Ночь после пиршества

Девушка погрузилась в сон, в котором переплелись её воспоминания и желания. Огненная горячка не отступала даже сейчас, и ощущения прикосновений братьев захлестнули её с головой и погрузили в омут из кажущихся низменными мечтаний.

Прикосновения старшего из братьев были уверенными, даже грубыми, но этой самой грубостью они разжигали в ней искры бущующего и дикого огня. Мия помнила, как его сильные, покрытые мозолями руки касались её, оставляя красные следы на коже и неизгладимые — в памяти. Эти животные глаза, знающие, чего хотят, эти напористые руки, не дающие никакого пространства для сомнений... почему она первыми подумала о них, едва только сомкнула глаза?

Ласки младшего брата тут же ворвались в её грёзы, вот только вся их природа была совершенно противоположной первым касаниям, грубым и не знающим терпения. Второй мужчина всем своим видом излучал мягкость, нежность, ласку, которые окутывали её подобно тёплым материнским объятиям. Каждое его прикосновение было наполнено только одним — искренним ощущением того, что её любят и лелеют, словно она — хрупкий цветок или хрустальная ваза. Мия вспомнила, как он бережно проводил кончиками пальцев по её коже и вызывал тем самым лёгкую дрожь.

Во сне, всё ещё сгорая от лихорадки, девушка словно разрывалась между этими двумя полюсами.

С одной стороны, она жаждала страсти и несгибаемой воли старшего брата, один только взгляд которого разжигал в ней огонь, заставляя чувствовать себя податливой и мягкой, будто плавящийся воск свечи.

С другой — никогда она ещё не знала такой заботы, которую давал ей второй викинг. Его бережная ласка дарила ощущение любви и абсолютной защищённости, как будто Мия и правда была самым ценным для него человеком на свете.

* * * * *

Несколько недель назад. Германские земли, город Бремерхафен

Вопли и стоны раненых сливались с завываниями ветра в причудливую и пугающую мелодию, лежащие же на улицах трупы укрывал белый саван первого снега — крупные хлопья его медленно и торжественно падали с небес на грешную землю. Холодало.

Деревянные стены предместья становились пищей для прожорливых красных языков пламени, от смерти в пожаре или же от рук захватчиков прятались по углам плачущие женщины и дети.

Процветающие окраины архиепископского города вмиг превратились в место, где отныне поселились боль, разорение и смерть. В устье реки Везер стаей диких зверей вошли они — длинные, быстрые ладьи с головами ужасных чудовищ на носах.

Аскеманны, люди ясеня — так называли пришельцев из Норгевии в этих землях за верхнюю обшивку и мачты военных кораблей, изготовленные из этого дерева — за несколько часов прорвали оборону немногочисленного отряда и разграбили поселение, унося с собой всё, что можно было унести — золотые иконы, украшения, церковную утварь... и будущих рабов.

Сигурд, сын Атли и властитель Хордаланна (1), с хищной улыбкой напевал себе под нос старинную песнь:

— Виллеман шёл к реке,

К самой красивой липе.

Там хотел он поиграть на золотой арфе,

Потому что руны обещали ему удачу.

Широкоплечий, высокий — одним словом, ладно сложенный молодой ярл — вытер со щеки чью-то кровь и сверкнул хищными, глубоко посаженными серыми глазами на воинов, что выносили из церкви золотую патену (2) и калеж (3) из серебра и полудрагоценной яшмы.

Отвага и стремление к завоеваниям передались обладателю тёмно-русой косы от его отца. В десятилетнем возрасте он начал сопровождать воинов в сражениях и походах, в шестнадцать же унаследовал титул ярла от сгинувшего на поле брани родителя. Раздор за добычу, междоусобные стычки за клочки северных земель и битвы с окружающими племенами закалили его подобно стали и сделали привычкой недоверие ко всему и всем. Единственными своими товарищами считал он верный меч и не уступающий ему в остроте ум.

Прошедший через десятки сражений, он железной рукой правил пожалованными конунгом землями и продолжал дело отца, вселяя страх в недругов и защищая родной народ.

