Голос Антэна был тих и грустен, а перед глазами предстала последняя сцена на заседании Совета четырех двадцать три года назад, когда он бросает на стол перед дедом золотую гривну и квилон, поворачивается и уходит. И словно наяву вновь услышал яростный оклик Макбрайда: «Немедленно вернись, щенок! Что ты себе позволяешь? — и тихие слова деда: «Пусть идет, Бирн. Все слова сейчас бессмысленны. Невозможно заставить заниматься делом, которое превыше жизни, любви и счастья. К этому он должен прийти сам – осознанно и бесповоротно».

Только сейчас, встретив свою дочь, Антэн осознал все последствия, сделанного тогда шага. Он не пожелал поставить долг выше желания стать счастливым, чем нарушил главную заповедь друида: «Честь и долг — превыше жизни». И не имеет право владеть квилоном. Ведь для друида это не только оружие, но символ гордости и сосредоточение силы. А он перестал быть друидом, он — обычный обыватель. Лаки не имеет права дарить квилон простому обывателю. Как, впрочем, и отцу. Ведь какой из него отец? Да никакой, так, одно название. Отец не бросает детей на растерзание врагам, держась в стороне от опасности, которой отказался подвергаться сам. Захотел, видите ли, обычного человеческого счастья, оказавшегося призрачной иллюзией…

Антэн не заметил, как начал говорить вслух и только сочувствующий голос сына привел его в чувство.

— Перестань вновь обвинять себя во всех грехах. Ты сам говорил, что наши судьбы прописаны не нами, и не нам их менять. Все произошло так, как должно произойти. А своим подарком Лаки дает тебе понять, что ты родной ей не только по крови, но и по духу.

— Она признала в тебе друида, Антэн, — поддержал эту мысль Габриэль. — А Лаки ведь не только твоя дочь, но и наследница главы клана.

Он кивнул на кинжал и уверенно заявил:

— Это твой пропуск в Дармунд, если ты захочешь вернуться к своей прежней жизни.

— Не знаю…захочу ли… — неуверенно протянул Антэн, закрывая футляр на замок.

И недоверчиво покачивая головой, произнес с явной обидой:

— У меня такое ощущение, что Лаки не желает меня больше видеть. Даже квилон не отдала сама, а прислала через поверенного, словно попрощалась.

— Когда они уходят, то всегда словно прощаются, — грустно вздохнул Габриэль. — А Лаки просто не захотела связывать тебя никакими обязательствами, чтобы ты был волен поступить так

, как хочешь. Ты ведь помнишь ее третье желание? — и он торжественно произнес: — Чтобы ты стал счастливым!

***

В два часа ночи Антэн сидел у камина в красной гостиной и пил горячий чай. Его мучила бессонница из-за переживаний за дочь. Прошла уже третья неделя, а от нее не было никаких вестей. Он боялся даже думать о том, что больше никогда ее не увидит. Угрызения совести вновь терзали его. Дед ведь предупреждал, что каждый, кто пытается уклониться от своего предназначения, становится пасынком судьбы. Она наказывает отступника, и не только его самого. Чаще всего за такие проступки отвечают дети или внуки.

Антэн понимал, что своим отказом от миссии он изменил жизнь Лаки. Но в том, что она стала гасителем, обвинял Галларда.

У клане друидов правили мужчины, и женщины всегда были под надежной защитой своих отцов, мужей и братьев. Они были хранительницами очага, а не воительницами. Лаки была единственной за двенадцать веков женщиной, на которую взвалили такую обязанность. Антэн не понимал, как глава клана может посылать девчонку на битву. Он до сих пор не может забыть тот ужас, который испытал, увидев, как черный колдун занес клинок над Лаки. Его дочь чуть не погибла прямо у него на глазах. Его маленькая девочка, вынужденная отдавать долги отца.

— Привет, папа, — раздался с порога тихий голос. — Почему не спишь? И почему такой грустный? — забеспокоилась Лаки, внимательно вглядываясь в его осунувшееся лицо. — Я надеялась, что у тебя все получилось с Кристианой.

Антэн вскочил на ноги и быстро подошел к ней.

— Ну, наконец, ты дома, — с облегчением вздохнул он, обнимая дочь и зарываясь лицом в чудесные золотые волосы. — Я уже не знал, что делать и где тебя искать. Почему вы так задержались? — настороженно спросил он, безуспешно пытаясь прочесть правдивый ответ в ее глазах.

— Обычные рабочие моменты. Иногда так бывает, — с беспечным видом ответила Лаки, — Стивена, правда, немного зацепило, ну, ничего, мы его подлечим. Нам дали две недели на это. Расскажи лучше, как вы здесь? Я рада, что ты меня дождался.

Она погладила отца по щеке и внимательно посмотрела ему в глаза.

