Не знаю, почему, но я побежала не к подругам, а к Полякову. Наверное, потому, что в последнее время я часто с ним общалась. Когда я прибежала к нему, он открыл дверь и провел меня на кухню. Дома были его жена и свекровь. Я рассказала, что произошло. Лешка очень переживал. И тут из соседней комнаты послышались слова свекрови:

– Скорее всего, она сама виновата.

Сначала я не поняла, к чему она клонит, а потом начала догадываться. Сопоставив Лешины похождения и то, что я прибежала именно к нему, она решила, что Саша застукал нас и избил меня. Алексей тоже понял ход ее мыслей, и поэтому, чтобы не накалять атмосферу, я ушла, а он даже не пошел меня проводить, что при других обстоятельствах он обязательно сделал бы.

Я вернулась домой. Жизнь моя с этого момента превратилась в ад. Настя была еще очень маленькой, она была моей единственной отдушиной. Я с ней занималась так часто, как могла. Уходить от трех бухающих людей мне было попросту некуда.

Моя сестра тоже не поладила со своей свекровью и вернулась в Химки к нашей маме. Она приехала с мужем и двумя девочками-погодками. Пять человек в двухкомнатной квартире – это уже перебор, да и никто меня там не ждал, еще и с ребенком.

Так я и жила. Я была изгоем в семье и жила только ради Насти. Когда дочери исполнилось два годика, Сашу уволили с работы, и все стало еще хуже. Он стал похож на зомби. Лешка Поляков приходил как и раньше, говорил Саше бесполезные слова в надежде, что тот одумается, и уходил. Он был единственный близкий мне человек.

Свекровь Галина делала все, чтобы настроить Настю против меня, и буквально засыпала ее подарками. Я же не могла купить Насте и конфету: ни Саша, ни я не работали. Издевательства надо мной набирали обороты. Опять началось рукоприкладство. Я не выдержала, позвонила Вадиму и поехала к нему в Химки.

Вадим выслушал меня и сказал, что это никогда не прекратится: если мужик один раз поднял руку на девушку, он будет позволять себе это всегда. Было лето, и Вадим жил на даче. Он оставил мне ключи от своей квартиры и сказал, что я могу жить столько, сколько мне нужно. И если вдруг я вернусь к мужу, то могу оставить ключи у себя на всякий случай.

Вадим уехал, и я осталась у него в квартире. Через неделю я вернулась к Саше, решив устроиться на работу. Галина с моим отцом уехали на дачу, забрав Настю дышать свежим воздухом. Дача была домом моего родного деда в тридцати километрах от МКАДа.

Когда они уехали, я тут же устроилась на работу в отель «Olympic Penta» на проспекте Мира. Там у меня появилось много друзей, а самое главное – я начала приносить домой деньги. Отношение ко мне поменялось вмиг, причем кардинально.

После работы мы с ребятами могли стоять, пить пиво на улице. Я могла прийти домой во сколько угодно, и мне никто ничего не говорил. Я спокойно могла ездить на корпоративы и к подругам. От этого мне становилось еще противнее от всей моей семейки, потому что когда я была примерной женой, хозяйкой и матерью, об меня вытирали ноги все, кто только мог, а когда начала приносить деньги в дом, меня тут же оставили в покое.

Дело в том, что Галина тоже осталась без работы. Она проворовалась в своем магазине, и к нам пришли приставы описывать все имущество в квартире. Имущество у Саши было очень дорогое, даже слишком. Еще до нашего знакомства с Сашей Галина продала свою двухкомнатную квартиру от первого брака и купила сыночку видеоплеер, музыкальный центр и магнитофон. Они стоили по цене квартиры!

У моего отца тоже была квартира в Новых Химках, которую когда-то ему выбила моя мать, чтобы разъехаться. И тут нам с Сашей поступило предложение от Галины: «Отец пьет, помрет, поди, скоро. Надо квартиру продавать. Вам хоть деньги достанутся». Со временем фраза ее поменялась: «Мне хоть деньги достанутся».