— Мастерски мог он на золотой арфе играть,

Он играл на ней нежно,

Он играл на ней хитро.

И птица была тиха на зелёном дереве.

Слева от могучего Сигурда шёл его младший брат, Свенельд. С вечно мечтательными, отрешёнными голубыми глазами и светлыми волосами цвета пшеницы, он лишь самую малость уступал родичу в своей силе и умении обращаться с мечом, зато был выше ростом. В руке он сжимал короткий метательный топорик — своё излюбленное оружие.

Блондин улыбнулся брату и хором продолжил с ним петь, следуя вместе с нагруженными трофеями товарищами к драккару.

— Он играл на ней нежно, он играл на ней громко,

Он играл Магнхилд, свободный от рук тролля.

Потом поднялся тролль из глубин озера,

Он громыхал в горах и грохотал в облаках.

Белой птицей боевая песнь братьев взмыла вверх и растаяла где-то высоко над горящими стенами городка. Ветер приносил с берегов Везера промозглую ноябрьскую сырость, под которую, плача и покорно склоняя свои головы, к пришвартованным кораблям шагала вереница молодых пленниц и детей.

Предсказание не подвело — набег прошёл на славу, а стены Бремерхафена оказались такими же хлипкими, как и мускулы его защитников.

Аскеманны грузили все богатства поселения на свои корабли, и главным из трофеев было будущее городка — десятки подростков и молодых дев, которых оно лишалось и обрекалось на то, чтобы стать местом, где теперь царят старость и белоснежный саван из укрывшего пылающие улочки снега.

— Тут разбил он арфу со всей своей силой,

И отнял так у тролля его славу и мощь!

Примечания автора:

1. Хордаланн (Hordaland ) — область на юго-западе Норвегии, большую часть занимают водопады и ледники.

2. Патена — блюдо для католической литургии.

3. Калеж — сосуд для католического богослужения.

ГЛАВА I: ТРОФЕЙ ᚠ

ᚠ Fé vældr frænda róge;

føðesk ulfr í skóge.

Богатство причиняет раздор в роду;

волк подрастает в лесах.

— Живо тащи эти побрякушки на корму, поторопись! Пока у нас попутный ветер, надо скорее отплывать, — огрызнулся Сигурд на одного из воинов, что нёс на своей сгорбленной спине мешок, полный церковной утвари.

И добыча мигом оказалась на палубе, по соседству с позолоченными шкатулками и крестами.

Личный драккар Сигурда был длиннее остальных и помимо ясеневых обводов укреплялся ещё из более прочными, дубовыми. Нос его венчал череп огромного оленя с ветвистыми рогами — первой добычи мужчины с тех пор, как он получил титул ярла, символ его власти и могущества.

Как обычно это бывает после успешных рейдов, все его люди уже заняли свои места; кто-то из них делил богатую добычу, кто-то же просто отдыхал или перевязывал раны. Сигурд было тоже хотел подняться на борт боевого корабля и присоединиться к подсчитывающему драгоценные иконы брату, как внимание его отвлекло громкое улюлюканье викингов с другого судна и истошный девичий крик.

Обернувшись на громкие звуки, ярл Хордаланна стал невольным свидетелем любопытного зрелища. На пристани, неподалёку от драккаров, пятёрка бывалых варягов окружила несчастную девушку и всячески издевались над ней: щипали за ноги, поднимая подол сарафана, пытались оголить грудь и просто мерзко хохотали.

Будущая рабыня закрывалась от них руками, отбивалась, вопила, но — безуспешно. До тех пор, пока не выдернула из хватки одного зазевавшегося викинга увесистую дубину и не взмахнула той в опасной близости от нападавших.

Удивлённые мужчины отпрыгнули назад и пуще прежнего стали насмехаться над потерявшей силы пленницей: оружие оказалось слишком тяжёлым, чтобы её тонкие руки сумели удерживать его дольше нескольких секунд, и дубина осталась лежать на земле — поднять во второй раз девица её, как ни старалась, не смогла.