Был ещё один разговор, оставшийся незамеченным даже для вездесущих сотрудников Третьего отделения. Происходил он без свидетелей, так как его участники являлись людьми выдающейся скромности.

– Мистер Азеф, вы дали гарантии…

– Я бы попросил…

– Нас никто не слышит.

– И всё же настаиваю на соблюдении осторожности.

– Хорошо, Евгений Филиппович, соглашусь с вами. Но на чём мы остановились?

– На моих гарантиях, Иван Георгиевич.

– Да, на них. Вы гарантировали полный успех некоего предприятия, но оно с треском провалилось. Между тем деньги потребовали вперёд и получили их. Хорошие деньги, между прочим. За двенадцать миллионов рублей можно построить четыре броненосца или один линкор, да ещё останется на безбедную жизнь. Мне нужны объяснения, Евгений Филиппович.

– Если бы не эти деньги, дорогой мой Иван Георгиевич, я бы уже пел соловьём на допросах у жандармов, а они умеют задавать правильные вопросы. Моё финансовое благополучие в ваших интересах, а подпольное положение всегда было недешёвым удовольствием. Я бы сказал, оно чертовски дорогое удовольствие. Что же до предприятия… Кстати, вы не ощущали некоторую убыль магических сил после известных событий?

– Убыль? Дьявол, да меня будто вывернули наизнанку и выжали до последней капли! Я три дня пуст, как карманы французского художника с Монмартра.

– Вот о чём и хочу сказать. Во время дуэли находившийся рядом с императором гимназист проявил неизвестную ранее способность вытягивать энергию из одарённых и техномагических устройств, что и спасло Иосифа Первого. Да, и спасибо вам за рекомендацию находиться не ближе десяти миль от стадиона. Что вы затолкали в эту бомбу, Иван Георгиевич?

– Да бог с ней, с бомбой! Меня больше интересует гимназист и его новые способности. Во сколько вы оцениваете вашу помощь, Евно Фишелевич?

– Я же просил соблюдать конспирацию, мистер Джонсон!

– Ах да, извините… Так сколько вы хотите?

– Думаю, мы договоримся, Иван Георгиевич.

Сам виновник случившегося в Петербурге переполоха очнулся только через неделю и долго не мог понять, где он находится и как вообще сюда попал. Явно что-то больничное, пропахшее карболкой, мандаринами и чужой болью.

Боль… Василий вздрогнул, вспомнив приходившие к нему видения. Тени… тысячи теней молча появлялись из ниоткуда, с благодарностью кланялись, что-то говорили, а потом уходили в никуда. Но он почему-то знал каждого! Индусы, малайцы, китайцы, негры, даже ирландцы – все они сожжены заживо после долгих пыток, чтобы энергия боли смогла заполнить те светящиеся колбочки, что были на поясе сумасшедшей старухи. Две с половиной тысячи теней.

Сон? Наваждение? Болезненный бред? Вполне возможно. Но почему тело помнит тот огонь и муки пыток, отзываясь острой, но постепенно затихающей болью на каждое неосторожное движение?

Вот и сейчас ноги будто обдало нестерпимым жаром, и даже на короткий миг почудился запах гари. Василий застонал, дёрнулся, и на это истошным визгом отреагировал прибор непонятного назначения, стоявший на приставном столике рядом с кроватью. На звук в палату заглянула дама в белом халате и тут же скрылась, оповестив кого-то мощным, но противным голосом:

– Он очнулся!

Следующие полчаса вокруг Красного кружился настоящий хоровод. Ему подсунули утку, его умыли, причесали и переодели в чистое бельё, измерили пульс, температуру и давление, откачали из вены граммов двести крови, покормили тремя ложками безвкусного жидкого бульона, а потом все вдруг резко исчезли, будто утренняя роса под лучами летнего солнца. Впрочем, так оно и было – Николай Нилович Бурденко являлся светилом магического целительства и традиционной медицины вселенского масштаба.

– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? – задав вопрос, главный военный врач Российской империи провёл над Василием светящейся ладонью и, не дожидаясь ответа, кивнул. – Значительно лучше, чем в предыдущие дни. Как же вы всех напугали, юноша.

– Я такой страшный? – Красный нашёл силы для шутки.

