Существует еще одно, подобное Гималаям, препятствие, которое мы едва ли учитываем. Вот уже две тысячи лет Запад находится под гнетом страшной тирании – христианской религии. (Я отдаю себе отчет, что здесь читатель улыбнется, подумав рассеянно: «Ну, это девятнадцатый век».) Но с исторической точки зрения это было совсем недавно. Я застала людей, подвергшихся осуждению Церкви, когда они всего лишь осмеливались усомниться в незыблемости веры и догм в пользу агностицизма. Жены и мужья оставляли их, они теряли работу, подвергались общественному остракизму, от них отрекались семьи, и они отправлялись в колонии. Там я их и встречала в детстве. Сегодня Церкви предстали в новом обличии, вполне благожелательном и кротком, а священники – то ли в роли социальных работников, то ли добродушных задир, которые улещивают людей, пытаясь навязать им идеал духовного возрождения (что называется «родиться заново»), убеждают присоединиться к чему-то и т. п. Однако на протяжении двух тысяч лет на нас были надеты смирительные рубашки и малейшее неповиновение жестоко каралось. Неповиновение Лютера было ограниченным. Он говорил: «Я настаиваю на праве говорить с Богом прямо, без посредничества священников». Он не говорил: «В течение тысячелетий в этом мире были люди, обладавшие методами и информацией, позволяющей посвященным использовать эти инструменты для достижения состояния ума и духа, о котором Церковь не имела понятия». (Однако здесь мне придется пояснить, что суфизм уважает все религии, говоря, что в основе каждой из них лежит Истина. Разоблачать же следует только тирана, благосклонного или злобного.) Но вот что интересно: как так получилось, что мы, наши ученые, понимая, какому идеологическому внушению подвергалась культура на протяжении двух тысячелетий, оставляя без внимания воздействие данного фактора на человеческое мышление? А ведь его влияние никуда не исчезло, что становится вполне очевидным, стоит нам только задуматься об этом. Так до сих пор некий запрет, церковное табу, глубоко пропитавшее человеческие умы, не дает нам мыслить в определенных направлениях, скажем, спросить себя: а чем на самом деле занимались и о чем думали Иисус и его спутники? (Суфии считают Иисуса одним из подлинных Учителей человечества, чье послание было уничтожено религиозными институ-тами.)

Подобная установка на запрет может действовать в умах ученых так же сильно, как и в умах любых других людей.

Возможно, отрывочно и неадекватно, но я здесь очертила серию клише и препятствий, по милости которых мы находимся в ментальной тюрьме. Суфии говорят, что мы живем в такой тюрьме и что их цель – дать нам все необходимое для нашего освобождения. Сегодня мы легко и даже охотно признаем, что в нас все обусловлено, но одно дело сказать об этом, другое – увидеть, как это происходит. Если мы хотим подступиться к суфиям, к их мировоззрению, необходимо проглотить неприятный факт: они считают нас отсталыми, неразвитыми, плохо информированными и примитивными существами с «закрытыми» умами, причем в тех сферах, где для нашего будущего так важно иметь открытый ум.

Между тем Шах чрезвычайно терпеливо отвечает на вопросы, которые ему задают, и продолжает ждать и надеяться, что вопросы станут более осмысленными, утонченными, основанными на лучшей информированности и понимании себя.

Он получает тысячи писем со всего света, ибо его работа в равной мере принадлежит Востоку и Западу, а о суфийском пути спрашивают люди от Афганистана до Калифорнии. Из этих вопросов и ответов Шах и составил настоящую книгу, она столь насыщена ценными мнениями и сведениями, что мне остается лишь одно: привлечь внимание к идеям, которые могут стать полезными отправными точками.

