XI.
Анджелике сделалось хуже -- она таяла не по дням, а по часам. Но сама она не сознавала приближавшейся опасности и уверяла всех, что ей так хорошо, как еще не было никогда! Маленькая Сафо предчувствовала беду и потихоньку плакала. Альфонс угрюмо молчал. Один Куку ничего не замечал, слишком занятый своими мыслями. -- Денег нет ни гроша,-- говорил ему Альфонс, намекая на последнюю историю, когда Куку отказался от платы на прииске. -- Да, нет ни гроша,-- соглашался Куку.-- Значит, нужно их доставать. Так я говорю?.. -- Верно. -- А доставать деньги -- значит, нужно унижаться перед этими поддонами, у которых толстые карманы... Знаешь, Альфонс, как я их ненавижу!.. К другой раз Куку сам завел разговор на эту тему и задумчиво проговорил: -- А ты слышал, что эта Анѳиса обманывает своего сожителя с Спиридоном Ефимычем? -- А нам какое дело?.. -- Я так... И говорят, что они хотят убить старика, чтобы завладеть деньгами. Деньги он всегда носит с собой... -- Опять-таки не наше дело... С Куку что-то делалось, как видно было по всему. В его детской душе происходило то же, что в лесу, по которому неслась буря, вырывавшая деревья с корнем. Ему иногда хотелось плакать от того жуткаго и захватывающаго чувства, которое щемило его, Голова клоуна работала, как паровая машина в охваченном огнем здании. Вспыхнувшее сознание человеческаго достоинства направляло мысль в такия сферы, существования которых Куку даже не подозревал. Он любил теперь уходить далеко в степь и подолгу лежал в траве, мечтая с открытыми глазами. О, он никому не позволит ломаться над собой... да. Он такой же человек, как все другие,-- нет, гораздо лучше, потому что никого и никогда не унижал, не заставлял пресмыкаться и плакать. Майя попрежнему гордо не замечала джигита и весело позванивала своим серебром. Но вечерам ея песни не давали спать Куку, который хватался за голову, точно хотел ее раздавить. У него теперь накипала злоба вот против этой самой Майи, которая мечтала о белом коше. Да, пусть мечтает... Раз, когда Майя ездила но камышам, собирая табун, чья-то железная рука остановила ея лошадь. Это был Куку. -- Не тронь!..-- храбро защищалась девушка, взмахивая арканом. Куку улыбался и смотрел на нее жадными, безумными глазами, как зверь, почуявший добычу. -- Испугалась?..-- шептал он, не двигаясь с места.-- Слушай, Майя... Джигит будет богат... у джигита будет и кош и золото... все будет. Понимаешь?.. Девушка опустила поводья и смотрела в землю. -- Куплю пару лучших иноходцев и украду тебя...-- продолжал Куку, схватывая Майю за руку.-- Уедем далеко... -- Куда?.. -- Я сам не знаю куда, но это все равно... Майя быстро наклонилась, обвила шею Куку своими руками и горячо припала к его плечу своей головой. Болтавшияся на груди Майи монеты звенели теперь в ушах Куку, ея черныя косы, как змеи, ползли по его лицу и шее, а глаза, темные большие глаза так и застыли на нем. -- Помни это...-- шептала девушка на прощанье.-- Майя не обманывает, а то Майя уйдет в белый кош к Ивану Иванычу... -- Майя, молчи!.. Я тебя убью... Но Майя уже была далеко -- она унеслась в степь, как ветер. Иван Иваныч приезжал два раза и вел таинственные переговори с Аблаем. Дело, очевидно, шло о покупке Майи, а Иван Иваныч не умел ждать. Старый Ахмет-бай напивался с горя каждый вечер кумысом, Сырну вздыхала, а кривой Аблай потирал руки от удовольствия. Деньги труппы давно все вышли. Необходимо было разсчитаться за кумыс и вообще чем-нибудь жить. Куку отмалчивался или уходил. Но раз он подошел к Анджелике и, опустив глаза в землю, заявил: -- Поеду к Ивану Иванычу просить денег... Он не смотрел ей в глаза, как обыкновенно. Анджелика молчала, припоминая последнюю поездку на прииск. -- Так я поеду....