Прощения-то ему все равно нет.

Ответить не успеваю, потому что Каан начинает плакать. Не медля ни минуты, я бегу в его спальню и беру сына на руки.

Чакырбейли стоит у двери, оперевшись плечом о косяк. Смотрит на нас, но ничего не говорит и не подходит.

— Ну что ты, малыш? Проголодался? — улыбаюсь я сыну, крепче прижимая его к себе.

— Дарина, — зовёт Альпарслан. И я второй раз за день вижу, как его карие глаза поблескивают. — Дай мне его.

Я киваю. Посмотрев на сына, снова улыбаюсь, разворачивая его так, чтобы он увидел Альпа.

Малыш сразу начинает улыбаться. То ли чувствует родную кровь, то ли Альпарслан ему понравился...

Забрав сына, бывший муж садится на диван и тихо разговаривает с ребенком. Целует его то в лоб, то в мягкую щечку. Но я вижу, как он аккуратен и осторожен. Явно боится причинить Каану боль своей щетиной.

Я наблюдаю за ними и в какое-то мгновение чувствую покалывание в груди. А ведь все могло бы быть совсем иначе...

— Я была беременна... — говорю едва слышно. Но Альп сразу смотрит на меня и хмурится. — Когда ты сказал, что любишь другую. И что я для тебя всегда была пустым местом. Тогда я была беременна.

Кадык мужа или же бывшего, — черт знает, кем он мне сейчас приходится — дергается. Он сглатывает, горько усмехаясь.

— Ты даже не представляешь, сколько раз я проклинал себя за те слова и поступки, — признается он. — Прости, Дарина, иначе не мог. Другого выхода у меня не было.

Тяжёлый вздох вырывается из груди, как леденящий порыв зимнего ветра. Ответ на слова Альпарслана.

Я вижу, как тяжело далось ему признание. По нахмуренным бровям и полным сожаления глазам. Я много чего вижу. Впервые за долгое время вижу его живые эмоции, однако это не отменяет того, что он заставил меня пережить. Пройти через все круги ада, прежде чем снова встретиться. Прежде чем начать говорить правду...

Свою правду.

Я могу прогнать Альпарслана прямо сейчас. Имею полное право. Даже вызвать полицию и заявить на него. Однако знаю, что так привлеку к нам лишнее внимание. А нервов и так потрачено много, чтобы в очередной раз подвергать себя ненужным сплетням и суете. Поэтому я принимаю все, как данность.

Приход бывшего мужа был неизбежностью. К тому же сыну нельзя видеть меня расстроенной, встревоженной и кричащей на другого человека. Тем более если этот человек — его отец. Каан чувствует перемены в моем настроении и действует так же, поэтому, когда сын поворачивается ко мне, я приподнимаю уголки губ и расплываюсь в улыбке. Он тут же отвечает мне тем же, снова перемещая взгляд на Чакырбейли.

Бывший муж (а для меня это определение останется неизменным), утыкается носом в его шею, втягивает детский запах. Каан реагирует. Начинает активно двигать ручками. Кладет их на голову Альпарслана.

От этой картины мне становится тяжело. Дыхание спирает, а ноги подкашиваются. Я едва стою, наблюдая за тем, как сын перебирает своими маленькими пальчиками волосы отца. Тянет их на себя. Каан совсем не плачет. Чувствует родную кровь. Прижимается ближе.

Я кладу ладонь на сердце, стараясь унять его неистовый стук, но ничего не выходит. Окинув Альпарслана и сына полным тоски взглядом, я иду на кухню. Там становится чуть легче. Дышится однозначно лучше, и они вдвоем, такие до умопомрачения родные, не бросаются в глаза так сильно.

Когда я представляла свою жизнь с Альпарсланом, все было именно так. Планы, мечты о будущем, где обязательно есть малыш, похожий на своего отца. Где мы втроем. Я на кухне готовлю еду, а сын с мужем сидят в зале и ждут, пока я их позову.

Так, по моему мнению, выглядит семья. Настоящая семья, которой у меня больше нет. Которой я раз и навсегда лишилась. Все это крупицы того самого счастья. Мои грёзы. Мои мечты... Я изо всех сил старалась, чтобы мои видения о будущем совпали с реальностью. Каждый день, встречая Альпарслана с работы или беспокоясь о нем, звоня ему по мобильному... я думала, что когда-нибудь мы сможем воплотить все это в реальность. Надеялась в глубине души и верила ему...