– Этот вопрос вы зададите девушкам, что дежурят в коридоре.

– Вера, Катя и Лиза?

– Да, – кивнул Николай Нилович. – Именно эти имена носят три прекраснейшие гарпии, вот уже неделю пытающиеся взять штурмом мой госпиталь.

Вася не стал это комментировать и вернулся в предыдущей теме:

– Так что же вас напугало?

Бурденко потёр переносицу, явно раздумывая, стоит ли отвечать, но всё же объяснил:

– Напугала происходившая с вами чертовщина, молодой человек. Появляющиеся и исчезающие термические и химические ожоги, раздробленные и тут же заживающие конечности, и… Нет, лучше вам вообще не знать. Но с точки зрения медицинской науки это объяснить невозможно!

– А магию наука объяснить может?

– Господи, чему вас там в этих гимназиях учат? – вздохнул Бурденко. – Магия, молодой человек, это всего лишь индивидуальная способность управлять энергией. У кого-то она больше развита, у кого-то меньше… Разные направления, опять же. Вот вы умеете шевелить ушами?

– Нет.

– А лошади умеют, но никто не считает это чудом! И способность без промаха попадать пальцем в собственную ноздрю для её прочищения тоже никто не считает чудом. А магия, видите ли, у них необъяснима. Ладно, юноша, сегодня отдыхайте и набирайтесь сил, а с завтрашнего дня можно разрешить приём посетителей.

– А девушки из коридора?

– Девушкам можно сегодня, потому что это не посетители, а натуральное стихийное бедствие.

Николай Нилович сильно преувеличивал опасность стихийного бедствия – девочки вошли в палату почти на цыпочках. Зато когда увидели бодрствующего и улыбающегося Красного, буквально взорвались вулканом эмоций.

– Вася, мы за тебя переживали!

– Вася, дурак, ты зачем чуть не умер?

– Вася, больше так не делай!

– У тебя виски чем-то белым припудрены!

– Ой, это седина!

– Мамочки…

Василий постарался придать себе солидный и невозмутимый вид, но получалось плохо. Ему поправили подушку, забили тумбочку мандаринами в бумажных пакетах с рекламой акционерного общества «Лубянка», его целомудренно, но с чувством расцеловали в обе щёки, заново причесали, ещё раз спросили о самочувствии… И всё это под ворох новостей, причём говорили девочки одновременно.

– Подождите, – взмолился Красный. – Не добивайте смертельно раненного героя! Давайте медленно и по очереди.

– Давайте, – согласилась Верочка Столыпина. – Я первая!

– Почему ты? – возмутилась Катя.

– Потому что старше.

– Всего на две недели.

– Но старше, не так ли? А Лизу вообще на три месяца, – Вера с видом победительницы посмотрела на подруг, но возражений больше не последовало. – Так вот, Вася, новостей много! Во-первых, графа Бронштейна выпустили.

– Откуда?

– Из Петропавловки. Ах да, ты же не знаешь… его прямо на стадионе арестовали, а вчера вечером выпустили. Вроде как не виноват, но пока под подпиской о невыезде и под гласным надзором жандармов.

Лиза Бонч-Бруевич добавила:

– Дедушка говорит, будто все военные заказы с его заводов отозваны. Ты не поверишь, но дирижабли-истребители до сих пор болтаются в небе без хода, а некоторые унесло ветром аж до Благовещенска.

– А пилоты?

– С парашютами выпрыгнули.

– Тогда ладно, тогда пусть болтаются, – с облегчением вздохнул Красный.

– Яшка Бронштейн в гимназии один раз появился, – продолжила Верочка. – Но его в гардеробе первоклассники побили, и он больше не приходил.

– Как это первоклассники?

– Навалились толпой человек пятьдесят, и только клочки по закоулочкам полетели!

– Эти могут, – согласился Василий.

– А ещё, – тут оглянулась на дверь и перешла на шёпот. – А ещё дедушка просил передать, что был не прав. И вот это тоже просил передать.

Из сумочки появилась бутылка с буквами КВВК на этикетке. И нужно же было такому случиться, что именно в этот момент открылась дверь и послышался насмешливый голос императора Иосифа Первого:

– Николай Сидорович, вы видите то же самое, что и я, или это галлюцинация?