– Значит надо смертную казнь чаще применять у нас в стране! – вдруг заявила мать.

– Ты что, мама? – удивился Шелестов. – Ты такая кровожадная, раньше я такого за тобой не замечал. Ты действительно думаешь, что смертная казнь это решение проблем преступности?

– Конечно!

– Нет, мам, я тут готов поспорить. Эффективность наказания заключается вовсе не в жестокости…

– А в чём же ещё? – удивлённо спросила мать.

– … в его неотвратимости. Проблема в раскрываемости преступлений и в доверии населения милиции. Ты понимаешь, когда власть даёт повод преступнику думать, что он может остаться безнаказанным, тогда и растёт количество преступлений. А если ещё и граждане не доверяют правоохранительным органам, и не помогают, тогда вообще беда!

– Нет, – замотала головой мама, – я не согласна. Одно дело, когда человек думает: а, ерунда. Подумаешь, поймают, отсижу год-два в тюрьме и выйду. А другое дело, когда он понимает, что, совершив преступление, лишится головы, он, возможно, и не станет ничего плохого делать. А населению, как ты говоришь, давно уже наплевать на всё. Все заботятся о своей шкуре.

– Ладно, мама, спасибо за чай, давай отложим эту дискуссию до моего отпуска. Может, ты и права…

– Конечно, я права! Так что с женитьбой?

– Пойду в отпуск, я этим займусь. Обещаю. Ладно, мам, спокойной ночи…

– Спокойного утра, – поправила мать. – На часы взгляни.

– Тогда спокойного утра. Разбуди меня часиков в десять. Хорошо?

– Хорошо, хорошо, сынок, иди, отдыхай.

Антон, едва прикоснувшись к кровати, мгновенно провалился в сладкие объятия предрассветного сна.

Новый рабочий день Антон встретил во всеоружии: интенсивная зарядка, контрастный душ, завтрак, обязательный поцелуй матери в щёку, прогулка на свежем воздухе до остановки троллейбуса.

Появились первые пассажиры. Кивнув водителю, они располагаются у окон и, рассеяно смотрят на улицу, изредка бросая взгляды на соседей по салону. Некоторые потягиваются и зевают. Часть из них уже давно утром ездит по этому маршруту, поэтому они уже узнают друг друга.

Сегодня Шелестов ехал на работу как всегда, стоя в конце салона, и сегодняшняя поездка получилась тоже не скучной…

На остановке «Рыболов – охотник» в троллейбус тяжело дыша, как паровоз, входит большая полная женщина с большой сумкой. Перед Антоном на заднем сиденье лицом к нему, сидел молодой парень, лет двадцати трёх, худенький и стройный, и с упоением читал книгу. Женщина, взявшись за вертикальную стойку, с шумом садится на свободную половину, просто сметая парня и прижимая его к стенке салона.

Парень охнул, выронил книжку и заорал на весь салон:

– Алё! Женщина!!! Вы такая огромная, что чуть меня не раздавили!!!

На что, толстуха спокойно, и даже как-то буднично, так же громко отвечает:

– Сынок! Как только своих глистов выведешь, и сразу таким же станешь, как я!

Пассажиры приобрели хорошее настроение на весь день.

Через сорок минут, Шелестов уже подходил к своей работе. У входа в отделение стоял Шишкин, держа руки в карманах и крутя по сторонам кудрявой головой.

– Привет, Антон!

– Здравствуй, Андрей! Чего стоишь?

– Жду Парнова, пошептаться надо.

– Ясно.

Подошёл Сергей Булкин.

После церемониального обмена рукопожатиями Сергей сказал:

– Антон! У меня на «земле» вчера две залётные подружки «лопатник»67 с зарплатой у работяги увели. Заяву я не регистрировал. Возьмёшь для информации?

– Ну, ты даешь! У меня своих материалов выше крыши, а там знаешь, сколько карточек надо будет предъявить для опознания? На целый день. Поэтому, давай выберем время и вместе с «терпилой» посмотрим фотки. И только у меня в кабинете.

– Хорошо, уговорил. Посмотрим вместе. Назначь время, когда будешь готов, а «терпилу» я вызову сам.

– Договорились.

Со стороны остановки, с Ленинского проспекта, появился «Дед». Не высокий, плотненький, руки в карманах, в легкомысленной замшевой кепочке, он больше напоминал какого-нибудь бухгалтера на пенсии, чем матёрого сыскаря.

