— Погляди-ка, брат, — усмехнулся Свенельд, похлопав Сигурда по плечу и показав пальцем на девушку. — Какая строптивая! С такой бы побороться, да только в постели!

— Ещё как! Если никто пока не предъявил своё право на неё, — прищурился ярл, рассматривая воинственную деву и вспоминая древний обряд — каждый из воинов мог первым забрать себе что-то из награбленного, но только одно, не делясь с этим товарищами по оружию, — то тогда станет она нашей наложницей!

Пусть незнакомка и была молодой и привлекательной, выглядела она, признаться, плачевно. От приставаний воинов одежда её истрепалась и кое-где порвалась, русые волосы, что доходили до поясницы, торчали в разные стороны и спутались между собой. Колено на левой ноге и вовсе было разодрано докрасна, и это — не говоря о синяках, оставшихся от щипков викингов.

Разбитая губа истекала кровью, а миловидное лицо, побледневшее, испачканное сажей и пылью, только что приняло на себя ещё один удар — от звонкой пощёчины, нанесённой беззубым норвежцем, девица едва ли не потеряла равновесие.

Но не потеряла самообладание!

Попытавшись ещё раз — вдруг повезёт? — взять тяжёлую дубинку, она на мгновение подняла её на какие-то сантиметры от земли и с яростным криком бросила на ноги своему обидчику. Тот разом заверещал от боли, но мгновение спустя замолчал — на пристани появился Варди, старый корабел правительницы Ругаланна (1), и его сын Йохан.

— Прекратите её истязать! В ваших трюмах и без того полно тех пленниц, которых вы уже успели во всех смыслах познать. Живо отойдите — а не то встретите мой гнев! — Варди решительно встал между заплаканной девицей и её обидчиком.

— Варди, старый волк, и на что сдалась тебе эта чумазая дохлячка? — спросил его низкий и широкоплечий викинг из людей Сигурда. — В ней и человека признать тяжело, а с этими хилыми ручонками ни в домашнем хозяйстве, ни на рудниках от неё пользы не будет.

Сын корабела нахмурился — ни к чему сейчас ему была ссора с воином из личной охраны правителя соседней области. Ругаланн и Хордаланн и без того связывала долгая вражда, и лишь смерти обоих прежних ярлов и железная рука конунга Норвегии сумели примирить обе земли. Правил теперь в Хордаланне Сигурд, сын Атли; в Ругаланне же восседала на троне, пока не вырастет её малолетний сын, Гуда — жена погибшего от чахотки властелина Вигге.

Новые ярлы оказались мудрее прежних и попытались забыть старые разогласия — и теперь даже выступили в совместный рейд по берегам Германии, чтобы дать воинам то, чего они так страстно желали с начала времён — крови, богатств и хорошеньких невольниц.

— Отец прошу тебя... Давай уйдём отсюда. Скоро попутный ветер наполнит наши паруса, а девица эта и впрямь нескольких дней в плавании не продержится живой, не то что в пути до самого Ругаланна, — с беспокойством обратился к Варди Йохан.

— Она отправится с нами. Домой, — крепко схватил за руку испуганную девицу старик и сверкнул зелёными как изумруды глазами на всех присутствующих. — Я провозглашаю её как свой трофей, отныне она — моя собственность!

Варди тотчас же вешает на запястье девушки свой янтарный браслет. Теперь она помечена принадлежащей корабелу вещью, а значит, законно становится имуществом его семьи.

По тому, как страстно отец защищал несчастную, по его горящему взгляду Йохан, кажется, понял, в чём дело: пленная слишком напоминала своими большими глазами и пухлыми щеками его младшую сестру Мию, что утонула в свои четырнадцать. И теперь старый морской волк подарит рабыню своей жене и его матери — чтобы поседевшей Ингеборге было, о ком заботиться и вместе с кем прясть и стирать.

В конце концов, сестра всегда была любимицей обоих родителей, а завести новую дочурку престарелые, даже если бы очень постарались, уже никак не сумели бы. Что ж, пусть поднимается она вместе с ними на борт, если поможет старикам залатать раны в их потухших сердцах.