-- прибавил Куку, и в его голосе послышалось раздражение человека, который только ждет случая, чтобы придраться и на другом выместить накипевшую в душе злобу. -- Как знаешь, Куку... Этот ответ, покорный и нежный, отозвался в душе Куку, как удар электрическаго тока. Он быстро припал головой к руке Анджелики, и она чувствовала, как на эту руку посыпались слезы. Куку проездил целый день и вернулся ни с чем: Ивана Иваныча не было дома. Странно было то, что такая неудача нисколько не огорчила клоуна, и он казался таким спокойным. -- Не сегодня, так завтра добудем...-- коротко обяснил Куку на вопрос Альфонса. Все это говорилось с такой уверенностью, точно деньги были уже в кармане Куку. Альфонс подозрительно посмотрел на него и промолчал. Куку удивлял его своим поведением в последнее время -- точно это был другой человек. Вторая поездка на прииск принесла один всего рубль, который Куку взял прямо из горла у самодура-золотопромышленника. -- Он мне его выбросил, как бросают собаке кость...-- обяснил Куку с прежним спокойствием и даже улыбнулся.-- Так прямо и бросил бумажку в физиономию и еще обругал... Тут и Анѳиса была и Спиридон Ефимыч... да. -- Нужно уезжать отсюда скорее...-- стонала Анджелика. -- На-днях же уедем,-- успокаивал ее Куку.-- Э, свет не клином сошелся! Человек-змея подтвердил эту мысль и, заложив руки в карманы, просвистал один из тех галопов, какие духовая музыка дудит в цирках. Что же в самом-то деле, не умирать же артистам с голода в этой проклятой степи... Положение труппы было настолько отчаянное, что не приходилось даже разсуждать. Люди в таких обстоятельствах утешают себя самыми несбыточными мечтами, как дети. Сборы были коротки. Через три дня тележка была совсем готова в путь. Когда Куку вошел в кош Аблая, чтобы сосчитаться в окончательной форме, он там застал Ахмет-бая. Старики сидели на корточках и таинственно совещались. Когда Ахмет вышел из коша, Аблай осторожно осмотрелся кругом и обявил: -- Иван Иваныч кунчал башка... ах, нехорошо кунчал... -- Что такое случитесь?-- удивился Куку. Из безсвязнаго разговора киргиза Куку понял, что сегодня ночью кто-то зарезал Ивана Иваныча. Старик спал в своем коше, в саду, и утром его нашли с перерезанным горлом. Никаких следов преступления не осталось, хотя все указывают на любовника Анѳисы: Иван Иваныч всегда носил деньги при себе. -- Нет, нехорошо кунчал...-- повторял Аблай, пересчитывая принесенныя Куку деньги.-- А хороший был человек... ух, какой хороший! -- Да, хороший...-- заметил Куку с улыбкой.-- Собаке собачья и смерть. Ну, хош (прощай), Аблай... Не поминай лихом. Известие об убийстве подняло на ноги всю окрестность. Убийца знал все порядки в доме Ивана Иваныча и действовал наверняка. Следов преступления никаких. Старик лежал в своем белом коше на подушках -- и только. Толстая шея Ивана Иваныча была перерезана до самой кости. Красную тележку провожали из киргизскаго стойбища с большим почетом, особенно женщины. Сырну плакала, закрывая лицо грязным рукавом оборваннаго бешмета; Майя целовала припавшую от радости Сафо. К жизни этих степняков и цивилизованных кочевников было так много общаго. -- Хош, дженьгшие...-- орали голые киргизята.
XII
На площади в Чумбашах опять развевались флаги и призывно звучал охотничий рог. Приехавшая на субботний торг публика опять живой стеной окружала палатку странствующих клоунов и терпеливо ждала дарового представления, Куку в своем костюме гимнаста расхаживал перед палаткой и выкрикивал. -- Каспада, пожалуйте... последний представлень... Толпа гудела и смеялась над немцем. Слышались разговоры о пойманных убийцах Ивана Иваныча -- это были Анѳиса с ея любовником Спиридоном Ефимычем. У последняго в квартире нашли даже пустой бумажник убитаго, в котором тот носил деньги. Нашлись свидетели, которые видели, как Спиридон Ефимыч поздно вечером приезжал к Ивану Иванычу, а когда уехал назад -- неизвестно. Анѳиса спала в своей комнате и ничего не умела сказать в свое оправдание: старику казалось жарко спать в комнате, и он иногда уходил в кош. -- Господа, начинается!..-- ревел Куку, размахивая гирей не в порядке программы... Началось обычное представленье с оплеухами, кувырканием и разными другими веселыми штуками. Совсем одетая для представления Сафо смотрела в щель между ширмами и палаткой, ожидая своей очереди. Из глубины тележки, где неподвижно лежала Анджелика, доносились слабые удары тамбурина, вторившаго охотничьему рогу. После каждой удачной оплеухи слышались дикие возгласы: "куку!", и довольная публика надрывалась от смеха. -- Господа, началось... Анджелика чувствовала себя сегодня особенно скверно. Смертельная слабость сковывала всякое движение, но она собирала последния силы и била в свой тамбурин. Полотно палатки, ширмочки, точеные столбики -- все кружилось у нея в глазах, как стеклышки калейдоскопа, а гул толпы, вскрикивания клоунов и звон собственнаго тамбурина сливались в неопределенный шум глухо подступавшей воды. Да, это была настоящая вода, и Анджелика чувствовала, как у ней холодеют ноги -- вода заливала уже их. Она с испугом оглядывалась кругом, и галлюцинация разсеивалась... Тамбурин опять гудел, и ей в его звуках слышался знакомый топот Бэлы, которая подходила все ближе и ближе. Желтый круг тамбурина превращался в цирковую арену, и по ней, размахивая своей шелковой гривой, неслась красавица База. Да, она была тут, и Анджелика чувствовала могучие удары лошадинаго сердца... раз... два... три... четыре... -- Мама, я сейчас выйду...-- шептала Сафо, расталкивая погружавшуюся в забытье мать. -- Иди... Тамбурин опять загудел, и под его звуки Сафо выпорхнула птичкой. Куку подхватил ее на руки и, поставив на ладонь руки, с торжеством показал публике. Сафо улыбалась и посылала воздушные поцелуи, и под звуки тамбурина перешла на канат. Она прошла по нему уже два раза, как в палатке тамбурин вдруг замолк и колесом выкатился на сцену. Представление оборвалось в самом интересном месте, и Куку, предчувствуя что-то недоброе, бросился в палатку, где Анджелика лежала на своей тележке совершенно неподвижно -- она была мертвая... В первую минуту Куку не понял случившейся катастрофы, и его испугала главным образом безсильно висевшая рука Анджелики. Да, это была совсем мертвая рука... -- Анджелика... милая...-- шептал Куку, стараясь поднять голову жены, скатывавшуюся из его рук на подушку. Только взглянув в полуоткрытые, остановившиеся глаза Анджелики, клоун понял наконец трагическое положение: Анджелики больше не было... Он опустился тут же на землю и глухо зарыдал, закрыв лицо руками. Завернувший в палатку Альфонс смотрел на эту сцену блуждавшими глазами. -- Уведи Сафо... приготовь ее...-- шептал Куку, стараясь скрыть от товарища свое заплаканное лицо. В палатку заглядывали уже другия незнакомыя лица, и слышался назойливый шопот. -- Немка-то умерла, мамоньки!..-- шептал голос бабы. Отчаянный крик Сафо вывел Куку из оцепенелаго состояния, и он бросился к выходу. Девочка вырвалась из рук Альфонса с отчаянием своего безсильнаго возраста. Появление отца несколько успокоило ее, но в этот момент сам Куку не выдержал и повалился на землю, как сноп. Он рыдал, как ребенок, и в отчаянии рыл землю. -- Анджелика!.. Анджелика!.. Сафо уже была в палатке и прильнула своим детским телом к холодевшей груди матери. Какия-то бабы причитали около и с любопытством осматривали внутренность палатки. Эти клоуны, выпачканные краской и в своих дурацких костюмах, вызывали смешанное чувство отвращения и смеха, а толпа всегда безжалостна. -- Куда мы теперь?-- спрашивал Куку, обращаясь куда-то в пространство.-- Ах, Анджелика, Анджелика!.. Альфонс не плакал, не жаловался, а с стиснутыми зубами безучастно смотрел кругом.