– Чего собрались то, митинг что ли? – с улыбкой спросил он.

– Тебя ждали! – парировал Булкин.

– Молодцы! Тогда ответьте по-быстрому: у кого на «земле» японские часы «Seiko» с браслетом из нержавейки уплыли, примерно неделю назад?

– У меня! – Шелестов озадаченно уставился на «Деда».

– Пошли ко мне, я тебе наводку дам.

– Пошли.

– Значит так! – сказал Парнов, когда Антон уселся на стул в кабинете «Деда», – на Черёмушкинском рынке есть у меня человек, когда-то я помог ему на рынок устроиться, это было почти двадцать лет назад. Этот человек очень не простой, в прошлом был самым настоящим бандитом. Он входил в банду Хасухи Магомадова, абрека, начавшего борьбу со Сталиным ещё в 30-е годы и действовавшего на территории Чечено-Ингушской АССР. Правда, потом был убит в 1976 году. Эта банда вела своё начало ещё от немецких диверсантов. Мой человек осознал – раскаялся – сдался властям, получил пятнадцать лет лагерей, отсидел и приехал в Москву. Иногда к нему приносят различные вещи на продажу. Репутация у него серьёзная, потому что я ему обеспечил прикрытие. Я решил тебе отдать на связь, без вербовки, потому что он мне обязан. Что-то я в последнее время болеть начал, думаю, скоро на пенсию пора собираться. Не известно, кто придёт на моё место, а молодому с таким «зубром» не справиться. Ты – сможешь!

«Дед» достал ручку и на листке бумаги написал имя и фамилию человека, его адрес и телефон.

– Езжай к нему, я его вчера предупредил. Всё! Свободен!

Антон поехал на Черемушкинский рынок. Как всегда, самыми красивыми цветами торговали кавказцы, палатки которых плотными рядами покрывали почти всю открытую территорию рынка. Но Шелестов прошел мимо «детей гор» и направился в один магазинов с вывеской «Живая рыба», находящихся справа от крытого рынка.

Татарин Фанис Юлдашев вовсю торговал свежей рыбой. В магазине было много народа, и он был занят. Шелестов это видел. Когда он вошёл вместе с остальными покупателями, то сразу увидел рослого, абсолютно лысого мужчину, лет шестидесяти, с азиатскими чертами лица. Широкие скулы, низкий покатый лоб, чёрные густые брови, из – под которых смотрели пронзительно – внимательные глаза. На Юлдашеве была одета белая куртка и поверх её длинный чёрный прорезиненный фартук. Во владения продавца входил большой мраморный прилавок, весь в многочисленных порезах от огромного острого тесака, для разделки рыбы, по просьбе покупателя. Там же стояли весы, пачка обёрточной бумаги и обычный чернильный карандаш для записи веса рыбины. Пока Фанис взвешивал очередного большого карпа, рядом с ним, из аквариума вылавливал рыбу сачком его помощник, обычный русский парень, лет двадцати, одетый, как и Юлдашев в специальную одежду.

Во владения Фаниса также входило небольшое подсобное помещение, где хранились всяческие приспособления для обработки рыбных пород – ножи для соскабливания особо прочной чешуи, кованые крюки, на которые подвешивались рыбьи туши особо крупных размеров. Юлдашев относился к своему труду по-хозяйски, ухаживал за прилавком, словно за собственным, и вымывал его после работы чистой ветошью с особой тщательностью, чтобы рыбный дух к следующему утру не отпугнул покупателя ощущением несвежести продукта.

В огромный аквариум, в котором дожидался своей участи сонный товар, слабо всплескивающий разномастными хвостами, Фанис сам провел толстую резиновую трубку, подсоединенную к небольшому компрессору. Нагнетаемый в водный резервуар воздух позволял товару сохранять живой вид и не засыпать до продажи.

Фанис имел постоянного покупателя, который приплачивал «своему» продавцу за всякого рода услуги, как то: убить мощным ударом деревянного молотка по голове какого-нибудь могучего карпа или сазана, рвущегося из сачка, выловившего его из аквариума. Обычно Юлдашев глушил рыбу с первого удара… Затем срезать в два движения эту драгоценную чешую, воткнуть острый тесак под хвост и протащить бритвенным лезвием до самой отбитой башки, вываливая на белый мрамор еще трепыхающиеся в агонии внутренности… Через минуту готовое филе было упаковано в обёрточную бумагу и передано заказчику. За что и приплачивал копеечки постоянный покупатель татарину Фанису.