— Ты не сердишься на меня, папа? За то письмо? Прости, но я посчитала, что ты должен узнать правду, даже такую горькую.

— Конечно, должен, малышка, — успокоил дочь Антэн, усаживая ее на диван и присаживаясь рядом. — Ты правильно сделала, что помогла мне расстаться с прошлым. И очень хорошо, что не отдала письмо Кристиане. Такая правда убила бы ее любовь. Моя Кристиана гордая, и никогда не стала бы пользоваться обносками, по милости доставшимся от бывшей подруги, — печально усмехнулся он.

— Перестань, — запротестовала Лаки. — Она все равно бы любила тебя, но зачем омрачать ей душу печальным прошлым. Пусть так и считает, что вы расстались из-за сложившихся обстоятельств, а не потому, что ее доверчивость и откровенность использовали против нее. Это же все останется между нами? — вопросительно приподняв брови, посмотрела она на отца.

— Я сжег его, — тихо ответил тот, правильно понимая ее намек. — Как бы я хотел, чтобы и ты никогда не прочла это письмо, — с сожалением вздохнул Антэн и попытался оправдать Линду в глазах дочери. — Не думаю, что мама бросила бы тебя, малышка. Это сказалась предродовая депрессия, которая иногда бывает у женщин.

— Она сама отдала меня сеньоре Альварес, — без всяких эмоций возразила Лаки. — Они рожали в одно время, и у сеньоры родилась мертвая дочь. Это было уже в третий раз, и она была в таком отчаянии, что от горя у нее помутился рассудок. И когда Линда предложила ей поменять детей, она, не раздумывая, согласилась. Тем более, ее убедили в том, что девочку все равно отдадут в приемную семью, потому что ее отец категорически против второго ребенка, и поставил жене такое условие, угрожая разводом. Линда сказала, что если ослушается, муж лишит ее всех денег, и она не сможет сама воспитать двоих детей, ведь у нее еще есть и сын.

В ужасе от услышанного Антэн широко раскрыл глаза и недоверчиво покачал головой.

— Нет, доченька! Нет! Она не могла так поступить.

— Смогла, — все также очень спокойно ответила Лаки. — Это сразу решало все ее проблемы. Она специально и преждевременные роды вызвала, чтобы не носить меня еще два месяца и не уродовать живот растяжками. Только немного не рассчитала с препаратом, и у нее открылось сильное кровотечение, когда она сбежала из больницы, чтобы обрадовать своего друга счастливым избавлением от беременности. Это и стало причиной смерти. Пока он вез ее обратно в больницу, она потеряла много крови.

Антэн был бледен, как смерть. Он не мог поверить в такое изощренное коварство Линды.

— Не переживай так сильно. Что случилось, то случилось. Все уже в далеком прошлом, — Лаки легко коснулась губами щеки отца. — Эту историю мне рассказал старый мафар Роман. Когда мне исполнилось восемь лет, он начал учить меня ясновидению, и очень удивился, когда я точно предсказала событие, случившееся с Габриэлем через неделю. Ты ведь знаешь, что будущее кровных родственников нам видеть не дано, и Роман понял, что мы с Габриэлем не родные брат и сестра. Тогда он заглянул в прошлое и рассказал мне, как я оказалась в приемной семье.

Лаки не смогла до конца выдержать отстраненно-равнодушный тон, в ее голосе едва слышно прозвучала затаенная обида.

— А все в подробностях я узнала месяц назад. У нас с Габриэлем был откровенный разговор, мы вспоминали детство, наших родителей, и я огорчилась, что абсолютно не помню их лиц. Роман стер их из моей памяти, чтобы я не кричала по ночам, видя во снах сцену убийства.

Я попросила брата попытаться мысленно увидеть их лица и взяла его за руку. И на меня сразу обрушилась вся неприглядная правда. Оказывается, перед гибелью родители говорили обо мне, обсуждали подарки на Рождество и вспоминали, как я оказалась в их семье. Они очень сожалели… — Лаки грустно улыбнулась отцу. — Нет, не о том, что удочерили меня, а о том, что отдали своего ребенка чужой женщине, а не похоронили под своей фамилией. Мою испанскую маму постоянно мучила эта мысль, и она решила найти ту женщину и попытаться все исправить. В тот день они встречались с частным детективом, раскопавшим все подробности и о муже Линды, и об ее любовнике. Они обсуждали это вполголоса, чтобы не разбудить детей, спавших в машине, но подсознательно Габриэль все услышал. Знаешь, папа, самым странным для меня было то, что Линда попросила назвать меня Лорен и даже передала сеньоре Альварес именной медальон. Если ты отдаешь своего ребенка чужим людям, то какая тебе уже разница, как его назовут? — она недоуменно пожала плечами, а Антэн тихо произнес: