— Вообще-то, ты наш главный подозреваемый, — процедил он.

Ага, давай.

— Мог бы сразу сказать.

Лейтенант усилил хватку, притянул меня к себе. Холодный пот выступил у меня на лбу.

— Если ты считаешь, что находиться под колпаком абсолютно безопасно, то так оно и есть. — Он отпустил меня, допил свой кофе и выбросил пустой стаканчик на тротуар. — Я не знаю, что за игру ты затеял, но пока играешь ты, и я буду в ней участвовать.

Меня начинало тошнить от упреков в том, что я веду некую «игру»; вроде шашечной партии — просчитываю каждый диагональный ход, охраняю свои фигуры. Выпустив воздух уголками рта, Смитфилд откинулся на спинку кресла и уставился на меня.

— Думаю, у тебя сотрясение мозга посильнее, чем считают врачи, — отчеканил он.

Мимо проехал грузовик, и на капот седана плеснуло водой. Я инстинктивно собрал пальцы в кулак, будто цепляясь за незримую веревку.

— Нервничаешь, Фоллоуз? — спросил лейтенант, глядя на мои руки с усмешкой. — Что, черт возьми, тебя так беспокоит?

— Спасибо, что подбросил, — сказал я.

Прямолинейный подход, которого я придерживался, казалось, не столько помогал, сколько препятствовал прогрессу. Есть время для того, чтобы бодаться лбами, и время для тонких маневров. Передышка — не вариант; только движение и гарантировало мне жизнь.

Номер телефона Зенит Брайт не значился в официальных телефонных справочниках Саффолка. Не оказалось его и в «желтых страницах» Нассау. В Саффолке оказалось семь человек с фамилией «Брайт»; с четвертой попытки я дозвонился до ее матери. У меня не ушло много времени на то, чтобы убедить ее, будто я продюсер «Атлантик Рекордс» и мне хочется подписать контракт с Зенит; она дала мне незарегистрированный номер телефона своей дочери и адрес ее квартиры. Ложь окупилась до одури легко.

Полдень еще не наступил — значит, Зенит или еще спала, или только проснулась. Я точно знал, где искать многоквартирный дом, где она жила, — был в тех местах раньше, с год назад, когда район еще только застраивали. Дом стоял между торговым центром и старым кинотеатром, куда мы с Линдой ходили на наше третье свидание посмотреть «Шенандоа[11]». Она заказала бараньи отбивные особой прожарки и пирог с ревенем на десерт. Нелепо, но я все еще зачем-то помнил это.

По дороге я заехал в магазин. Дождь лил без ветра, так что я будто прогуливался по работающей автомойке. Заметив имя Зенит на почтовом ящике, я нажал на кнопку звонка и не получил ответа. Нажал еще раз — с тем же успехом. Подъезд не был оборудован навесом — я очень быстро промок до нитки; хорошо еще, что удалось заскочить внутрь за компанию с другим жильцом, равнодушно придержавшим мне дверь. Поднявшись на нужный этаж, я стучал в дверь добрых пятнадцать секунд и почти уже сдался, когда мне наконец открыли.

Стоя в проеме, Зенит напоминала одного из подменышей из фильма «Вторжение похитителей тел»[12] в своем белом халате и пушистых тапочках в виде кроличьих голов. Я улыбнулся. Ее подбородок был опущен на грудь, и смотрела она из-под каскада крайне растрепанных волос. Даже максимально далекая от своего сценического образа, она все еще будто загадочно улыбалась и источала дымную ауру, а ноты навязчивых меланхоличных баллад зримо вились у нее над головой.

Зевнув, она почесала за ухом и отвела в сторону прядь волос.

— Что? — проворчала она. Опухшие глаза приоткрылись чуть шире. — О боже, ты!

— Я принес покушать, — сказал я, демонстрируя ей пакет из магазина.

— Ты, наверное, спятил. — Кроличьи ушки испуганно прижались, когда она отступила от двери. — Что ты тут делаешь? Как ты меня нашел? Мне звонить в полицию?

— Они и так про меня в курсе.

— Следует напомнить!

Похоже, только ламе по имени Фрэнки я и нравился всерьез.

— Не осведомлен о твоих вкусах, так что взял всего понемногу. Рогалики, сливочный сыр, лосось, немного тунца…

Она покачала головой неодобрительно, но все же протянула руку и взяла пакет.

