Но это будет позже.

Сейчас Кристина шла в зал знакомыми коридорами, не боясь пропустить поворот или зайти не туда — Айсбург она знала хорошо, потому что он с недавних пор стал её домом, а два года назад — ещё и спасением от лишений и отчаяния. И теперь она вернулась сюда после подавления восстания, после кровавых стычек и страшной боли, в том числе и душевной, и снова искала здесь поддержки и спасения.

«Нужно было прикончить тебя, когда ты нищей попрошайкой приползла под стены Айсбурга», — сказал ей Хенвальд. В чём-то он был прав: у Кристины тогда не было ни средств, ни армии, ни союзников, но всё же чувство собственного достоинства она не потеряла. И эти бесконечные тёмные коридоры сейчас напомнили ей, как важно сохранить это самое достоинство в столь непростое, страшное время.

Кристине хотелось верить, что сохранила она его и теперь, после всего произошедшего.

Два стражника с улыбкой распахнули перед ней двери в большой зал, и Кристина вошла в этот океан света, что давали многочисленные свечи на люстрах и факелы на стенах, в этот круговорот счастья и смеха… Но когда она вошла, музыка тут же стихла, равно как и смех, и взгляды всех присутствующих оказались прикованы к Кристине. Здесь находилась сотня человек, не меньше, и все смотрели на неё… Все были рады ей, все ждали её — Кристина чувствовала это, и сердце её счастливо трепетало. Она всё-таки уходила на войну, рисковала погибнуть или получить тяжёлую рану… И сейчас, когда все присутствующие видели её живой и здоровой, когда они явно выражали свою радость по этому поводу, она поняла, насколько ей повезло.

Кристина подошла к помосту, стуча каблуками по полу. Генрих, как всегда, сидел на высоком хозяйском месте, но сегодня для Рихарда поставили не менее высокий стул, и сейчас они были на равных. Рихард весь сиял, и в прямом, и в переносном смысле: его золотой коллар был украшен изумрудами, на пальцах, сжимавших нож, виднелось несколько колец, хотя обычно юноша их не носил; светло-серый праздничный дублет радовал глаз золотой искусной вышивкой на груди и манжетах. Юноша улыбался, но при этом в глазах его читалось некоторое волнение: видимо, он уже не ожидал её возвращения и теперь, когда она таки пришла, всё ещё не мог поверить.

Хельмут сидел по правую руку от него, на стуле чуть пониже, тоже донельзя нарядный и довольный, и София рядом с ним буквально светилась красотой. А когда Кристина наконец поймала взгляд Генриха, то невольно расплылась в улыбке, хотя до последнего пыталась сохранить серьёзность и суровость.

Она бросила стяг со знаменем Хенвальдов перед помостом. Древко застучало по полу. Если до этого в зале ещё велись какие-то тихие беседы, слышался негромкий шёпот, то сейчас затихло всё, повисла абсолютная тишина, и ничто, даже треск поленьев в очагах, не могло её нарушить.

— Восстание подавлено, милорд, — громко сказала Кристина и поклонилась.