Я был полон решимости не заводить разговор о Сьюзен первым. Вчера, когда я, спотыкаясь, пробирался сквозь толпу, пока полицейские просеивали ее, я не заметил Ричи или Зенит среди оставшихся, и пришел к выводу, что они ретировались в числе первых.

— Кажется, я припоминаю, что видел тебя вчера вечером на вечеринке в Хартфорде, — сказал он. — Или я ошибаюсь?

— Да, я был почетным гостем Сьюзен.

— Вот как? Я не знал об этом. Я не думал, что у нее был постоянный мужчина.

— Если и так, то это был не я. Прошлой ночью я впервые оказался в доме на Дюн-роуд. — Я оглядел комнату, услышав смех и медленную музыку, льющуюся из автомата. — На самом деле я нечасто бываю в клубах, и я не думаю, что когда-либо был в таком, как этот. Учитывая завораживающие баллады мисс Брайт, шампанское, приятную прохладную атмосферу, чулки и мини-юбки официанток, я бы сказал, здесь есть необходимый уровень мастерства, чтобы привлечь клиентов и удержать их. Сьюзен часто приходила сюда?

Ричи Саттер облизал губы.

— Трагичная судьба, — задумчиво произнес он.

— Да, — согласился я.

— Она была милой девушкой, но… — Он позволил этому «но» повиснуть в воздухе, как болтающейся петле. — Но я не могу сказать, что ее самоубийство сильно удивило меня. — Его манеры начали раздражать. Он был таким скользким, что я и сам будто умылся жиром, просто сидя с этим типом за одним столом, и этой психической слизи он источал так много, что она буквально заволакивала все кругом. Кажется, брось в него горящую спичку — и та скорее погаснет, чем что-нибудь запалит. Я улыбнулся и сохранил ровный, дружелюбный тон.

— Итак, почему ты хочешь сказать, что богатая, красивая девятнадцатилетняя девка, совершающая самоубийство в свой день рождения, — не шокирующее до чертиков дело, Ричи?

У одного из его парней была прическа с шипами, делавшая его похожим на Статую Свободы; мужик скрестил руки на груди и свирепо посмотрел на меня, но зубы его босса продолжали сверкать. Саттер почти восхищал меня в каком-то непостижимом смысле.

— Я верю, что некоторым людям суждено стать жертвами, — сказал Ричи Саттер. — Рождаются ли они с таким менталитетом, или он растет в них на протяжении всей жизни, я не знаю. Они оплакивают судьбу, проклинают жизнь и жалуются на несчастья, но ничего не делают, чтобы изменить свои обстоятельства. Они отказываются даже прилагать усилия. Ныть ведь легче, чем бороться. Лучше дуться, чем драться… или работать… или всего себя посвящать какому-либо делу. Или даже рисковать. Такие часто предпочитают заниматься проституцией тем или иным способом — может быть, сексуально, может быть, духовно порабощая себя до тех пор, пока не продадут все, что у них есть, и практически ничего не останется за душой.

Зенит сказала:

— Возможно, они просто слишком напуганы.

Он выглядел будто слегка удивленным тем, что она заговорила.

— Страх — убийца души. Отчаяние — скорее цель, чем средство. Я убежден, что смерть — это конец жизни, в то время как апатия — ее противоположность. — Мне понравилась эта фраза, и я поклялся украсть ее. Он отхлебнул вина. — Какая пустая трата жизни. — Он сказал это таким тоном, будто только что обнаружил вмятину на крыле своей машины. — Думаю, она даже не осознавала, какую боль причинит всем, кто останется после нее.

— Я тоже об этом думал, — сказал я.

— Вот как?

— И еще вот о чем…

— О чем же?

— Забрала ли она весь тот пакетик кокаина, который ты ей всучил, с собой в окошко? Толкачество — вот что реально пустая трата жизни, не так ли, Ричи?

Это был слабый стимул, но он сработал. На мгновение улыбка дрогнула, но нужно было внимательно наблюдать, чтобы уловить это. Шипастый парень, этот недоделанный Ирокез, издал какой-то хрюкающий звук и сделал шаг вперед — тактика, согласно которой я должен был весь съежиться. Я оглядел приборы на столе, уставился на скрещенные нож с вилкой. Моя левая рука — довольно прыткая бестия, и я легко мог добраться до этих вот острых штучек. Интересно, чем стоило воспользоваться в первую очередь.