Но все разбилось, когда он сказал, что он любит другую.

И тем не менее он продолжает мучать меня. Продолжает лезть в мою жизнь.

Век бы не видела его глаза, в которых впервые так много эмоций, что хочется завыть в голос.

От несправедливости. Оттого, что его приход уже ничего не изменит.

Я пытаюсь отвлечься от гнетущих мыслей и ставлю чайник. Разогреваю еду, приготовленную Азизой, а затем сажусь за стол с чашкой чая. Нервно постукиваю пальцами и без конца размешиваю в чае сахар.

Смотрю в окно, делая вид, что меня ничто не тревожит и что я в порядке. Но надолго меня не хватает.

Звонкий крик сына выдергивает меня из кухни. Что там случилось?!

Забыв про чай, я тут же открываю дверь и бегу в сторону звуков. Но чем ближе я приближаюсь, тем явственнее понимаю, что это не крик Каана, а смех. И не только его.

Я застываю, словно прибитая к полу, когда передо мной предстает картина, которой я никогда прежде не видела...

Альп улыбается, смотря на сына полными счастья и удовлетворения глазами, а тот в ответ весело смеется.

Каан расслабляется в руках своего отца. Всецело доверяет ему, будто знает его с самого рождения. Удивительное событие, не поддающееся логике. Он не боится Альпарслана. Тянет за нос, дрыгает ножками и бесконечно улыбается. Да, это именно те ощущения, которые передались мне с расстояния.

Грудь начинает непривычно сдавливать. Потому что даже к Руслану, который довольно часто у нас бывал и проводил с моим сыном немало времени, Каан так не тянулся. Так горячо не встречал и не радовался. Наоборот, будто понимал, что это чужой человек, и постоянно просился ко мне на руки, когда Руслан брал его. Никак не мог принять Абрамова. Будто в воду глядел...

Но есть люди-исключения, к которым мой сын тянется несмотря ни на что. Это Азиза и сын Ренаты — Мурат. Он их не боится. А теперь к этому списку присоединился и Альп...

К другим Каан с первого раза не идёт. А здесь прямо-таки идиллия сына и его отца. Альпарслан ведет себя так, как никогда не вел раньше. При взгляде на сына его глаза блестят все ярче. Каан полностью в восторге от своего отца и даже не вникает в то, о чем он ему говорит.

Честно признаюсь, я впервые вижу своего бывшего в таком амплуа. Вечно хмурый, недовольный. Постоянно в собственных мыслях и в работе. Он никогда не раскрывался мне полностью. Никогда так открыто не улыбался. И уж тем более не смеялся над чем-то. Он из тех людей, которые не принимают шуток и ко всему относятся серьезно. А сейчас предо мной удивительная картина, словно из какого-то идеального мира, в котором мы самая настоящая семья...

Альпарслан смотрит на сына с лаской и любовью, передает ему свое настроение. Но когда наши глаза вдруг встречаются, его взгляд меняется. В нем появляются ноты сожаления и боли. Я опираюсь о дверной косяк и с шумом втягиваю воздух, но оторвать от них взгляд не могу. Смотрю до тех пор, пока до меня не доносится звук мобильного. Чакырбейли тут же напрягается, и, прижав сына к себе, вытаскивает из кармана телефон. По насупленным бровям и поджатым губам сразу понятно, что звонок нежеланный.

— Дарина, — зовёт он, и я тут же иду к ним.

Без слов все понимаю. Забираю из его рук сына и, погладив спинку малыша, наблюдаю за тем, как Альп направляется в коридор, принимая звонок.

— Да?! — жестко говорит он и выходит за дверь...

Пока Альп разговаривает, я успеваю покормить Каана, и когда он, довольный, опускает голову на мое плечо, в зал наконец входит его отец.

Глаза, которые недавно смотрели на меня с сожалением, преображаются. Вид нервный. На лбу вздувается венка. Он стоит прямо и смотрит на нас, едва дыша.

— Что-то случилось? — интересуюсь, едва держа себя в руках .

— Дарина, мне нужно срочно уехать, — говорит он. — Это по работе. Но я вернусь. Слышишь? И...

— Стоп. Стоп, — останавливаю я. — Ты не должен оправдываться. Мы чужие друг другу люди. Нас связывает лишь сын. О большем даже не думай. Хотя… Вряд ли ты живешь один. И уж точно не нуждаешься во мне, как в женщине, — усмехаюсь я собственным словам, подкалывая его.