Так она и сделала, уговорив моего отца продать квартиру. Они купили машину, которую потом безвозвратно угнали, остальные деньги были пропиты. Этого ей показалось мало. Тогда она уговорила моего деда отписать ей дом взамен на то, что она будет за ним ухаживать. Дед согласился. Ему было восемьдесят два года. Он был слеп. Ухаживала Галина за ним недолго. Она действовала по знакомой схеме: когда мой отец пьяным приходил с работы, свекровь начинала ему жаловаться на деда, и тот его избивал. Деда она кормила из той же миски, что и собаку, которая жила в будке. Отцу и себе она варила борщ, а деду – кубик бульона. Что дед не доедал, она отдавала собаке. И так по кругу.

После очередных побоев дед повесился у Галины на глазах, она не стала мешать. Мой отец – сын деда – был в другой комнате и ничего не видел. Она пошла на кухню и увидела, как дед накидывает веревку на шею. Она поставила чайник и ушла в комнату. Когда чайник закипел, дед был уже мертв. Свекровь позвала моего отца, он начал вытаскивать его из петли. Галина начала кричать, чтобы он не трогал его, мол, спасать уже поздно.

Они вызвали полицию и сказали, что их не было дома, когда это произошло, они были в Москве, обнаружили тело уже по приезде. Мне же сначала сказали, что дед умер своей смертью. Когда Галина вернулась в Москву, она рассказала правду по телефону своей матери, Сашиной бабушке, а я подслушала разговор. О тех мерзких чувствах, что я испытала, услышав это, лучше и не говорить. Они одному Богу известны… если он есть.

Я поняла, что моя свекровь – монстр. Эта женщина выглядела представительно, и все ее уважали. Ни у кого никогда не было сомнений в правдивости ее слов. А с Настей она проделывала такие манипуляции, что одно время ребенок называл ее мамой. Я не злилась на Настю. Я знала, что она не останется малышкой и, когда вырастет, сама все осознает.

Как-то я шла из магазина и около нашего подъезда увидела машину Полякова. Подумала, что он у нас. Быстро поднялась по лестнице, зашла в квартиру, но Леши не было. Так происходило несколько раз: машина стоит у дома, а его у нас не было. В один прекрасный день я увидела его выходящим из квартиры Юли, нашей соседки – так я узнала, что у них роман. Юля тогда сидела дома, а Денис возвращался с работы поздно. То, что Леша имел-переимел всех женщин в Тушино, для меня не было секретом, но в тот раз, когда его любовница была так близко, я почувствовала сильную ревность.

«Что со мной? Почему я так реагирую на гулянки Полякова?» – подумала я. Пока мы просто виделись и общались, я даже помыслить не могла, что влюбилась. Мне эта ситуация не давала покоя. Они, конечно, это тщательно скрывали. Юля мне ничего не рассказывала и правильно делала, ведь я дружила не только с ней, но и с ее мужем.

Через какое-то время их встречи прекратились. По каким причинам – я и знать не хотела. Я успокоилась, но не совсем, потому что теперь знала и о своих чувствах к нему. Он был женат, и моя любовь к нему была для меня табу, да и все его похождения заканчивались возвращением к жене.

Прошло два года. Как-то Поляков позвонил Саше и пригласил нас к себе на работу, где была огромная кухня, на которой периодически устраивали вечеринки. Мы пришли. На столе стояло много закусок и спиртного. Никого из гостей я практически не знала. Все пили, курили и разговаривали. Саша, по традиции, очень быстро добравшись до нужной алкогольной кондиции, ушел спать в кабинет. Ему уже было неинтересно общаться с людьми.

Наступила ночь, и все начали расходиться. Кто-то из оставшихся гостей включил музыку, и Поляков пригласил меня. Мы танцевали, смеялись, пока не поняли, что никого вокруг уже нет. Леша поцеловал меня, и земля просто ушла у меня из-под ног. Потом случилось то, о чем я и мечтать боялась.

Под утро мы разбудили пьяного Сашу и разошлись по домам. На следующий день муж сказал, что мы встречаемся с кем-то в парке и идем гулять. Когда мы с мужем пришли, там стояли Осип (Осипов) с женой Таней и Поляков с женой Олесей. От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Все разговаривали, а Леша смотрел на меня, не отрывая глаз, от чего мне становилось еще страшнее. Таня Осипова предложила мне на следующий день пойти погулять с детьми. У нее с Тарасом был сын, младше моей Настеньки на год. Насте было пять, ее сыну – четыре, и звали его тоже Саша, как моего мужа. Я согласилась. Наговорившись со всеми, я со своим Сашей пошла домой.