Я посмотрел на его шипастую физиономию и сказал:

— Разве мама никогда не говорила тебе, что стероиды уменьшают половые железы?

Ирокез явно разозлился, но перестал таращиться на меня. Зенит, сцепив зубы, издала приглушенный стон. Ричи Саттер еще разок продемонстрировал мне свои белые зубы.

— Уже довольно поздно, и мне нужно заняться кое-какими делами, — сказал он. — Спокойной ночи, мистер Фоллоуз. Было довольно интересно поговорить с вами.

Зенит проскользнула мне за спину, схватила за локоть и быстро потащила к входным дверям.

— Умно, — пробормотала она, — очень умно. Ты от природы такой агрессивный или тебе просто по душе резкие сюжетные повороты?

— Ты же не намекаешь, что твой друг Ричи мог нанести вред моему благополучию, не так ли? — простодушно поинтересовался я.

Снаружи накрапывал мелкий дождик. Я прислонился к своему «Мустангу», вдыхая прохладный свежий воздух. Поднялся ветер, зловеще завывая и качая верхушки деревьев. Коричневые и красные листья кружились над парковкой, застревая в канализационных решетках. Дождь с ревом обрушился на мою мигрень, захлестал по крышам, густо заливая весь пролив Лонг-Айленд. Я постоял с минуту, чувствуя прилив жизненных сил от ледяных струй на лице. Туманный свет луны просачивался сквозь облака, и на миг мне показалось, что я вижу ночную радугу[7]. По спине пробежали мурашки — будто на меня смотрели глаза мертвых детей.

Пронзительный мощный ветер с проливным дождем все никак не давали мне уснуть. Вязы, растущие вдоль дома, царапались ветвями об окна, и Ахиллес скулил всякий раз, когда грохотал особенно звучный раскат грома. Наконец усталость настигла меня, груз событий последних трех дней обрушился сверху, подобно стене, и я провалился в сон без сновидений.

Я был в отключке тринадцать часов и проснулся с тяжестью на душе и с болью в мышцах, для снятия которой потребовалась пятимильная пробежка под дождем.

Моя спина кровоточила.

Когда я вернулся домой, Кэрри уже ждала меня на пороге, хлопая газетой, взятой из моего почтового ящика, по ноге; ее волосы казались влажными, безжизненными, торчали во все стороны, завиваясь на самых концах, как бывает в такие промозглые дни, как этот. Ее дыхание поднимало в воздух маленькие облачка пара, и, казалось, ей было так скучно, что она более не могла ясно видеть. Я был потрясен, обнаружив, что она поджидает меня здесь. Я знал, что она была лучшей подругой Линды.

Кэрри время от времени встречалась с Джеком с тех пор, как мы учились в старшей школе, но до прошлого года я никогда не считал ее своей подругой. На прошлое Рождество они с Джеком пригласили меня на ужин, и через десять минут после моего приезда Джек получил известие, что его напарник был ранен, после того как грабитель выпустил в него несколько пуль. С мрачной улыбкой Джек вручил мне подарок, изрек: «Счастливого Рождества» — и ушел, ни капельки не растеряв своего абсолютного спокойствия.

И вот что в итоге случилось: мы с Кэрри каким-то чудом завязали сносный разговор и вскоре, забившись в уголок дивана, стали целоваться. В какой-то момент та расплакалась, признавшись, как ей было бы страшно выйти замуж за полицейского; менее чем через час она проклинала Джека, задаваясь вопросом, предложит ли этот ублюдок хоть когда-нибудь узаконить их отношения. Мы выпили слишком много и добрались до кровати, а в полночь, когда мы лежали друг на друге, она заставила меня открыть мой подарок; это была книга о пятнадцати наиболее эффективных способах убить кого-либо.

— О боже, от тебя воняет так же сильно, как от вареной капусты, — сказала она.

— И тебе тоже прекрасного доброго утра.

Я отпер свою дверь, и собаки бросились на нее, виляя хвостами, вывалив языки.

— Убери от меня этих тварей! — скривилась она.

Я оттащил чихающего Ахиллеса и Улисса в сторонку, но они отказались уходить далеко и некоторое время еще кружили у ее ног, прежде чем улечься, довольно фыркая. Я завел ее в дом — собаки протрусили следом — и пошел искать полотенца для нас обоих.