. Ни ты, ни девка, нам не нужны. Время подумать дать?

– Нет, не надо, пацаны, вы всё знаете и так. Девку зовут Кристина, крутого – Жора. Где они живут, я не знаю, телефонов их-тоже. У меня с ними связь односторонняя: Жора звонит мне и говорит, где и когда я с ним должен встретиться. Обычно у метро, и каждый раз новое.

– А как часто Жора звонит и как расплачивается за работу?

– Звонит утром, часов в десять, двенадцать. Расплачивается строго живыми деньгами, в зависимости от добычи. Вещи и прочее он забирает, потом видимо продаёт.

– А как часто вы выезжаете на работу?

– Обычно, раза четыре в месяц.

– Подряд или с перерывом?

– Обычно, подряд, но пару раз было и через день, и через два.

– А вчера?

– Что вчера? Вы же всё знаете?

– Да, нет! Вчера был выезд, какой по счёту?

– Вчера, первый на этой неделе?

– Значит, следуя логике Жоры, звонок будет завтра?

– Получается, так.

– Давно ты с Жорой работаешь?

– Уже шесть месяцев.

– А ты не замечал, он наркоман?

– Ещё как замечал! Плотно «сидит на игле», но только на морфине. Дорого, но зато не «бодяга», и не синтетика голимая. Дольше проживёт.

– Он так говорит?

– Да!

– Правильно ли я понял, что эту девицу, по имени Кристина, ты раньше не знал и её с тобой познакомил именно Жора?

– Ну, да.

– Где она живет? Вспоминай! С кем? С мамой, с папой? Или с ем? Или в общаге? Дети есть?

– Не знаю, но что-то она говорила про общагу. Это все, что я могу сказать. Честно.

Антон встал и прошёлся по комнате.

– Ладно! Вася, пристегни его к батарее, хватит валяться на постели, теперь пусть посидит.

– А ты, Степан, – обратился Шелестов к Шишкину, пойдём на улицу выйдем.

Выглянув в коридор и убедившись, что никого там нет, опера проскользнули на лестничную клетку, благо дверь в квартиру закрывалась на засов, как камера.

– Андрюха, слушай и не перебивай. Сейчас время уже семь утра. В девять я должен сдать оружие. Я сейчас уезжаю. Вы дожидаетесь звонка Жоры, узнаёте время и место встречи, и на машине Кучкина приезжаете в отделение. Там определимся. Всё понял?

– Да, всё. Сколько ждём?

– До двенадцати, если не позвонит, просто уезжаете.

– Ну, всё, я поехал! – Антон пожал руку другу и, собирался было уже сбежать вниз по лестнице, но резко развернулся, и они пошли опять к Кучкину.

Кучкин уже сидел на кровати, пристёгнутый правой рукой к батарее городского отопления, когда Шелестов снова вернулся.

– Андрюха, ещё вопрос?

Тот обречённо кивнул головой.

– У кого брал морфин Жора?

– У него тёлка какая-то в Москве, на улице Гарибальди живёт. Мы пару раз заезжали туда, когда ему надо было срочно «ширнуться»71.

– Дом, корпус помнишь?

– Корпус 8, а дом, по – моему 27 или 37, точно не помню.

– Имя?

– Не знаю, он не говорил никогда.

– Ладно, я поехал, ты дождёшься звонка Жоры, а пацаны пока с тобой посидят. Мне нужно время и место вашей встречи. Всё!