— Который час?

— Полдень.

— На улице что, снова дождь? Когда уже перестанет! Только за эту неделю осадков — на добрых десять дюймов. Почему ты ко мне пристаешь, Натаниэль?

— Я не пристаю, — сказал я на голубом глазу. — Просто покушать принес.

Зенит уставилась на меня исподлобья, жуя губу:

— И зачем ты принес мне покушать?

— Можно войти?

— Не знаю.

— Пожалуйста.

В итоге она меня все же впустила. Отгрызла заусенец на большом пальце, сходила в ванную, принесла для меня полотенце. Мне сразу же вспомнились повадки Кэрри. За окном прогрохотал гром, и Зенит боязливо поежилась. Ее явно что-то сильно напрягало — то ли мое присутствие, то ли чья-то еще невидимая тень. В конечном счете это не имело значения, эффект был один и тот же.

— Хорошо, что тебе хватило ума не возвращаться в клуб после вчерашнего, — сказала она.

— Ну да, мозги пока не совсем отшибло, — согласился я.

— Ты украл у меня публику, между прочим. После твоего номера в духе Ван Дамма никто не мог сосредоточиться на какой-то там рядовой певичке.

— Я бы предпочел рядовую певичку.

— Спасибо и на этом.

Мы вместе прошли на кухню, и она указала на желтое плетеное кресло. Я сидел, пока она собирала тарелки и разливала кофе, бормоча что-то себе под нос. Она достала масло и упаковку апельсинового сока, бросая на еду пылкие взгляды. Очевидно, она мало ела — и, следовательно, мало подавала на завтрак.

Когда мы расставили все по местам, она взяла рогалик, разрезала его и намазала сливочным сыром.

— Терпеть не могу лососину, — сообщила она. — Не знаю, как кто-то может эту дрянь есть. — Она одним махом прикончила половину рогалика и хотела еще что-то добавить, но передумала. Сыр перепачкал ей нос. — Ты что, не ешь?

— Я не голоден. Обойдусь кофе.

Она пожала плечами, но тень беспокойства пробежала по ее лицу.

— Тот парень с дурацкой прической, Фред, чуть не прикончил тебя. Не помню, чтобы он на кого-то так срывался. А уж ножом он и подавно не махал. Страшно было смотреть, как он на тебя бросается. Но ты не промах. — Зенит уважительно кивнула. — Где научился так драться?

— Много книжек прочитал.

Она с трудом подавила смешок, прикрыв рот рукой и чуть не расплевав по кухне весь сыр. Не самое восхитительное зрелище, но я был рад, что смог рассмешить ее.

— Так ты расскажешь, зачем пришел? Прошлой ночью ты говорил, что сам не знаешь, что тебе нужно, но, думаю, с тех пор немного определился. Иначе тебя здесь не было бы.

— Никакой определенности, Зенит. По старинке гоняюсь за призраками. Ты слышала когда-нибудь о женщине по имени Габриэла Хани?

— Нет. А кто это?

— Порноактриса, умершая год назад.

— Я не смотрю порнографию, извини.

— Ты в курсе, что Ричи занимается ее производством?

Зенит задумчиво вгрызлась в ноготь.

— Ну, знаешь, меня это не шокирует. Молодые богатеи вроде него все проходят через такой этап — метят в новых Джерри Дамиано, но быстро сдуваются. — Она едко прищурилась в мою сторону. — И тебя-то, мужика, это задевает? Полиция нравов снова в деле?

Еще один хороший вопрос; люди задавали мне гораздо лучшие вопросы, чем я сам — им. Видимо, я и впрямь кидался на все зацепки без разбору в горячке боя. Зенит, будучи бенефициаром Ричи, имела полное право отстаивать передо мной его имя — и при этом все еще как-то меня терпела, сколько бы я его ни поносил. Но я не мог придумать иной способ доскрестись до правды. Ричи наверняка подозревал, что Сьюзен — на грани суицида; должна была быть причина, по которой он так хорошо ее понимал. Рано или поздно он рассказал бы мне об этом. Напирая на его интерес к порнографии, я явно напал на ложный след.

Зенит съела вторую половину своего рогалика, ожидая ответа.

— Не знаешь, не замешан ли он как-то в игорном бизнесе или проституции? — кинул я еще один камень на пробу. — Меня интересуют любые незаконные делишки.