— И что ты предлагаешь?

— А что тут предлагать? Сам подумай: в каждом альбоме пара синглов — приличные, остальные — балласт. Ну, так ведь? — обратилась я за подтверждением к продавцу.

— Как сказать…

— Да прямо скажите: весь альбом без передыху будут слушать разве что супер-поклонники. А остальным что интересно?

Кассетщик на секунду задумался.

— «Ю ма хо, ю ма со»* и вторая, «Ю кан вин, иф ю вонт». А прочие…

*Это «You’re My Heart, You’re My Soul»

и «You Can Win If You Want»

— А прочие — наполнитель, чтобы хиты в коробке не брякали. Может, сборную солянку? Всяких исполнителей только самое супер-пуперское, а?

— Хм… Могу предложить…

Дальше мы слушали и соглашались. Или отказывались. В основном этим Вова занимался, я так, потихоньку сбоку реплики подкидывала. Составили сборник на целую кассету.

— Странно мне, — высказалась я на улице, — обычный вроде бы советский продавец, а столько времени на нас тратит.

— Любимая, — усмехнулся Вовка, — а ты не заметила, что копии кассет, составленных по нашим заявкам, у него на самых видных местах сто я т?

— Ну, нет, конечно! Я же Зоркий Сокол, внимательность — моё второе имя*.

*Да, это сарказм.

— Так вот, они-таки стоят.

— Пользуются, значит, популярностью?

— Естессно! Дядя имеет свой процент. Зарабатывает. Ещё бы ему с нами не разговаривать!

ПРО ИЗМЕНЕНИЯ

Мне казалось, что после нашего непосредственного знакомства с конторой глубокого бурения*, ритм и течение нашей жизни как-то изменятся, но нет. Товарищ майор (я не знаю, на самом деле, какое там у него было звание, но мы с Вовой привыкли называть его между собой именно так, и он ни разу не возразил) приезжал с непонятной периодичностью, никогда не предупреждая, но всегда точно зная, что мы дома. Ну, это-то как раз неудивительно.

*Это такая шутка юмора про КГБ.

В остальном мы продолжали жить как жили: книжки, смешная учёба, музыкалка, сельское хозяйство. Мы не стали местными Джеймсами Бондами, и наша родня совсем не подозревала, что новый «корреспондент» вовсе и не корреспондент даже. Кроме того, Сергей Сергеич периодически приносил номера́ внутреннего издания какого-то НИИ (подозреваю, что напечатанные в единичном экземпляре специально для нас). Бабушка эти листки ни в какое сравнение с «Восточкой» не ставила. Ну, в самом деле: или газета областного уровня — или какая-то фитюлька институтская. Журналиста, однако же, встречала вежливо, даже поила чаем с пирогами. Тот не отказывался. Не знаю уж, наверное, из шпионских соображений.

Тащ майор приезжал, задавал вопросы, из которых следовало, что и сейчас они нас слушают, и старый архив тоже перечитывают. Некоторых словов не понимают. А хотят понимать. Закономерно.

Идёт ли это куда-то или ложится в архивах Иркутского отделения мёртвым грузом, я понятия не имела — не скажут ведь всё равно, даже если спросить. Да и не хотела я, честно говоря, спрашивать. Подзадолбала меня эта конспирация, хотелось уже просто жить и чего-нибудь новенького. Вот, например, из общественно-полезного — брошюры про морковку и свёклу. Урожай тоже ничего себе был, и фоток нам Пал Евгеньич понаделал. Пишем!

А ещё пришла открытка про прибавление в Ставропольском семействе Вороновых. Не обмануло УЗИ (которое все упрямо называли телевизором) — пацан! Я за Олега Петровича, если честно, радовалась, Вовка — ещё больше. Собирали тут, как положено, всякие подарочки младенцу — крошечные умилительные ползунки и рубашечки (хозрасчётный цех местной фабрики очень симпатичные начал выпускать). Рашидка в порядке эксперимента сшил из оставшихся шкурок меховой конверт для зимних гуляний (это такая младенческая штука типа спального мешка с капюшоном, для максимальной пользы свежего воздуха).

Такие вот радостные хлопоты.

ПРО ПОДАРКИ

В ноябре у моего папы день рождения. Седьмого — я говорила, кажется? Тоже удобно, всегда выходной.