Внимание. Шах посвящает ему целую главу – настолько важным считает этот вопрос он, и настолько безразлично к нему относимся мы. В нашем обществе нас не научили тому, что потребность во внимании столь же фундаментальна, как необходимость пищи, и мы продолжаем искать на ощупь, что могло бы утолить нашу жажду, вместо того чтобы научиться справляться с ней как с потребностью, утоляя ее спокойно и здраво. Мы даже распаляем в себе эту потребность во внимании, убеждая себя, что за ней скрываются поиски Бога, Любви, или Служения; мы не научились распознавать тот же самый стимул в других людях и в результате не понимаем, как они нами манипулируют и нас используют. Когда данный механизм попадает в поле нашего внимания и мы начинаем его изучать, кажется, будто с обычной жизни спадает пелена и мы становимся свободнее в своих действиях и выборе.

Знание, «Бог» как товар. Приученные к коммерции, к обладанию, желаниям, торговле, купле, продаже, мы именно с этих позиций подходим ко всему на свете, включая и то, что предлагает Шах. Однако «высшее знание» не предмет купли-продажи.

Использование литературы. Здесь Шах революционен. Суфии знают и используют множество приемов, в то время как мы полагаем, что существует лишь один. Наше обучение в школах и колледжах основано на упрощенных идеях, не учитывающих постоянно меняющееся состояние человеческого ума. «Мы, на Западе, требуем стандартизованного продукта, – говорит Шах, – вот что мы высоко ценим». Но стандартная массовая продукция не то, что интересует Шаха или его помощников, которые обучают людей индивидуальными методами.

Человеческая группа – ее динамика. Психологи изучают этот предмет, столь важный для нашего общества и всех наших организаций. Здесь Шаху есть, что предложить; человеческая группа – это то, с чем работают суфии, и их умудренность далеко превосходит все, к чему мы только подступились.

Эмоциональность. Шах категорически утверждает, приводя в ярость приверженцев всех религий, что почти все, что мы претенциозно называем «религией», «высшими чувствами», «мистическим опытом», – всего лишь игра эмоций. Нас научили, что есть эмоции и интеллект, но не научили, что помимо них может быть что-то еще, отличное от них обоих.

Разоблачение иллюзий. Религии, культы, секты, «Бог» часто используются для удовлетворения властолюбия, а потребность в объединении эксплуатируется, чтобы предложить людям суррогат семьи и секса.

Как распознать лжеучителей и самозванных суфиев? Их число быстро растет, и они обманывают несчастных людей, которые могли бы уберечься, обладай они крупицей логического мышления и здравого смысла.

Много слов и понятий выпало из употребления. Читая эту книгу, мы вынуждены признать, что в нашей научно ориентированной, материалистической культуре такие слова, как «смирение», «гордость», «жадность», «любовь», «идолопоклонство», «милосердие», стремятся отнести к областям, помеченным как «религия» или «этика». Шах восстанавливает их, очищает от сантиментов и смутных переживаний и заново вводит в обиход – в качестве инструментов.

Отбросьте почему и ищите как – говорил известный исследователь и суфий Ричард Бартон. Что ж, эта книга о том, как мы, коллективно и индивидуально, можем учиться по-другому смотреть на себя и наши установления. И если иногда нам преподают нечто неожиданное и сбивающее с толку, то это тоже принцип великой традиции.

Вплоть до недавнего времени, как часто напоминают нам современные литераторы, психологи и растущее число тех, кто посвятил себя изучению человеческого сознания, суфизм был закрытой книгой для обычного человека. Его язык в той форме, в которой он был явлен в классических и специальных суфийских писаниях, казался почти недоступным. Востоковеды (более точно называемые сегодня специалистами по изучению азиатских и африканских наук о человеке) сохраняли почти полную монополию на информацию по этому предмету, и тем не менее можно было обнаружить, что и они расходились во мнениях относительно того, что такое суфизм, как и где он возник и что означали его учения. Некоторые деятели ислама были против него, другие видели в нем истинную сущность ислама. Среди исследователей, не принадлежавших к мусульманской традиции, одних он сильно привлекал, другие находили, что его учения на их вкус слишком ограничены культурными рамками.