В поисках такого места, преследуемая нуждой, она последовательно попадает из одной истории в другую, всё более угрожающую ей (добродетели), всё более ужасную, пока, наконец, после всех издевательств, побоев, несправедливостей, обесчещенная во всех отношениях, она ни оказывается на грани полного уничтожения (приговорена к бесповоротной казни). И тут свершается чудо. Она встречает сестру, которой и рассказывает всю историю своих злоключений. Сёстры узнают друг друга. Добродетельная сестра спасена. Окружена заботой, угождением, вниманием окружающих, и в это время её сжигает небесный огонь, молния. Добродетель погибает. Но добродетель не может быть уничтожена, и потому она воскресает, но уже в виде обращённой своей сестры: раскаявшийся порок становится дальнейшей инкарнацией Добродетели.
Это самая внешняя фабула повествования, со всеми подробностями сексуальных посягательств на красивую честную невинность: почти плутовской роман, ужесточённый, правда, беспощадностью философии героев и самими «садистическими» описаниями. Удивительно, что, попадая из огня да в полымя, наша героиня не только не погибает, но и не утрачивает своих прелестей, которые тут же к ней возвращаются, стоит лишь на мгновение ей отвлечься и передохнуть: ужасные раны и отметины заживают; страшные издевательства не отставляют следа и прочее. В этом уже чувствуется сказочность и условность повествования.
Кто же эти злодеи, в чьи руки попадает наша воплощённая добродетель? Это люди самых разных сословий и занятий, наделённые разными пороками, осуществление которых составляет у них цель жизни. В этом смысле все персонажи, через чьи руки проходит несчастная героиня, – суть законченные злодеи, завершённые в своём избранном злодействе: и, никаких полутонов, никаких «вариантов» и снисхождении. Эта завершённость, полная однозначность персонажей подсказывает нам их символический, иной смысл – всё это воплощённые наши пороки, с которыми сталкивается Добродетель в своих попытках уцелеть в этой Жизни.
Таким образом, второй план, менее очевидный, нежели внешний, сексуально плутовской, – это последовательное столкновение наших человеческих пороков Добродетелью. В каждом случае Добродетель страдает, а порок укрепляется и торжествует, и всякий раз Добродетель спрашивает: почему так?
Кому принадлежит порок, кто его носители в разных формах? Здесь представлены все слои и социальные образования общества: богатеи, проститутки, ростовщики, откупщики, благородные, церковь и наконец, откровенные отщепенцы вроде фальшивомонетчиков, представлен и народ, судьи и прочие. В их руки попадает воплощённая в Жюстине-Софи добродетель. В лучшем случае её пытаются использовать. В худшем – над ней издеваются и бесчестят. Поистине, добродетели нет места в жизни, описываемой маркизом де Садом.
Всё это могло бы выглядеть, как социальная сатира, если бы не исключительная, как я уже говорил, завершённость, однозначность, гротескность фигур, воплощающих порок в социальном устройстве жизни. Быть может, де Сад и писал фигуры с натуры, но так их подретушировал, такими экспрессионистскими мазками выставил их обнажённую сущность, что невольно приходишь к мысли, что все эти фигуры – тоже оживлённая метафора. Это не просто тогдашние откупщики, судьи, священники и тому подобное, но воплощённые в них пороки, вселенские, всегдашние пороки и страсти Нашей Человеческой Души, уже вневременные, внегеографические – вечные маски, личины бытия. А их философия и поведение – суть вечные драматические замыслы наших страстей, страждущих осуществления. Воплощена наша Добродетель в одной единственной Жюстине-Софи. Пороки наши разнообразны: Добродетель – единственна, одна, это общее и единственное желание любить близкого. Это желание, осуществляясь в разных жизненных положениях, движет Добродетелью, снова и снова сталкивая её в ловушку очередного, конкретного порока.