И в этот раз я решила закрыть последний, тысызыть, гештальт. Возможно, вы будете смеяться или скажете, что вам эта тема уже надоела. Но. Человек к хорошему привыкает быстро, особенно к удобствам быта. И мне хотелось, чтобы моим родным жилось легче и веселее, в полном соответствии со словами товарища Сталина. А у папы Санька маленький, а скоро второй пацан родится. Два шкета в доме! И поэтому к тридцатидвухлетию — та-дам! — я купила ему автоматическую стиральную машинку. Конечно же «Вятку», потому как ни о какой конкуренции и разнообразии ассортимента речи даже близко не шло. СССР выпускал ровно один вид автоматов — спасибо, что он вообще был!

Папа подгон всё равно оценил и радовался, как он это умеет — громко и с юмором.

На день рождения я в этот раз выбралась — с Вовой, конечно же, иначе как. Наелись праздничной вкуснятины, посидели в тёплой компании — тут тоже очень много пели, дядя Коля всегда приходил с гитарой, такие хоры составлялись, закачаешься.

Я довольная ехала домой, как слон.

ПРО ВЫБОР

К слову, ситуация со скудостью выбора проявлялась в подавляющем большинстве областей народного, тысызыть, потребления. Возможно, не во всех регионах это чувствовалось одинаково остро, но в Иркутске — стопроцентно.

Скажем, конфеты. Приходишь в магазин. Есть конфеты — ура! Два вида конфет? Офиге-е-еть!

Или бегут:

— В промтоварный обои завезли!

Это значит, завезли какие-то одни обои. И люди мчатся наперегонки, успевают хватать, что есть. А вот если вдруг: «Привезли четыре вида обоев!!!» — это просто ни хрена себе! При этом всё разнообразие может заключаться в том, что в одном и том же рисунке менялся цвет фона: букетики на жёлтом, розовом, сиреневом или голубом поле. Поражающий воображение ассортимент, мдэ…

Или, к примеру, ближе к нам — курица. Куры были потрошёные (особый шик) и непотрошёные. Непотрошёные для меня в виде продукта представлялись хтоническим ужасом. Это зачем такое людям предлагать? Хорошо хоть, в Иркутске отошли от традиции продавать кур неощипанными, мама дорогая… При этом, несмотря на присутствие в окрестностях города нескольких птицефабрик, кур мы видели только Ангарских: леггорновских петушков астенического сложения (этих ещё можно было жарить) и видавших виды жилистых несушек (эти только для бульона). Видимо, детища остальных птицефабрик распределялись по другим населённым пунктам.

В этот последний пункт Вова вознамерился решительно вклиниться — и не просто сырой птицей, а копчёной курочкой. Коптиленку за лето он расширил, заявив, что десяток-другой тушек между делом обработать — дело нехитрое, а ценник сразу почти в два раза выше. Плюс, по спартанским советским меркам восьмидесятых, это невиданный деликатес. Предлагал такую курицу Вова поначалу только знакомым, а потом как по сарафанному радио разошлось… Теперь на копчёную курицу у нас бывают даже записи и коллективные заявки.

Всем своим клиентам Вова обещал, что в ноябре, когда начнётся забой свинины, будут также всякие копчёные грудинки, рёбрышки и прочие свинские запчасти. Без талонов! Уже одной этой волшебной фразы было достаточно, чтобы образовалась очередь, вчера буквально хвастался мне новым списком.

В октябре мы благополучно пережили вторую волну кроличьего забоя (там ничего примечательного не было, даже и писать особо не о чем). Шкурки продали по государственной цене в три пятьдесят, мясо разошлось по наработанным уже точкам.

ИЗ БЫТОВОГО или ТЕХНИКА — МОЛОДЁЖИ!

В свете возросшего спроса на копчёную птицу встал ребром вопрос подручной техники. А ведь она была! Почти в том виде, что нам был нужен.

А конкретно вон та техника, которая даром сто и т и год уже никак не используется. «Сибирь».

«Сибирь» была бабушкина. Это уже было здорово, потому что мама, несмотря даже на наличие в активе двух автоматических стиральных машин, сразу бы в обморок упала от наших технических идей. А бабушка, я говорила, как-то попала с нами в один активный поток и идею переделать старую машинку восприняла даже с любопытством.