Я видела ауру Гадира, она была ржаво- черная. Вряд ли он сильно изменился за эти века. И мне не хотелось, чтобы он был где-то рядом со мной. По моим ощущениям и Тимуру Гадир не нравился, причем активно не нравился.
— Тимур, давай договоримся, что бы там атланты не решили, но мы с тобой не откроем портал Гадиру, — попросила я.
— Я тебе о том же хотел сказать. Мне он не нравится. И то, что он начал сразу стрелять, даже не потрудившись узнать кто активировал портал, тоже не добавляет ему плюсов в моих глазах, — ответил Тимур. — Не открываем. Я заблокировал, он не сможет войти.
Тем временем Гадир попробовал еще раз преодолеть переход портала. У него снова не получилось.
— Как вы это сделали? На меня никакие ограничения порталов не должны распространяться, — потребовал объяснений Гадир.
— Так пройди, если тебе так хочется, — глядя на безуспешные попытки Гадира, сказал Деймах.
В этот момент Тимур решил, что хватит пустых разговоров и отключил портал. Снова со всех сторон была вода.
— Возвращаемся в Атлан, — сказал Тимур.
— Но позвольте, мы же не приняли решения что делать с последним царем Атлантиды. Верните портал в его мир, — потребовал один из ученых.
— Нет, — ответил Тимур. — Не знаю как у вас, а у меня нет оружия и подставляться в ваши почти семейные разборки я не собираюсь. Вернемся в Атлан и там решайте: стоит или не стоит идти к нему. С нами, если вы вдруг забыли, еще женщина есть. О своей защите не думаете, подумайте о ней. Лично для меня ее жизнь и здоровье в приоритете. Поэтому сначала в Атлан. Или открывайте порталы самостоятельно.
Эерамана, который так никуда и не уплыл, полностью поддержал Тимура. Не смотря на недовольство ученых, Тимур открыл портал в Атлан.
У портала со стороны Атлана собрались жители водной части города. Помимо водных жителей так же было несколько охранников, которые должны были сообщить совету Атлана, если вдруг какие-то изменяя начнут происходить в портале. Город волновался за ушедших в портал. Информации не было. Дошло уже до того, что на днях были назначены выборы временно исполняющего обязанности правителя. Когда мы по очереди стали выходить из портала, то произвели достаточно сильное впечатление на присутствующих, поскольку нас никто уже особо и не ждал, считали, что мы погибли. Как позже выяснилось, мы отсутствовали порядка месяца.
Первым делом Деймах организовал собрание для жителей водной части Атлана. Им было сообщено об открытии новых водных миров, о том, что там есть их сородичи и сейчас у них есть возможность начать новую жизнь в новом мире. Это вызвало достаточно серьезные споры в сухопутной части Атлана. Не все были согласны с решением Деймаха сообщить о водных мирах и предложить желающим переселение. Основной аргумент был в том, что кто-то должен добывать рыбу и морепродукты и следить за понтонными фермами.
Но Деймах не принял таких аргументов, сказав, что водные жители не рабы и вправе решать сами за себя, и, конечно, в Атлане есть ученые, которые могут разобраться и придумать решение проблемы.
Водные жители подошли к разумно к полученной информации, решив сначала побывать в водных мирах, а потом уже думать о переезде. Практически сразу после собрания часть водных жителей потребовала открыть портал, чтобы они могли не откладывая отправиться в другой мир. Вызвали Агату с Тимуром, они помогли. С той стороны уже был Эерамана. Оставив на попечение Эераманы потенциальных обитателей его мира Тимур и Агата закрыли портал.
Но больше всего общество Атлана взорвала информация о том, что до сих пор жив последний царь Гадир. С одной стороны, он атлант и оставлять его на Фобосе как-то неправильно, а с другой — он уничтожил расу атлантов. Но осколок той эпохи, о которой все нынешние жители Атлана знают как о давней истории, почти легенде. Так же у него могут быть знания, полезные обществу Атлана, и сама возможность иметь переход из Атлана куда-то еще, не боясь быть раскрытыми — это тоже имело значение. Жители Атлана считали, что Гадир будет рад если к нему на Фобос перейдут жить атланты. Откуда такое мнение возникло, было не очень ясно. Но в обществе оно все больше брало вверх. В итоге решили ставить на голосование открывать или нет портал к Гадиру. Большинство голосов было отдано за открытие портала.