Удивительная аналогия этим похождениям Жюстины проглядывает в замечательном похождении пьянчужки из романа В.Ерофеева «Москва – Петушки». Там героем, совсем безобидным для окружающих, совсем потерянным, тоже движет любовь – к сыну и его подруге, белой дьяволице, как он любовно называет её. И вся книга тому и посвящена, что он хочет, и должен до них добраться и осуществить любовное чувство. Однако всякий раз в нём возникает искус попасть на Красную Площадь, символизирующую главную беду и порок нашей жизни. Но стоит ему туда направиться, как судьба выводит героя к Курскому вокзалу, откуда отправляется поезд (поезд жизни) в Петушки, где живёт его любовь. Судьба хранит героя. И только тогда, когда он, наконец, твёрдо отправляется к своей любви – он попадает на Красную Площадь, где его и убивают. Ибо добродетели не место на Красной Площади и она тщательно от этой ипостаси человеческого бытия – охраняется.
Соединим теперь Жюстину – Добродетель и все фигуры – Пороки воедино – мы получим Одного человека, одну человеческую Личность во всей её полноте и многообразии страстей, пристрастий, пороков и противоречий. В сущности, роман «Злосчастия Добродетели» маркиза де Сада посвящён противоречивости и вечному конфликту внутри человеческой души, только всю эту противоречивость, эту внутреннюю схватку меж желанием и нравственностью, меж страстью и любовью, меж добром и злом души нашей маркиз де Сад вынес наружу и воплотил в персонажах и сюжетах тогдашней эпохи. Подобно тому, как Леонид Андреев в своих пьесах (Тот, кто получает пощёчины, например) в виде разных фигур и отношений располагал на сцене наше сознание, сталкивая сознание с сердцем или животной страстью.
В этом архетипном представлении похождения Жюстины начинают смотреться совсем по-иному. Начнём с самого начала, заменив фигуры на главные качества, какие эти фигуры воплощают. Скажем, ростовщик превращается в Зависть и Жадность. Хирург – в Науку вообще и т.д. Суть этой мистерии – вечная наша страстная тоска по андрогенной полноте, о воссоединении нас в одно целое: воссоединения в одно добра и зла нашей души. Не примирения начал, а именно любовное и полное их соитие, когда, хотя бы на миг, сливаются в одно эти начала.
Увы, этому соитию не суждено осуществиться, и всякий раз остаётся лишь страдание и недоумённый вопрос Жюстины: почему? Почему опять не вышло?! Эти страдания Жюстины и вопросы – суть наше страдание, нашей вечно раздираемой противоречиями души; это наши вопросы, которые мы задаём себе самим: мол, отчего так устроена жизнь, отчего в ней столько зла и почему столько несчастий? Мы выносим внутреннюю нашу непримиримость и ущербность, раздробленность наружу и обвиняем бытие, которое (и тут маркиз де Сад прав) – Никакое, Природе и в самом деле безразлично и зло и добро, потому что Природа не различает этих категорий. Различаем мы! Но как трудно осознать, писал в своём комментарии к «Тибетской Книге Мёртвых» знаменитый психолог Карл Юнг, что всё творящееся вокруг нас суть зеркало нас самих, проекция нашего Внутри Наружу. Гораздо проще и естественней отделить нас целиком от Жизни, позабыть на миг, что это Мы творим сию жизнь, и объясняя всё Провидением, Стихиями удачи и невезения, – снять с себя всякую ответственность за происходящее.
Так и воплощённые наши пороки в разных фигурах оправдывают себя в книге де Сада, мол, стихиям всё нипочём и поскольку добра и зла в мире поровну, неважно, чему ты служишь, злу или добру, коль скоро поддерживаешь равновесие начал, сиречь исполняешь бесстрастный закон бытия. Однако, следуя пороку, страсти, легче снискать награду и обрести удовольствие в жизни, что и составляет разницу и должно определять выбор. Так речёт зло. Добро, воплощённое в Жюстине, с трудом может возразить на это, поскольку последуй, мол, я по такому пути, мне надо отказаться от единственного, что у меня есть, самой себя. То есть исчезнуть. Поскольку же добродетель не может исчезнуть, она страдает, продолжает страдать в этой непримиримости наших начал. Однако страдания эти различны, это и составляет многообразие сцен в книге. В многообразии страданий проявляется всё многообразие наших отношений с добродетелью.