Когда все приготовления и подсчёт награбленных богатств были завершены, возглавлявшие поход ярл Хордаланна Сигурд и племянник правительницы Ругаланна Ульв объявили о том, что возвращаются на родину. Выйдя из широкого устья реки, драккары оказались в открытом море.

Варди с сыном и рабыней попали на тот же корабль, что и правящие Хордаланном Сигурд и Свенельд. Тщетно морской волк старался вытереть кровоподтёки невольницы и напоить её водой — она, словно статуя, неподвижно сидела на обдуваемой ветрами корме судна и глазела на родные берега, что с каждой минутой становились всё дальше и дальше.

— Что, подобрал себе новую игрушку, корабелов сын? — рассмеялся светловолосый Свенельд. — Смотри, чтобы ветер её за борт не сдул — она еле на ногах держится.

— Не моя игрушка это, а отцова кукла... — вздохнул, приветствуя обоих братьев, Йохан. — Решил он, что на старости лет девчонка будет радовать матушку и станет для неё отдушиной, заменой моей сестрёнки. Он даже торгов дожидаться не стал — объявил её своим трофеем, хотя лучше бы взял ту икону в окладе из яшмы и золота!

— Проклятье! — стиснув зубы, выкрикнул Сигурд.

— Что такое? — вопрошающе посмотрел на ярла сын Варди.

— Думал я отдать её Свенельду в дар, да и сам позабавиться... — переводит взгляд на младшего обладатель тёмных волос и орлиного носа. — если, конечно, позволит он своему старшему брату. Но раз уж согласно обычаю сделал свой выбор Варди — найдём мы для утех других красавиц. Ты, Свен, согласен?

— Ещё бы. Будет по хозяйству помогать Ингеборге и радовать вас уютным домом, старая уже давно сама не справляется с рутинной работой, — кивнул Сигурду Свенельд.

* * * * *

Дорога к скалистым северным берегам Норвегии заняла больше девяти дней и прошла без каких-либо потрясений: Один сжалился над храбрыми воителями и не столкнул корабли ни с бурями, ни с другими искателями лёгкой наживы.

Всю дорогу до первой их остановки, столицы Ругаланна — Эгерсунна, Сигурд каждый день сидел на носу драккара и молча наблюдал за выходящей на палубу невольницей. Лишь на второй день она начала пить воду, на третьи сутки стала принимать еду и перестала дрожать от напряжения и страха. Ссадины и царапины на лице девушки понемногу заживали, так что чем ближе они были к родине, тем красивее делалась германская рабыня.

Уже в путешествии Варди принялся заботиться о своём трофее словно о родной дочери: старый морской волк то укутывал её в шерстяное одеяло, стремясь защитить от промозглых ветров, то расчёсывал её волосы костяным гребнем и заплетал косы. Рабыня, привыкнув к единственному, кто относился к ней здесь не как к скоту или вещи, даже начала учиться у корабела их языку. Плотник показывал ей пальцами на разные предметы или явления, например, солнце и мачту, и повторял их названия на скандинавском, девица же запоминала каждое и кивала, но сама не произносила ни единого слова.

Немая или же просто молчит?

И пока каждое утро Сигурд сверлил её орлиными глазами, сама невольница часами могла просто наблюдать за всплесками сизых волн, что пенились и ударялись о борт военного корабля. Взгляд незнакомки лишился страха и ужаса, но вместе с этими чувствами её голубые глаза словно потеряли и все прочие; выражение лица девицы превратилось в обречённое и отрешённое. И пусть на разбитых губах до сих пор чувствовался привкус железа, повреждённое колено напоминало о себе неприятными ощущениями при каждом шаге, а синяки на ногах из пурпурных стали грязно-зелёными, никакой боли, кроме душевной, она не чувствовала.

Девушку подташнивало и мутило, и не от морской болезни, а осознания своего положения. Несколько дней тому назад она молила Бога от спасении от клинков жестоких викингов, сейчас же горько жалела, что ей выпала участь остаться вживых. Если и была у неё какая-то судьба, то беззавидная и жалкая.

Отныне она невольница, рабыня, такой же скот, как корова или овца, который можно продать... а можно и вовсе убить себе на потеху. Оказавшись на борту драккара, она потеряла в глазах окружающих статус равного им человеческого существа и превратилась в беправную игрушку, имущество.