Дальше уже пошли научные дебаты на тему как открывать портал к Гадиру: из водного мира или отремонтировать тот, что под дворцом правителя. Тимур несколько раз присутствовал на таких встречах и рассказывал, что кроме пустых разговоров там ничего не было. Меня тоже звали, но я туда не ходила, мне казалось и без меня разберутся. Чем дольше все это длилось, тем меньше мне самой хотелось увидеть что творится на Фобосе. Я думала, что мы с Тимуром откроем портал в водный, но внутрь не пойдем, пусть сами кому туда надо идут. Эерамана или любой из его братьев могли открыть портал на Фобос из своих миров, а потом отправить обратно в Атлан всех желающих вернуться. В общем, не хотелось мне быть частью той истории.
Тем временем, из водных миров начали возвращаться жители водной части Атлана. Снова собрали совет. Итоги были не совсем радостные для тех, кто не хотел, чтобы водные уходили из Атлана. Большинство вернувшихся решили, что хотят перебраться на Ганимед. Им очень понравилось там у их первопредков, похожих на морских коньков. Но часть решила пока остаться. И снова мы открывали портал в водный мир к Эерамане. Кроме переселенцев, туда направилась очередная партия подводных жителей, которые там еще не были, но хотели увидеть все своими глазами.
Я продолжала ходить на занятия, общалась с Анатолием, Златой, Яном и, конечно, Тимуром. Но для общения с Тимуром и встречи не особо нужны были: я всегда знала его настроение, а он мое. Расстояние нам не мешало. Не то чтобы мне мешало наша такая особенность, но иногда у меня возникала мысль, что я его использую для лечения своих душевных ран. Я понимала, что он чувствует как я отношусь к нему, но он это принимал ситуацию без каких-либо явных попыток изменить мое отношение, при этом неизменно проявлял заботу обо мне. И это заставляло чувствовать вину перед ним.
Тимур не выпячивал свое отношение ко мне, но при этом всем было очевидно, что он очень серьезно мной увлечен. Злата даже придумала ему прозвище: «рыцарь». Я попросила так Тимура не называть. Но про себя подумала, что он действительно «мой рыцарь». Это было приятно. А еще я поняла, что я неосознанно ищу защиты именно у Тимура. Именно за его спиной мне спокойно и я уверена, что меня защитят. Чего бы это не касалось.
Злата перслала мне недавно переслала часть разговора между Анатолием и Тимуром. Анатолий спрашивал, а Тимур отвечал.
— Тимур, ты мы все поняли, что тебе нравится Агата, но почему ты ей ничего ен говоришь о своих чувствах?
— А зачем? Она не только видит мои поступки, но и чувствует мое отношение к ней.
— Женщины любят ушами.
— Агата не такая. Она, как и я получила кое-что от лемурийцев. Она чувстует искренность. Тысячи слов, в ее случае, ничего не решат. Я открыт перед ней. Однажды она ответит на мои чувства.
— Ты не думал, что можешь ждать вечно?
— Она того стоит. Мне не нужны никакие другие отношения. только с ней.
— И тебя не смущает, что она ен помнит ничего из своей жизни?
— А почему меня это должно смущать? Мне жаль, что она не помнит о том кто она и откуда. Впервую очередь мне жаль потому, что это расстраивает ее. Но что это должно решать для меня? Я не понимаю твоих вопросов, Анатолий. Ты считаешь, что если она чего-то там о сбее не помнит, то не должна мне нравиться? Или что?
— Да нет, Тимур. Я не это хотел сказать. Тебе не будет мешать ее амнезия? Ты не обидтишь ее из-за этого? Не скажешь в споре как аргумент, что раз она чего-то не помнит, то права голоса не имеет.
— Анатолий, ты если будешь продолжать в таком духе, то мы с тобой очень сильно поругаемся. Я совсем не такой терпеливый человек, как тебе кажется. И я не позволю тебе унижать такими идеями ни меня, ни Агата. Так что остановись. Я дам ответ ровно один раз: меня в ней вообще ничего не смущает, намеренно обижать я ее не буду, и уж точно не буду считать ее какой-то не такой из-за потери памяти. И больше эту тему не поднимай. А своей любви и чувствах я буду говорить с ней сам. Без всей теплой и дружеской компании. Анатолий, я вижу что вокруг происходит, я буду защищать ее ценой своей жизни.
